– Как только выйдем из-за поворота, нам в бок граната полетит, – ворчал Василий Иванович. – И куда стрелять, в темноту?
– Идите вперед, по движущейся цели он точно не попадет. – Колька уже торопливо вытаскивал из вещмешка запасную теплую ушанку. – Я собаку возьму, чтобы мины чуяла, и прикрою вас! С тыла зайду и пристрелю его! – Он уже с «ППШ» на плече поднимался к башне наверх. – Дядь Вася, вперед давай полный газ, он и не заметит, как я сигану вниз. Пускай думает, что мы испугались и уехали.
Башнер вопросительно взглянул на ротного, и Соколов в знак согласия кивнул. Замаскированного стрелка в поле они могут долго обкладывать снарядами без всякого успеха, танковая пушка не для снайперской стрельбы, а для крупных и мощных целей. Если не поторопиться, то немецкий пехотинец расстреляет гранатами ничего не подозревающую автоколонну.
– Хорошо, сейчас тронемся и после того, как танк войдет в поворот, пойдем метров сто ближе к кювету. Среднюю скорость держите, Василий Иванович, без остановок, чтобы Николай успел спрыгнуть.
– В поле не сигай, там мины! Рядом в рытвину прыгай, – поучал Логунов пасынка, выводя танк по направлению к дороге. – И потом за собакой ползи, понял? Смотри не задирай голову, метров на пятьдесят по полю в глубину уйди и прицел выстави. Не суетись, мы колонну остановим и обратно. Если не получится стрелка снять, не геройствуй тут. В снег заройся, жди, как вернемся, так выкурим его.
Колька кивал в ответ, хоть и был тон у Логунова назидательным, парень понимал, что тот всем сердцем переживает за приемного сына и не хочет отпускать его на рисковую вылазку. Раньше он огрызался на его вечные замечания и поучения, только на войне понял, что так дядя Вася выражает свою заботу о нем. В отеческом тревожном ворчании.
«Тридцатьчетверка», поднимая снежные вихри вокруг гусеницы, вылетела из-за поворота, не притормаживая, проскользнула по краю дороги, на секунду замедлила движение и пошла дальше ровным ходом по темной дороге. За ту неприметную заминку Колька успел спрыгнуть с танка и рухнуть в примятый снег борозды вдоль дороги. За ним безмолвно прыгнула собака.
– Норка, лежать, лежать. Ползи! – прошептал Коля, и понятливое животное задвигало лапами, поползло на брюхе в глубину заснеженной окраины. – Мины, ищи, Норка, ищи.
Нос у животного задвигался, она с сосредоточенным любопытством принялась крутить мордой, тыкаясь в снежную шубу вокруг. Залп! Граната просвистела над дорогой вслед уезжающей машине и грохнула огненным шаром, осветив на секунду черную корму. Колька, воспользовавшись тем, что стрелок попытался снова открыть огонь по огромной цели, приподнял голову и проследил траекторию.
– Туда, Норка, туда ползи.
Собака проследила взглядом направление, куда ткнул пальцем Бочкин, и активно задвигала лапами. Следом за ней запетлял Николай, старательно вжимая в снег голову и бедра. Метр за метром они обогнули по широкой дуге точку, откуда летели гранаты, и теперь оказались за спиной у немца. Теперь стало видно, что тот укрылся за самодельной стеной из снега, словно в снежной крепости, и теперь крутил головой, высматривая, когда русский танк вернется обратно. Коля был уже на расстоянии пяти метров, когда немец, вдруг заслышав скрип снега за спиной, стремительно обернулся. Бочкин наставил на черный силуэт «ППШ» и нажал на спусковой крючок, но вместо выстрелов раздались лишь сухие щелчки. Оружие было разряжено, он израсходовал весь барабанный магазин из семидесяти одного патрона на немецкий бронетранспортер, спасая Тасю, и совсем позабыл зарядить новые пули.
Немец, поняв, что Колька безоружен, выпрямился в полный рост. Теперь под лунным светом без тени укрытия стало хорошо видно его лицо и форму. Немецкий офицер с витыми погонами на теплой шинели ухмыльнулся и выставил вперед руку с пистолетом. Выстрел! Колька крутанулся изо всех сил прямо фашисту под ноги, выкинув вперед тяжелый приклад пистолета-пулемета. Пуля из маузера прошла мимо, чиркнув где-то над плечом. От удара офицер завыл и рухнул всем весом тяжелого длинного тела прямо на парня. Перед глазами у Коли мелькнуло оскаленное лицо, искаженное ненавистью. Немец откинул голову и потом резко с размаху ударил лбом в нос танкисту. От боли из глаз у Кольки посыпались искры. Он, позабыв об осторожности, о советах Логунова и о минах вокруг, с рычанием вскинулся, крутанулся так, что фашист оказался под ним, и со всей силы врезал кулаком в перекошенную ненавистную рожу. Удар, еще удар! На, получай! Офицер вывернулся и, спасаясь от кулаков Бочкина, тяжело дыша и нелепо загребая длинными руками, пополз к длинной винтовке с насадкой для стрельбы гранатами.
– Стой, урод, я не закончил с тобой!
Бочкин был вне себя от ярости. Для него немецкий офицер был воплощением всей армии вермахта, такой же упрямой, кровожадной, готовой вести бессмысленную войну, даже понимая, что шансов на победу нет. Николай прыгнул и рухнул на противника, ударил его коленом в пах, а прикладом по лицу, так что брызги крови разлетелись во все стороны. Немец заскулил от боли и заюлил всем телом, снова пытаясь вырваться. Но Николай опять ударил прямо в кровавое месиво, в которое превратилось лицо фашиста.
– Я тебе устрою, покажу тебе, как русские дерутся! – орал он в гневе, нанося все новые и новые удары.
Мелькнула длинная рука, немецкий офицер торжествующе вскинул руку с гранатой, где уже не было спусковой скобы. Но Колька отскочил в сторону, пинком выбил гранату из ослабевших пальцев, так что она пролетела в сторону и грохнула там огненным фонтаном. Не помня себя, Бочкин резким движением схватил гранатомет, что валялся в стороне, отброшенный ими во время драки. Навел заряженное новым снарядом тяжелое оружие на черную фигуру перед собой и нажал на спуск.
– Получай!
От выстрела немец с истошным криком выгнулся дугой, и тут же граната будто вспухла, образовав черное облачко с красными кусками плоти. Половину тела немецкого офицера разор– вало на части. Бочкин, спасаясь от вспышки и летящих осколков, рухнул в ближайший сугроб, прикрыв собой Норку. По спине прошелся будто дождь из горячих капель, гранатные осколки впивались в толстую прокладку куртки, превращая ее в изрезанные лохмотья. Когда с тихим шуршанием смертоносный ливень опал в снег, Бочкин повернулся к своему врагу. Немец лежал лицом вверх, вместо нижней части тела у него осталась жуткая кровавая каша из костей и ошметков тела. Колька сплюнул в его сторону:
– Успокоился! А то устроил тут!
Он потрепал Норку между ушей, та лизнула в ответ горячим языком. Бочкин с трудом встал:
– Ну что, выбираться надо. Давай веди к дороге, туда, ну давай. Мины, где мины, показывай путь!
Парень покрутил «Шиссбехер», перебрал кучку с гранатами, лежащую рядом с огневой позицией немца. Выбрал наугад гранату, пристроил в казеннике и выстрелил. Граната оказалась световой – небо прочертила яркая белая дуга и рассыпалась искристой точкой. Сигнал о том, что путь свободен, подан. В ответ через несколько секунд черноту ночи прочертил сигнал из ракетницы, поданный с танка. Идем обратно!
Бочкин пошел к дороге, щурясь, высматривая через слипшиеся от крови ресницы следы собаки. Норка погавкивала ему издалека, уверенно направляясь к краю поля.
Темноту на дороге пробили яркие фары, собака метнулась в испуге от несущейся машин Бочкин на краю шоссе вскинул руку и закричал сердито что было силы:
– Эй, это свои! Свои, собаку не заденьте!
Перед ним один за другим останавливались «Т-34» и грузовики с бойцами. Из люка показался Логунов. При виде окровавленного, растрепанного Кольки внутри у него все оборвалось, он хотел было упрекнуть парня, ведь просил же поберечься, но Логунов сдержал себя и уточнил:
– Как задание, ефрейтор Бочкин?
– Огневая точка ликвидирована, стрелок уничтожен, товарищ командир, – хрипло отрапортовал Николай.
Из кабины машины свесилась грузная фигура и хрипло спросила:
– Эй, парень, это ты тут стрельбу в поле устроил? Немцы все разбежались, можно ехать?
– Так точно, – Николай нахмурился, не понимая, подшучивает над ним шофер или нет.
Но водитель вдруг протянул чистую тряпицу и фляжку:
– Оботрись-ка, лицо все в крови. Держи, держи.
Бочкин промокнул лицо влажной тканью и зашипел от боли, нос наливался пульсирующими болезненными ощущениями. Азарт постепенно пропал, и он почувствовал, как горит огнем опаленная от взрыва гранаты кожа на лице, жгут мелкие ссадины на лице и кулаках, а спину холодит из-за прорех в ватной куртке. Шофер серьезно заметил:
– Знатно тебя потрепали, парень, будто медведи драли.
Василий Иванович уже спускался вниз с брони, крепко прихватил Кольку огромной ладонью за лицо и осторожно пальцами второй рукой проверил движение переносицы:
– Нормально, нос не сломан, до свадьбы заживет.
– Невеста-то есть, герой? – снова выкрикнул словоохотливый водитель.
– Есть, Лиза, в консерватории учится, – ну не получалось у парня удержаться от прямодушной похвальбы. Тем более любимая девушка была красавицей и талантливой певицей, студенткой консерватории.
Водитель и правда присвистнул от восхищения – молодец парнишка, и воевать умеет, и за девушками ухаживать.
– Хватит болтать, – прервал их разговор Василий Иванович. – Времени мало, помоги мне, Коля, перекинуть чемодан с документами.
Командир танковой роты Соколов стоял с большим грузом в руках. Он тоже с тревогой смотрел на окровавленного Колю, но промолчал, не время причитать из-за ран. Идет война, и каждый из них не один раз получал ранение, ожоги или ссадины после стычек с врагом. Командир проследил, как Логунов с Бочкиным пристроили ценный чемодан в кабине грузовика, и предупредил:
– Чемодан лично в руки Лаврову. И еще перед лесом ящики перекинем в кузов вашей машины. Место найдется? Трофеи от немцев.
– Есть, товарищ лейтенант. – Водитель кивнул на столб из черного, все еще полыхающего марева от пушки. – Это чего так жахнуло? Мы уж думали – все, немцы нас подкараулили или с «Юнкерса» фугас прилетел.