Нетерпеливый радист-пулеметчик спрыгнул с брони и бросился бежать со всех ног впереди танковой колонны. Когда грохочет пулеметная лента, внутри за толстым листом брони немцы не слышат гула приближающихся «Т-34». И не надо, чтобы слышали. Если у них остались снаряды и работает пушка, то противник может открыть огонь на этом крохотном пятачке. Придется потратить время, чтобы ликвидировать танк, а его катастрофически мало. Совершив перебежку, он оказался возле брони танка. Огромный вблизи, тот внушал страх своими шипованными швами, исполинскими размерами и мощнейшей пушкой калибра восемьдесят восемь миллиметров, позаимствованной конструкторами у зенитки «ахт-ахт». Но сейчас об устрашающем виде бронированного гиганта Омаев не думал, невесомой птицей он взлетел на борт и промчался к носу «Панцера». У «тигра» несколько люков – в башне, над пулеметчиком, над водителем, чтобы каждый мог спастись из горящей машины. Но сегодня все будет наоборот, люки принесут им гибель! Руслан дернул тяжелую круглую крышку на командирской башне – закрыта, сделал шаг в сторону и со всей силы рванул квадратную крышку люка для заряжающего. Та поддалась и распахнулась, словно пасть зверя. Держи! Он поочередно дернул кольца их двух «лимонок» и отправил их в темноту к удивленным танкистам. Гранаты ярко вспыхнули, заливая смертельными осколками пространство внутри «тигра». Раздались крики, а потом наступила тишина… Руслан замер на несколько секунд, прислушиваясь, остался ли кто в живых. Распахнул люк, внизу застонал раненый танкист, что-то бормоча на немецком.
– Я не зверь, как вы, мучить не буду, – сплюнул в темноту парень и дал короткую очередь и «ППШ». Стоны затихли, он спрыгнул с высокого борта вниз, почти под нос остановившемуся командирскому «Т-34».
– Все в порядке, Руслан? Ликвидировал стрелка? – Соколов спрашивал, не отрывая глаз от бинокля.
– Так точно, товарищ командир, угостил гранатами, так что зубы им вышибло.
Но Соколов на его задорную фразу не отреагировал. От увиденного внизу старший лейтенант почувствовал горькую досаду. По всей длине холма спускались вытянутые сарайчики, от которых остались руины еще во время стремительного наступления армии Гитлера в сорок первом. Это были то ли зернохранилища, то ли постройки для хозяйственных нужд, по черным обгорелым остовам уже трудно было определить, для чего их использовали. Так же как и мельница у подошвы холма по правому флангу, все колхозные сооружения превратились в обугленные деревянные остовы. Внизу узкой полосой окопалась пехота, прямо перед короткой траншеей, что была раньше силосной ямой. Но двойная преграда не спасала. На поле, будто стая воронья, кружили, смыкая полукруг все сильнее, немецкие бронемашины. Тяжелая техника досталась батальону Лаврова, а здесь немцы оставили для обороны более легкую технику: броневики, «Ханомаги», «Панцеры» «тройки» и «четверки». Только досаду лейтенанта вызвали не они, а советские «Т-34», что маневрировали перед окопами. Десяток танков отчаянно бросался в бой, делая редкие выстрелы, и снова отступал к кромке леса слева. Фашисты откатывались назад, пехота пыталась подняться в атаку, но тут же два десятка танков и броневиков начинали переть на окопы, поливая позицию огнем из пушек.
Почему рота бросается в опасную лобовую атаку, а не бьет с безопасной позиции по целям противника? Ведь удалось ей подбить шесть машин, это не мощные «тигры», да пускай даже были бы они. У танковой роты отличная линия атаки с правого фланга, а она кидается под вражеские пушки на открытом участке шириной чуть больше километра. Не выдержал даже Успенский и выкрикнул, забыв, что машины внизу его не слышат:
– Да что же вы творите, ребятки! Куда в лобовую, куда вы лезете прямо под снаряды?!
Соколов выкрикнул в эфир первое, что пришло в голову. Позывных подразделения он не знал, номер на танках было не разглядеть из-за дыма, застилающего все пространство под холмом:
– Мельница, эй, танки на мельнице! Это Соколов, командир штурмового отряда. Мы на холме, над вами. Сейчас начнем обстрел, отдай приказ всем залечь в укрытие. Уводи своих из сектора обстрела. Слышите меня? Прием!
– Это мельница, это мельница! Вас понял! Прием! – Через помехи Алексей услыхал испуг в интонациях командира, судя по высокому голосу, он был совсем мальчишкой. – У нас боезапаса почти не осталось, все расстреляли!
– Уходите на исходную! Не мешайтесь!
– Выполняю!
Танки начали уходить к своей позиции на правом фланге, освобождая обзор. Соколов поморщился, слишком далеко они встали на высоте, спуск пологий, но из-за разницы высот расстояние увеличивается. На излете снаряды будут терять свою силу. Надо спускаться ниже, прячась за остатками строений. Он прижал бинокль к глазам, чтобы прикинуть, куда будет отступать противник. Но чуть не застонал: по шоссе в их сторону перло на всех скоростях немецкое подкрепление – тяжелые «тигры», больше десятка машин, пока еще казавшихся вдалеке крошечными. Они проберутся через лесок и усилят атаку легкой техники. У танкового подразделения внизу снарядов почти не осталось. Да и молодому командиру явно не хватает опыта – израсходовал весь боезапас, не уничтожив и половину сил противника, а теперь от безысходности кидается на верную смерть.
Вдруг внизу в густом дыму по левому флангу возникла вспышка. Снаряд впился в бок несущемуся на окоп «Ханомагу». Самоходка! «СУ-76» на гусеничной платформе выскочила из-за дымовой стены и выстрелила снова – мощный снаряд разбил гусеницу в задней части наступающей PZW II, да так, что тяжелую машину крутануло со всей силы, дуло выписало полукруг и уткнулось в борт соседнего танка. Пехота тотчас поддержала атаку, заухал из окопа миномет, пулеметные точки принялись поливать свинцовым дождем периметр за силосной траншеей. Немецкие танки попятились.
– Мельница, у вас там самоходка бьет слева? Прием!
– Да, ее в дыму из-за горящих танков не видно.
«Какой молодец командир “сушки”, – похвалил Соколов про себя неизвестного танкиста. – Все делает грамотно, уходит под дымовую завесу, сделав выстрел, и с другой стороны выныривает, чтобы не угадали немцы, где его встречать ответным огнем. Сразу и не поймешь, что сражается единственная машина». Ему вдруг в голову пришло решение, что устраивать почти в лоб перестрелку над головой пехоты не самый лучший вариант тактики. У него всего семь машин, роту без запаса снарядов можно не учитывать. Пехота и самоходка держат оборону, но сколько они уже отстреливаются, не начиная контратаку. Немцы поняли, что силы Красной армии на исходе, поэтому так нагло и предпринимают одну попытку за другой атаковать противника и уходят назад при малейшем усилении сопротивления. Изматывающая тактика, которая заставляет красноармейцев тратить драгоценные патроны, расходовать силы, а в это время к немцам спешит мощная поддержка. И тогда ослабевших пехотинцев и танкистов можно будет взять голыми руками. Пускай немцы думают, что и с советской стороны пришло подкрепление. Десятки танков, а не семь. Надо разделиться и поддержать те позиции, что уже есть, ведя огонь с закрытых позиций. Усиленная стрельба создаст впечатление, что периметр поля окружают и немецкое соединение оказывается в огненной ловушке. Пока его рота будет передислоцироваться, разбиваясь на боевые группы с отдельными направлениями, он со взводом Успенского отвлечет на себя внимание атакующего противника.
– Слушай мою команду! Рыжиков, уходите на крайнюю позицию по левому флангу за мельницу. Вместе с самоходкой продолжаете держать оборону под прикрытием дымовой завесы. Усильте дым, дымовые гранаты на бортах есть?
– Так точно, товарищ командир, есть. Приказ принял, выполняю.
Три танка развернулись и запетляли между деревьями, чтобы незаметно для противника спуститься вниз. Местность с перепадами высот, пыль и дым от боя прикроют их маневр. А для немцев будет неожиданностью, когда силы одинокой «СУ-76» поддержит меткий танковый обстрел.
– Логунов со своим взводом совершает такой же маневр по правому флангу. С крайней позиции не выходите в лобовую в поле, там «тигры» идут с шоссе через лес. Немцы не должны вас увидеть раньше времени, сидите на опушке и прикрывайте роту без боеприпасов.
– Есть, товарищ командир! – прогудел родной надежный бас.
– Василий Иванович, – это уже Соколов говорил не в эфир, не для всех. Только своему экипажу, – ты прикрой там этих зеленых парней, совсем командир растерян. Я пересяду к Успенскому в машину, чтобы с высоты видеть периметр. Отсюда все как на ладони.
– И вы тоже у немцев как на ладони, осторожней, Алексей Иванович, – мягко попросил снизу Бабенко, который напряженно вглядывался вниз.
Там на поле начиналась новая атака. Первой линии танков удалось подобраться совсем близко, две машины уже начали обход траншеи. Пехотинцы отчаянно сопротивлялись, закидывая под днище бутылки с зажигательной смесью. Взрыв! Гусеницы «Панцера» беспомощно заскребли снег, перемешанный с мокрой землей, танк дергался, вибрировал, но не мог больше тронуться с места, заливая все под собой горящим топливом. Граната! Еще одна! Какой-то смельчак кубарем влетел в просвет между гусениц, швырнул связку гранат и прыгнул в силосную траншею, полную грязи и снежной сырости. Взрыв гранат вырвал траки, обуглил днище. Немецкий экипаж в черных куртках в ужасе бросился спасаться через люк, но стрелки встретили их градом из пуль. Изрешеченные пулями тела рухнули следом за красноармейцем в траншею.
Соколов торопливо выпрыгнул из танка с номером 018 и побежал к танку, где башнером был Успенский. С трудом протиснувшись в башню, он оказался за спиной наводчика. Пускай он мешал сейчас башнеру крутить рукоятки орудия, но по-другому никак. Командиру нужен обзор всего поля боя через перископ командирской башни. В их родном Зверобое он привык, что башня, выпущенная на Уральском танковом заводе, чуть больше по размеру, чтобы у ротного тоже было место. Но Зверобой сейчас спал в глубокой берлоге посреди белорусского леса, терпеливо дожидаясь, когда за ним вернется его боевой экипаж. Да даже в его модифицированной башне было тесно, поэтому на марше или если позволяла боевая обстановка, Алексей присаживался на обод входа, прикрываясь от случайной пули поднятым люком.