деревьев, если покажется колонна советских пехотинцев или техники.
– Извините, товарищ лейтенант, – из раздумий Соколова вывел голос низкорослого крепкого мужчины с выбритым черепом.
Алексей вгляделся в лицо, сумерки уже сгустились над лесной проплешиной, где расположились на ночлег танкисты, и он не мог рассмотреть черты лица говорившего, но узнал по голосу – командир второй танковой роты, старший лейтенант Васеев. Тот шагнул ближе:
– Алексей, мне полковник сказал, что вы на задание уходите в ночной рейд. Я хотел попросить вас по дороге обратить внимание на то, нет ли где-нибудь на обочине наших ребят. Экипаж Христо – 031, и 003 Королева.
– А что случилось?
– Отправили раненых на грузовиках, груз для госпиталя, санитарный автомобиль. Колонна в пять единиц. Для охраны я поставил экипажи Христо и Королева. И они на связь перестали выходить, молчат в эфире.
– Давно? Там был автомобиль с лекарствами для Озаричей?
– Так точно, товарищ старший лейтенант. Да час назад вышли, через полчаса доложили, что еще десять километров ехать по прямой, перед тем как уйти с головного шоссе к реке в сторону моста. Теперь молчат. Я в штаб сообщил, пообещали отправить по их маршруту группу на мотоциклах.
В голове у Соколова вдруг мелькнула мысль: подчиненные немецкого генерала отчаянно пробирались к лекарствам, а теперь тот же санитарный автомобиль пропал в дороге. И не один, под охраной советских танков. Что, если немецкие танкисты решили похитить всю партию и напали на санитарную колонну? Надо пройти по их маршруту, убедиться, что с ранеными и ценным грузом все в порядке.
– Так, лейтенант, я сейчас выдвигаюсь по шоссе на юг, до моста проверю, куда они делись, и доложу о результатах.
– Надеюсь, просто в темноте с дороги сбились, – в голосе Васеева звучала надежда.
Соколов свернул карту, сунул ее в офицерский планшет и забрался на танк, не опускаясь в люк, отдал приказ экипажу, что ждал его на своих местах:
– Вперед, к шоссе, идем по южному направлению.
Двигатель заурчал, танк мягко вздрогнул и пошел по краю поляны к просвету между деревьев, где колея вела до асфальтовой дороги. Лейтенант Соколов всматривался в черноту, что окутала все вокруг: километры дорог, белые лоскуты полей, черное лесное море. Где в этом пространстве исчезли бравые танкисты из его роты? И не одни, а вместе с продуктами, лекарствами, теплыми вещами для карантинного лагеря рядом с Озаричами и тремя грузовиками с ранеными бойцами.
Полковник Боденштайн в брезгливом ужасе скорчился на заднем сиденье автомобиля. Бронированная машина стояла под сводом из перекрученных ветвей двух старых берез, три Panzerkampfwagen VI замерли неподалеку. Водитель машины, экипажи ждали его приказа, куда двигаться дальше. А он трясся от ужаса и от омерзения, скрутившись на заднем сиденье автомобиля в комок. Шинель, его китель и брюки валялись в другом углу салона. Рядом с одеждой ползло насекомое, которое вызвало у Боденштайна приступ безумной паники. Вошь. Мерзкая, крошечная и невероятно опасная, переносчик сыпного тифа. Это он знал точно, что из-за этих насекомых начинается жуткая инфекция, от которой потом больной погибает в мучительном бреду, весь в пятнах сыпи. Он тысячи раз видел, как за проволокой лагеря смерти инфицированные узники корчились в предсмертных судорогах. С брезгливой яростью организатор лагеря смерти запрещал солдатам снимать с трупов украшения или одежду, чтобы они не подцепили болезнь и не заразили его. Да он и сам во время инспектирования никогда не приближался к территории на болотах, так боялся заразиться. Даже с охраной во время своих визитов в лагерь всегда разговаривал на расстоянии в десятки метров. Хотя задумка его удалась, но радость всегда омрачалась боязнью самому подхватить болезнь. Слишком ужасны симптомы и унизительна смерть. Впервые столкнувшись с эпидемией тифа, когда целые деревни охватывала, как огнем, тяжелая болезнь, а следом заболевали солдаты и офицеры, полковник Боденштайн задумался о том, что советскую страну можно уничтожить без выстрелов, просто распространяя среди населения заразу. А для этого надо всего лишь силком поселить на небольшой территории больных и здоровых и не давать им воды. Не пройдет и месяца, как живучие жадные насекомые разнесут болезнь по человеческим телам. После одобрения его предложения в центральном штабе его замысел реализовался практически идеально в специальном лагере. Туда по приказу полковника специально свозили со всего Полесья и Гомельщины больных детей и женщин с признаками сыпного тифа. Результат не заставил себя ждать – за месяц в лагере умерло от сыпного тифа больше половины узников, а остальные влачили жалкое существование лишь каким-то чудом. Как же было жаль оставлять этих живых мертвецов, доказательство гениальности его замысла, наступающей Красной армии.
А теперь его триумф, его прекрасная задумка вдруг обернулась против самого изобретателя. Вши, эти спутники грязных русских животных, которые, по мнению Боденштайна, не знали, что такое мыло, обнаружились на его одежде.
В панике он стащил с себя всю одежду до нательной рубахи и кальсон и уже несколько часов ехал в штабной машине, трясясь от холода в одном исподнем. Он послал своих охранников, этих идиотов, чтобы они украли для него лекарство от тифа из захваченного русскими санитарного автомобиля. Для профилактики болезни мнительный Боденштайн вытребовал у интендантов огромный запас лекарства. И, как назло, именно его перехватили русские танкисты во время атаки.
Боденштайн продумал и подробно объяснил экипажам сопровождения блестящий план, как отвлечь русских и незаметно пробраться к ящикам в санитарной машине. Но тупая солдатня все испортила, наделала шума, так что пришлось спешно уходить в глубокую чащу и сидеть там два часа, выжидая, когда русские перестанут палить из своих танков по кустам. Но самое ужасное, что эти глупые танкисты притащили лишь пару доз лекарства. Как же он орал, обзывал их, грозил пристрелить из вальтера – ведь ему нужен запас в сотни порошковых доз.
И теперь новая напасть, вши, будто почуяв его неудачу, подкрались вплотную. Он окаменел от ужаса при виде насекомого. Полковник впал в жуткий ступор: ему срочно нужна медицинская помощь, нужны уколы антибиотиков! Но даже если он этой ночью попадет за линию фронта, то в разбитом штабе сейчас нет врачей, нет запаса препаратов. Да что там! И самого штаба практически нет, каждый из верхушки штабного аппарата выживает как может, бежит на север к Бобруйску, прихватив с собой парочку «Ханомагов» с автоматчиками для охраны. Ему даже и такого не досталось, лишь тупоголовые танкисты на своих шипованных монстрах случайно вышли из леса и подчинились его приказу сопровождать офицерский чин по дороге через линию фронта. Правда, с ними стало еще хуже. Огромные машины шумят, лязгают гусеницами, создавая невероятно много шума, а экипажи только и сыпят просьбами о топливе, боезапасах, еде. Совершенно бесчувственные болваны, которые и не догадываются, как полковнику Боденштайну страшно, безумно страшно при мысли, что он умрет в этой дикой стране, заразившись мерзкой болезнью от укуса крошечного жучка, что живет в грязи. Какой ужас, какая позорная, негероическая смерть! С ним, офицером, полковником вермахта, кавалером Рыцарского креста, не может такого произойти! Надо достать лекарство любой ценой! А потом добираться к центральному штабу армии фюрера в Минске и быть подальше от антисанитарии и невежественных русских.
В стекло раздался стук, дрожащий от холода Боденштайн с трудом застывшими пальцами приоткрыл дверь:
– Что? Зачем ты меня беспокоишь?! Я сказал – ждите моего приказа, я решу, когда выдвигаться.
– Да, господин полковник, мы ждем вашего приказа. – Унтер-офицер не смог скрыть удивления во взгляде при виде трясущегося полуголого полковника.
– Вот и ждите! Пока я не получу лекарство из ящика, мы не направимся к линии фронта. Вы сами виноваты, идиоты, неужели было трудно захватить весь ящик?
– Нас спугнул русский танкист, он кинулся с оружием к машине. Вы сказали, что необходимо лекарство. Наблюдающий видел, как наш санитарный автомобиль с ящиками только что проехал по шоссе в южном направлении.
– Так выдвигаемся за ними! Чего мы ждем?!
– Есть, господин полковник. – Танкист захлопнул дверь автомобиля и зашагал обратно к машине, еле сдерживаясь от раздражения.
Что за старый безумец им попался? Гоняет их за санитарной машиной русских, ездит в неподобающем для офицера виде, того и гляди пустит себе пулю в лоб в приступе сумасшествия. С него хватит, выполнит еще один приказ, и если полковник опять продолжит свои выкрутасы, то придется оставить офицера на территории русских. Они смогут выбраться и без него. Не такие уж оказались генералы и полковники вермахта умные, как строили из себя в начале войны. Обещали, что героям сражений отдадут в награду земли в покоренной за три месяца России, а самих славян, невежественных и диких, загонят в специальные трудовые лагеря для грязных неарийских наций. Только три месяца растянулись уже на три года, армия фюрера уже не наступает, а бежит. Чтобы там ни кричали офицеры из штаба… Это позорное, торопливое бегство, а не временное отступление.
Фары «тридцатьчетверки» пронзали черноту ночи, освещая серо-белое полотно дороги. От мерного хода машины Бочкин уже почти клевал носом, вслед за ним и Руслан начал сонно хлопать длинными черными ресницами. Василию Ивановичу хоть и было жалко парней, непомерная усталость давала о себе знать, но при этом командир отделения понимал – отдыхать можно лишь по очереди, впереди ждет опасная охота на немецких «тигров». Он отправил Руслана наверх, где в открытом люке застыл командир, напряженный и суровый. Сам приказал Бабенко подремать на ящиках с боезапасом, усадил Кольку за рычаги управления и пристроился рядом в кресле пулеметчика, чтобы подсказывать неопытному парню, как лучше управлять танком. Пускай улучшает свои водительские навыки хотя бы в таких условиях, не в бою же ему тренироваться плавно переключать передачи и учиться поворачивать.