Из-за поворота навстречу им вылетел грузовик, за ним еще один. Шофер, увидев танк с красной звездой, сбросил скорость, приоткрыл на ходу дверцу в кабине и закричал:
– Помогите, там немецкие танки! Засада! Помогите!
Командирский танк чуть развернулся, пропуская вереницу из машин, а потом вышел на середину дорогу и бросился вперед, в атаку.
– Семен, как за поворот выйдем, скинь скорость, присмотреться надо, куда бить! – крикнул в ТПУ Логунов. – Бочкин, подкалиберный!
– Сделаю все, – отрезал сосредоточенный Бабенко. Он ловко вышел на поворот, крикнул: – Дорожка! – и погасил разбег медленным плавным нажимом.
«Тридцатьчетверка» аккуратно покатилась по полотну, Логунов сразу увидел немецкий танк, что остановился перед тем, как сделать выстрел. За несколько секунд поймал в штриховку прицела борт с белым крестом и дал залп. Попадание! «Тигр» дернулся всем корпусом в сторону, пустил черный дым и замер.
– Фугас, Коля! Пустим для верности, чтобы в этой консервной банке ни единого живого фрица не осталось.
Вторая болванка почти в упор ударила в башню и разорвала металл изнутри. Снаряд прошил «тигру» лобовую часть башни левее орудийной маски. С такого расстояния фугасный снаряд пробил отверстие в стальном листе, засыпав экипаж смертельными осколками из металла. От жара обуглился вокруг пробоины металл, многоградусное пламя вспучило люки танкистов.
– Вот теперь точно сдох! – воскликнул Логунов.
По борту «тридцатьчетверки» уже стучали сапоги – Омаев с Соколовым бежали на помощь к экипажу «тройки». Бледный испуганный Королев с опаской откинул люк:
– Товарищ командир, вы? Я уже думал, все, нам крышка!
– Уходи из машины быстрее! Пока пожара нет! – прокричал старший лейтенант, запрыгнул на борт и за шиворот потянул из люка парня. – Ранило кого-нибудь?
– Мы живые, живые! Снаряд гусеницу разбил, нас в кювет выкинуло! – Танкист указал на изгиб шоссе. – Там Гуля прикрывать нас остался, там два «тигра»! Туда!
Перед тем как свернуть в сторону реки, дорожная полоса крутой дугой уходила вправо, огибая лесной островок. И за вторым поворотом царила тишина. Не было слышно выстрелов, грохота металла. Страшная мертвая тишина. Танк Соколова поспешил вперед, но экипаж уже знал, что его ждет. Трагическая страшная картина. Выстрелом танк зацепил один из грузовиков с ранеными, борт рухнул прямо на мину возле дороги, так что теперь от мощного взрыва край дороги был усеян окровавленными мертвецами. А посередине дороги стоял столб черного деготного дыма – тлели в опадающем пламени два «железных зверя», советская «тридцатьчетверка «и немецкий «тигр». Раздавался треск погребального костра для двух машин и людей внутри огненной могилы.
Королев выбежал из-за поворота и с криком бросился к машине:
– Христо, Гуля! Нет!!!
Логунов перехватил парня за плечи:
– Все, все, не подходи, может еще раз рвануть. Им уже не помочь, в танке живых не осталось.
Но растерянный командир танкового отделения никак не мог поверить в происходящее, они же на территории, занятой Красной армией, почему же их обстреляли немецкие «тигры».
– Мы ведь просто ехали, до реки оставалось два километра. Они, они сбоку выскочили, я даже понять ничего не успел. Не прицеливаясь, сделал один выстрел. Яков, он мне крикнул, чтобы я уходил, он, Яков, Гуля… Он же как ребенок…
В безутешном горе парень снова ринулся к танку, но дернулся назад, прикрывая лицо от нестерпимого жара. Со звоном по корпусу «тридцатьчетверки» прошла малиновая трещина, крышка люка водителя отскочила, и им стал виден черный обугленный силуэт на фоне красного пламени внутри. Обгоревший, мертвый Гуля распластался на панели управления навсегда, став одним целым с любимой машиной.
Логунов почти силком оттащил вдруг окаменевшего от шока Королева в сторону, сунул ему в рот горлышко фляжки:
– Пей, пей. Твои товарищи погибли, как герои. Вечная память. Спасли раненых и груз. Надо двигаться дальше, доложим в штаб и через мост отправимся к карантинной зоне. Там люди ждут, слышишь! Ты – командир, соберись! Твоя помощь нужна живым!
А Соколов кружил над следами на дороге, по отпечаткам представляя, что здесь произошло. Вот тут два «тигра» обошли головной танк, перерезали ему дорогу. Выскочили из придорожного лесочка, снова проделав своими тяжелыми корпусами пролом в стене из деревьев. Один «тигр» подбит на дороге за поворотом, второй ликвидировал Гуля, а третий замер в мертвой хватке сгоревшей «тридцатьчетверки». Но где же штабная машина? Немецкий офицер говорил о бронемобиле и полковнике, который гоняется за лекарством от тифа. Алексей бросился в рваный квадрат между деревьев, обдирая лицо о сучки, спотыкаясь о снежные гребни, выдавленные гусеницами. Два десятка шагов, и он оказался у колеи. Следы от танков тянулись по всей дороге, а вот узкий колесный след уходил от ленты шоссе к полю.
Он, проваливаясь в рыхлый снег, бросился в погоню. Немецкий полковник здесь, он не сможет далеко уйти на тяжелом бронированном автомобиле. Проехать на громоздкой машине по рыхлому снегу не получится.
И Соколов оказался прав. Как только колея закончила петлять между деревьев, старший лейтенант увидел черную машину, застывшую на краю поля. Колеса глубоко зарылись в снег. Видимо, водитель жал и жал на газ в надежде проскочить по рыхлым сугробам, но машина лишь по самое брюхо закопалась в настил из белой крупы.
Соколов подобрался к машине, протянул руку, чтобы ухватиться за ручку, и тут же отпрянул. Весь салон был залит кровью, она стекала ручьями по стенам и стеклам автомобиля. На месте водителя, навалившись всем телом на руль, лежал мертвец с кровавой кашей вместо головы.
Поначалу Алексей решил, что полковник покончил с собой, но, присмотревшись, понял, что выстрел был сделан из пистолета в затылок сидящего. Важный пассажир пристрелил в гневе водителя, который не смог проехать по полю, и покинул машину.
Алексей оглянулся – и сейчас убийца Лаврова здесь затаился на периметре в десяток метров. Над ухом взвизгнула пуля, кто-то стрелял со стороны поля. Соколов пригнулся, спрятался за машину, но никак не мог увидеть, где же залег немец. «Ну подожду, потерплю, – усмехнулся он про себя. – Деваться тебе некуда, ты на нашей земле, и тебе придется выйти и сдаться». Вдруг он увидел, как что-то белое метнулось между сугробов. Хлопок от выстрела! Пуля пролетела далеко в стороне, со звоном ударив в автомобиль. Соколов поднял на уровне глаз оружие, медленно навел прицел «ТТ» в это место и сделал точный выстрел. Нечто белое сделалось красным. Сугроб зашевелился, из него вынырнул человек в одном белье, бросился бежать, с трудом волоча ногу. Штанина чуть выше колена наливалась густой краснотой от крови из раны. В свете луны Соколов мгновенно узнал острые плечи, сутулую фигуру. Полковник Боденштайн, тот самый тип с брезгливым выражением лица, что с усмешкой смотрел на них во время визита парламентеров. Он уже тогда знал, что люди погибнут. Это он! По его приказу был убит Лавров, в муках погибли сотни тысяч невинных людей. По его приказу был уничтожен танк, охранявший лекарства.
– Эй, полковник, постойте, не убегайте!
От знакомого голоса, говорящего на родном языке, Боденштайн остановился. Лунный свет залил его худое лицо, лохматые брови, нос крючком. Да, теперь Соколов уверен, что это тот самый высокий чин из штаба, с которым они вели переговоры. Он не должен погибнуть – подорваться на мине или истечь кровью. Нет, это будет слишком легкая смерть для преступника-нациста. Он должен жить, чтобы ответить перед судом за свои преступления.
Боденштайн тяжело дышал, от ужасного холода он еле двигался, конечности совсем не слушались.
– Это вы, вы тот переводчик? – вспомнил он русского парламентера в белом полушубке.
– Да, это я, возвращайтесь, я не буду стрелять. Я оставлю вас в живых.
Обрадованный полковник захромал обратно:
– Какой вы благородный человек, вы, наверное, ариец, а не русский. Я сразу понял, когда увидел вас, что вы образованный и умный человек. Мне срочно нужно лекарство, кажется я заболел тифом. Я видел это ужасное насекомое у себя в одежде! Срочно надо сделать укол! Отвезите меня к врачу!
– Конечно. – Соколов стоял в полный рост, не скрываясь больше за автомобилем. Он ждал, когда полковник, пошатываясь, доберется до машины. – Я отвезу вас в госпиталь, лесную карантинную зону, туда, где сейчас врачи лечат тех, кого вы не смогли погубить. Я отвезу вас в Озаричи.
– Нет, нет, нет! – Боденштайн при слове «Озаричи» взвизгнул, крутанулся всем корпусом, чтобы бежать назад в поле, но тут же от мощного удара по голове рухнул на колени.
– Да! И ты каждый день будешь жалеть, что не сдох от тифа! – выкрикнул ему в лицо советский танкист.
Еще одним ударом парень окончательно повалил в снег немецкого полковника, ухватил его за шиворот и потащил по автомобильной колее к дороге, где ждали танки.
Экипаж с удивлением наблюдал за тем, как на корме Соколов связывает веревкой по рукам и ногам корчащегося от ужаса окровавленного немца в одном нижнем белье. Обезумевший Боденштайн дергался в диких конвульсиях, выл и выкрикивал, переходя на визг:
– Здесь ужасно грязно! Я весь в насекомых, по мне ползают вши, помогите! Сделайте мне укол! Уберите их! Уберите вшей.
Ему чудилось, что под кальсонами и рубахой по телу ползут миллионы смертоносных насекомых, их маленькие лапки путаются в его волосах, а челюсти выгрызают кусочки кожи, вызывая жуткий зуд. От этого ощущения Боденштайн извивался всем телом, пытаясь почесать голову о борт, сбросить, раздавить воображаемых паразитов.
Бочкин с любопытством смотрел на его выкрутасы:
– Чего он так чешется, товарищ командир? Как пес шелудивый.
– Так это и есть, Коля, настоящий зверь. Нацист, который Озаричи придумал, людей туда больных и здоровых согнал, устроил эпидемию тифа. Вот и ведет себя как зверь, как животное.
Соколов с удовлетворением смотрел, как лощеный офицер в приступе безумия озирается и до крови раздирает себя.