Наверху Омаев предложил Соколову:
– Алексей Иванович, вы бы передохнули немного. Вы же знаете, я глазастый, если что увижу, сразу вас растолкаю.
Старший лейтенант и сам понимал, что долго так не выдержит, тело ломит от усталости. Многочасовые бои, острая ярость внутри изматывали его тело, мозг, сжирали силы. Но в голове до сих пор звучали слова Лаврова о том, как важен каждый час. Алексей отрицательно качнул головой и тут же выкрикнул вниз:
– Стоп машина! Короткая!
Несмотря на усталость, глаза отметили что-то необычное в унылом однообразном пейзаже. Лесной массив из старых неухоженных деревьев тянулся длинной стеной километров десять на юг. Если и были в глубине овраги или старые грунтовки для проезда танков противника, то пробираться к ним надо было с топором и пилой, вырубая в тугих сплетенных ветках разномастных деревьев проходы. Судя по карте, на ту сторону леса можно было проехать по грунтовой дороге, что выписывала петли между оврагами и низинками. Только в темноте он так и не увидел между тесно стоящими деревьями ни одного съезда для танков или машин.
А сейчас усталые глаза еле успели заметить ветки, которые чьи-то тяжелые гусеницы зацепили и при движении вытащили на дорогу. Вместе с Русланом они бросились к пролому среди стволов. Так и есть – здесь была стоянка тяжелой бронетехники! Сломанные по кругу при развороте танков сучки на березах ровно по высоте кормы, широкие отпечатки гусениц на снегу. Руслан светил фонариком, мысленно представляя себе движение «тигров». Здесь стояли три машины, потом сделали разворот и по цепочке ушли на шоссе, выломав отверстие в сплетении веток. То, что это были именно Panzerkampfwagen VI, он был абсолютно уверен. Снег, вдавленный почти до выпирающих из земли корней, ширина проезда – все указывало на то, что на пятачке крутились три тяжеловесные германские машины. Благодаря массивности Panzerkampfwagen VI немецкие танкисты не побоялись завести машины в опасный бурелом из подгнивших деревьев и поваленных стволов. Своим весом больше пятидесяти тонн танки размололи старые корни и полусгнившие стволы в щепки. Луч фонарика выхватил узкие отпечатки колес возле дерева.
– Товарищ командир, здесь были танки вместе с машиной.
Свет белым пятном прошелся по сломанным веткам, потом по черным отпечаткам на снегу. Дальше квадратики гусениц делали изгиб налево на юг по шоссе, и следы исчезали, смешиваясь с отпечатками следов от советской техники, что каждый день проходила по широкой магистрали.
– Вперед! – Алексей заспешил обратно к «тридцатьчетверке». – Надо торопиться, они не могли далеко уйти!
Танк «031» на высокой скорости шел впереди колонны, сзади пристроились грузовики с ранеными и грузом для госпиталя, потом санитарная машина, замыкал колонну Королев на машине с номером 003. На ровной дороге после осторожных маневров между деревьев и оврагов в полях наконец можно было выжать из машины всю мощь, и Гуля, который был азартен во всем, жал и жал на педали, пока командир, ведущий наверху наблюдение, не буркнул:
– Давай потише, голову мне сейчас сдует, так ты шпаришь. Вон там по правому флангу видишь черные столбы? Это мост. Через три километра свернешь на грунтовку.
Яков поежился – замерз на ледяном ветру, торча в люке и наблюдая в бинокль за местностью. Перейдут через реку, и поставит на наблюдение заряжающего, что сладко сопит внизу на брезенте. Тяжело быть командиром танкового отделения, иногда приходится заботиться сначала о подчиненных, чтобы передохнули после боя, а потом уж о себе. Приходится жертвовать своим сном, преодолевать свою свинцовую усталость. Хорошо, что ему в мехводы попался такой неугомонный танкист, как Гулевич, или Гуля, как прозвали его товарищи по экипажу. Странноватый, порывистый, наивный, как ребенок, он вызывал у них поначалу бурю насмешек и злых шуток. Гуля обижался, даже швырялся в своих обидчиков инструментами из ремонтного ящика. А потом привыкли и приняли в экипаж нелюдимого необычного парня. Хоть сейчас нет-нет да и вызывал ворчание командира своими выходками водитель. Только прощал Яков Гуле его сложный характер за виртуозное владение танком, за страстную, одержимую любовь к «Т-34», преданность экипажу. Сын железнодорожного машиниста, он с детства был околдован механизмами, предпочитал долгие часы в кабине тепловоза общению с товарищами или урокам в школе. Паровозы, танки, машины не насмехались над заиканием и неуклюжими движениями мальчика, они послушно и ритмично выполняли его требования, даже будто бы разговаривали с ним, обозначая натужным ревом или плачущим скрипом свое отношение к его действиям, если между блестящих частей механизма случалась неполадка. Поэтому и сейчас Гуля наслаждался, ликовал внутри, не замечая свинцовой окаменелости в мышцах. Ему невероятно нравилось мчаться на высокой скорости по пустой дороге под стройный хор работающих механизмов любимой «тридцатьчетверки».
Слева показались черные остовы домов, кривые заборы, обвисшие почти до самой земли, кресты старого кладбища. Все, что осталось от выжженной бомбами деревеньки, а ведь раньше в ней жили люди. Вон до сих пор вьется тропинка через поле к насыпи железной дороги, а там уже соседнее большое село. Наверняка по тропинке бегали ребятишки в школу, поэтому так глубоко вытоптана колея сотнями ног. Сейчас те ребятишки в могилах, школы разрушены до основания, в домах поселились смерть и разруха.
– Немцы! – закричал внизу водитель.
Он резко нажал на тормоз и тут же отключил фрикцион, чтобы танк вильнул и ушел на противоположную сторону дорожного полотна. Тяжелая «тридцатьчетверка» клюнула носом, качнулась на амортизаторах и медленно, с воем пошла вправо. Вся колонна стремительно начала тормозить. Яков выкрикнул по связи:
– «Тройка», немецкие танки, уходите назад, я прикрою! – Командир нырнул в черноту люка, толчком сапога разбудил заряжающего. – Заряжай давай болванку!
И тут же «тигр», обогнавший сзади колонну, выстрелил почти в упор. Гуля снова успел выписать гусеницами петлю и включить задний ход, так что болванка немецкого снаряда ударила в башню рикошетом, выбив сноп искр. Слева ударило второе орудие. Еще один «тигр»! Гуля с диким криком вывернул рычаг и резко дал задний ход, спасаясь от второго залпа. Снаряд чиркнул по броневому листу и ушел в черноту поля. Яков стал поворачивать башню, наводя дуло.
– Короткая, Гуля! – «Тридцатьчетверка» плавно замерла, и башнер сделал выстрел.
Бронебойный снаряд впился под погон одному из «тигров», а водитель советского танка уже выписывал новую петлю, вырываясь из зоны обстрела длинного дула второй машины.
– Вправо тридцать, уходи! – закричал Христо.
Он не успевал смотреть по сторонам, стрелял интуитивно, угадывая, куда повернет соперник. После грохота залпа он даже не оглянулся на дымящийся «Панцер», который застыл на обочине, только опять нажал на педаль, после того заряжающий выкрикнул:
– Готово!
Яркий фугас вылетел и ударил между гусениц гиганта, Яков выругался – мимо, слишком низко! От резких движений «тридцатьчетверки» не удается прицелиться толком.
– Короткая, Гуля, дай жахнуть!
– Сейчас, сейчас, я на обочину уйду.
Кривыми зигзагами 031 начал сползать задом с обочины, выводя корпус так, чтобы дуло пушки смотрело в борт «Панцервагену». Машина, качнувшись, плавно застыла для производства выстрела. Залп! Одновременно с ним тяжело ударило пятиметровое орудие. Христо окатило огнем, он закричал от невыносимой боли и ничком рухнул на заряжающего. Гуля, не оборачиваясь, завыл, будто зверь, и со всей силы нажал на рычаги. Он не видел, куда попал снаряд, да и не хотел смотреть на своего мертвого командира. В обзор для водителя было видно, как впереди немецкий танк крутится на месте из-за разорванной снарядом гусеницы. С нечеловеческим криком, полным ненависти к убийцам его товарищей-танкистов, проклятым немецким «тиграм», Гуля выжал полную скорость. Выйти живым из горящего танка ему не удастся. От нарастающих оборотов танк ревел все громче и громче, Гуля нажал педали и раскручивал двигатель, рвал все силы из мощного мотора для последнего рывка.
«Тигр» попятился, растерявшись от неожиданного маневра советского танка. «Т-34» какими-то невероятными зигзагами ушел из-под двух выстрелов, выписал резкие дуги поворотов и сейчас встал, чадящий черным столбом дыма, но живой, ревущий, готовый к новой атаке.
Немецкий «Панцер» закрутил длинным стволом пушки, навел прицел, чтобы поразить цель в упор. Башнер уже почти нажал на спуск, чтобы добить упрямую «тридцатьчетверку» прямым залпом в лобовую броню. Но Гулю было не остановить, он резко выжал газ, машина взревела и рванула вперед. Таран!
С жутким грохотом ударились борта, сцепились гусеницы. От удара «тигр» подпрыгнул и откатился назад, но отчаявшийся Гуля жал и жал на педаль газа, не замечая, как лопаются под напором провода топливной системы. Только вскрикнул, когда огонь лизнул его прямо в лицо, но не отпустил рычаги. Топливо хлынуло огненной лужей, пламя перекатилось на корпус «тигра», с гудением полезло между трещинами в металле, проникая все глубже и глубже внутрь. Немецкая машина дергалась, механик выворачивал рукоятку, чтобы сдать назад, но внутри советского танка горящий заживо Гуля навалился на педали и рычаги в последнем усилии, не выпуская «Панцерваген» из смертельной схватки. «Т-34» вцепился в своего противника гусеницами, прижался дулом пушки, и так и не отпустил, слившись в единый бронированный костер высотой до самого неба.
Алексей слышал выстрелы, весь его экипаж слышал залпы и внутренне подгонял танк – быстрее, быстрее, там происходит страшное! Там гибнут свои, танкисты! «Тридцатьчетверка» неслась, раскачиваясь на ухабах зимней дороги. Оглушительный взрыв, и в черное небо взметнулся оранжевый столб пламени, рассыпался огненными лентами и опал, оставляя после себя черное облако копоти.
Соколов не выдержал и стукнул кулаком по металлическому кольцу люка – не успели! Но тут же прислушался – еще стреляют. Значит, есть надежда спасти людей!