– А голый он чего? В подштанниках одних?
– Так животным одежда ни к чему, вот он и снял, – фыркнул Бочкин и исчез в люке.
– Вперед, к Озаричам! – отдал приказ командир. – Логунов на наблюдении, через два километра мост, затем уходим в пролесок на юг. Омаев, доложи о том, что было нападение немецких танков. Одна машина 003, подбита, требует ремонта, экипаж остался на охране. Колонну мы доведем до карантинной зоны. Немецкие танки уничтожены, полковник Боденштайн взят в плен для передачи военному трибуналу.
Алексей удобно устроился на борту, накинув на себя брезент для защиты от ледяного ветра. Колонна плавно двигалась сквозь поземку, что вилась под колесами и гусеницами. От мерного хода веки у танкиста налились тяжестью, теплая броня над работающим двигателем окутывала приятным теплом. И он не выдержал, на секунду прикрыл глаза, чтобы успокоить зуд от усталости, напряжения длиной в сутки, и крепко уснул, уронив голову на грудь. Ему приснилась Оля, она стояла в белом платке с вышитыми цветами, подаренном женой Бабенко, и улыбалась ему.
Врач полевого госпиталя на территории бывшего лагеря смерти Озаричи перед тем, как упаковать исписанные листы в конверт, долго рассматривал их. Списки погибших вместе с его докладом о работе госпиталя сегодня доставят в штаб Белорусского фронта. Благодаря этой хрупкой девочке удалось восстановить имена половины погибших людей, узников концлагеря под открытым небом. Если бы не невероятная память и мужество девушки, то они даже не смогли бы узнать, сколько их было, замученных, растерзанных, зверски убитых. Он никак не мог положить листы в конверт, просматривал раз за разом стопку бумаг. Вот красноармейские книжки двух летчиц, что погибли в лесу, об этом он тоже написал в докладе. Какая все-таки боевая эта девчушка, какая стойкая духом. Не сломалась, выжила, и не просто выжила, а запомнила, сохранила в памяти важную информацию. Хотя, было непонятно, как она не погибла вместе со всеми. Впрочем, до сих пор пациентка даже не может самостоятельно встать. Но с каждым днем она все бодрее, говорит уже не еле слышным, как ветерок, шепотом, а уверенно и уже не похожа на полумертвое тело. На утреннем обходе он, видя каждый раз ее горящие глаза, понимал, что девушка выживет, несмотря на тяжелые условия. Эх, если бы были еще лекарства, хорошее питание, теплые вещи для больных, тогда бы можно было остановить жуткую эпидемию. Сотни тысяч больных в лагере, но он не в силах им помочь, слишком острый дефицит препаратов, лекарств, которые необходимы больным. Как же он хочет, чтобы в списке погибших больше не появилось ни одной фамилии. И эта девушка, мелкая, как птичка, отважная, пускай тоже выживет, преодолеет болезнь. Как же ее зовут? Ольга…
Дремота все сильнее наваливалась на утомленного доктора. Вторые сутки он дежурил по госпиталю, без перерыва на сон обходя больных, делая осмотры, прописывая лекарства, регистрируя умерших и тех, кто преодолел тиф. Как же ее фамилия… В голове крутилась какая-то мысль, но врач никак не мог ухватить ее, все казалось, что он что-то забыл. Воробьева – точно, она тогда еле слышно прошептала свою фамилию белыми от лихорадки губами. Ольга Воробьева. В полусне он вздрогнул от наконец всплывшей из глубины сознания мысли: это же та девушка, которую ищет танкист. Тогда он записал на бумаге его фамилию и звание, войсковую часть, пообещав сообщить, если среди мертвых или живых узников Озаричей найдется его невеста. Нашлась! Врач широко улыбнулся во сне, через два часа перед утренним обходом он обязательно зайдет к солдатам, что охраняют госпиталь, и попросит отправить сообщение для парня. Первая танковая бригада, лейтенант Соколов… Утром отправит срочную депешу в расположение танковой бригады.
Оля проснулась перед рассветом, прислушалась к дыханию больных вокруг. Все дышат ровно, легко – болезнь отступила. В ее палате лежат те, кто смог перебороть тиф, не сгореть от высокой температуры, острой инфекции. А вот в соседней землянке каждый день умирают люди, они слышат их крики в бреду, стоны от страшных болей. Взрослые и дети, десятки трупов выносят каждый день солдаты. Лагерь ликвидировали, но эпидемия никак не хочет отступать, каждый день забирая жизни людей.
Ольга спустила ноги с кровати, у нее уже получалось сидеть, хотя от каждого движения кружилась голова, а тело, словно чужое, качалось из стороны в сторону. Но она упрямо опустила ноги в валенки, поправила белую косынку на голове и сделала шаг от кровати. Потом отдохнула и снова продолжила тяжелый путь. Вчера она смогла добраться до печки, стоявшей посередине землянки, и расхохоталась от радости, почувствовав жар, что шел от раскаленного железа. Как же хорошо быть живой, чувствовать тепло, самостоятельно передвигаться.
Девушка с опаской сделала очередной шаг, еще один, отдышалась и пошла дальше. Шаг за шагом с огромными усилиями она дошла до бревенчатой двери в землянку и не выдержала, так нестерпимо ей захотелось выйти на улицу, глотнуть свежего воздуха. Оля навалилась всем телом на тяжелую дверь, та под ее невесомым весом дрогнула и приоткрылась, образовав узкую щель. Еще одна попытка! Дверь распахнулась, а Ольга, ослабевшая и мокрая от усилий, рухнула на снег перед входом. С трудом, цепляясь за бревна откоса, она снова поднялась на ноги и замерла от радости. Небо на востоке наливалось розовым светом, серая пелена превращалась в нежную рассветную дымку. Сосны вокруг тянулись вверх, а белоснежный лес утопал в невероятной тишине. Она закрыла глаза и всей грудью вдохнула свежий воздух со сладковатым ароматом древесины. Она жива!
От шума работающего мотора девушка вздрогнула, за годы войны тело привыкло испуганно сжиматься от звуков железа. Гудение двигателя не значило ничего хорошего. Так грохочет немецкая техника или штурмовик в небе, которые несли смерть мирным жителям. Но между деревьев показался советский танк с красной звездой, а следом вереница из полуторок. Наперерез ему бросился заспанный охранник:
– Эй, сюда нельзя, зона карантина.
Из люка показался широкоплечий хмурый мужчина.
– Да не в палаты же я лезу, мы лекарства привезли и питание. Срочную телефонограмму вам давали из штаба. Зови доктора, принимайте груз.
Танк плавно повернулся по кругу, встав к Оле боком. За ним послушно остановились грузовики. Танк! Советская «тридцатьчетверка»! Такая же, как у ее возлюбленного. Может быть, она что-то сможет узнать у танкистов об Алексее, от него с самого отъезда, вот уже больше года, она ничего не знала. Девушка попыталась сделать шаг, чтобы поближе подобраться к машинам, только тело ее не хотело слушаться. Крепкий мужчина выпрыгнул из люка и зашагал к грузовикам, туда же побежал заспанный главный врач госпиталя. Они бурно начали что-то обсуждать, врач вдруг кинулся и обнял закопченного, всего в саже танкиста, бросился к немецкому автомобилю с красным крестом на боку, распахнул дверь и с радостным ликованием вытащил ящик. От танка к нему бросились парни в комбинезонах, подхватили остальные ящики и потащили в сторону палатки медпункта.
Тут девушка увидела, что на корме бронированной машины под брезентом, свернувшись от холода, спит танкист. Она набрала побольше воздуха и выкрикнула слабым еще голосом:
– Товарищ танкист, вы не знаете Алексея Соколова? У вас служит такой? Алексей Соколов! Вы знаете его?!
Алексею снилось, что Оля его зовет во сне, выкрикивает звонко:
– Алексей! Соколов!
Лейтенант подскочил на месте, открыл глаза и замер от удивления. Сон не рассеялся. Оля, такая же, как во сне, в белом платке, стояла в сотне метров от него, рядом со входом в землянку, и повторяла:
– Соколов Алексей.
Он потряс головой, пытаясь избавиться от миража, но ничего не изменилось. Только девушка замолчала, всматриваясь в закопченное, перемазанное гарью лицо. Соколов вдруг понял – это не сон! Все реально, вот тепло от брони танка, запах копоти от брезента, сумасшедший Боденштайн вращает глазами, оказавшись на месте, где он устроил лагерь смерти. И Оля, настоящая, живая! Ужасно худая и бледная, она стоит, уцепившись изо всех сил руками за бревно дверного косяка. И платок на ней настоящий, тот самый белый с голубыми цветами, он прикрывает бритую голову от свежего зимнего ветра.
– Алешенька! Ты нашел меня!
И голос девушки настоящий, слабый, но такой родной, любимый. От неожиданности Алексей остолбенел, просто застыл и с улыбкой смотрел на нее, такую тонкую после болезни.
Из-за танка показался Логунов с главным врачом:
– Товарищ командир, груз сдали, раненых здесь разрешили оставить, сегодня к санэшелону их переправят дальше на железнодорожную станцию, – сказал он и осекся, увидев девушку возле землянки.
Врач сначала возмущенно воскликнул:
– У нас строжайший карантин! – а затем и сам замолчал, отступил на шаг назад, увидев, что и без его депеши они нашли друг друга.
Алексей и Ольга никак не могли насмотреться друг на друга, они молчали и лишь неотрывно глядели глаза в глаза. Уже экипажи танков заняли свои места в машинах, санитарка с ворчанием вышла на улицу и накинула на плечи Ольге теплое одеяло, что привезли танкисты. А они все так же смотрели друг на друга, сияя от безграничной радости, распиравшей их изнутри.
Бабенко шагнул из-за деревьев, смущенно кашлянул и коснулся плеча командира:
– Алексей Иванович, пора ехать. Вы теперь знаете, что она жива, что вы ее спасли. Все в порядке, как видите. Я вам говорил, надо верить, не терять надежды…
Алексей глянул на него и кивнул. От его мрачности не осталось и следа, его словно изнутри наполнило солнечным теплым светом. Глаза искрились от счастья, на лице сияла мягкая добрая улыбка. Он сам видел, что Оля стоит из последних сил, вцепившись худенькими пальчиками в дверной косяк. Теперь он может идти дальше, сражаться с фашистами, побеждать, сейчас ему все по плечу, ибо он знает, что любимая девушка жива.
Оля улыбнулась и, когда Алексей начал подниматься на борт «тридцатьчетверки», крикнула изо всех сил: