припасы. Город Хост расположен очень удачно для этих планов — прямо на границе с Пакистаном, что делает возможным оказание активной помощи душманам из-за границы. Вокруг этого города находилось сразу несколько крупных укрепленных лагерей «духов», крупнейшим из которых является Срана. Наконец, город и округ окружены горными хребтами, непроходимыми для техники. В сам город ведет всего одна дорога, находящаяся теперь под контролем душманских формирований на всем ее протяжении. Захваченный округ позволяла сформировать в ней правительство мятежников и официально провозгласить создание независимого государства. Которому могут оказывать помощь не только страны НАТО, но и быстро признавшие его противники нынешнего афганского правительства, такие как Пакистан или Саудовская Аравия. В результате вместо отправки части сил отсюда на фронт понадобится усиливать войска в Афганистане.
Поэтому, даже не обращая внимание на уговоры членов афганского «революционного» правительства, операцию по деблокаде начали готовить немедленно. Одним из первых решений выдвинув к дороге на Хост танковые части, усиленные «Шилками» в новом, «афганском» варианте. Так в районе перевала оказался и батальон, в котором ранее служил старший лейтенант Берг. Танки этого батальона использовались как подвижные форты для прикрытия марша подходящих к перевалу мотострелковых и артиллерийских частей и их тылов. Т-62, при всех их достоинствах, имели один весьма серьезный недостаток. Детище указаний Хрущева, стопятнадцатимиллиметровая гладкоствольная пушка «Молот» прицельно стреляла фугасно-осколочным снарядом всего на шесть километров. Тем более в горах, при малом угле возвышения любые танковые пушки оказывались неспособными стрелять по укрывшимся на склонах душманам. Все, начиная от офицера до последнего призывника, это уже давно знали и потому недоумевали от столь неожиданного решения командования. В тоже время у всех, наблюдавших сосредоточение сил у перевала, сложилось впечатление, что командование армии решило атаковать перевал «в лоб». Словно военное время сразу сняло с них заботу о возможных потерях и их минимизации. Кроме уже выдвигающихся «пехотных» и танковых частей к перевалу ехали реактивные дивизионы, вооруженные «Градами» и везли тяжелые дальнобойные пушки «Гианцинт». Вот только что вся эта мощь могла сделать с засевшими в горах «духами»?
Впрочем, большинство военных, как и положено, смотрели на предстоящее с фатализмом людей, готовых ко всем. Не зря еще с давних времен в тогда еще русской армии ходила поговорка: «Наше дело стрелять и помирать, а где, когда и за что — господин (теперь же — товарищ) полковник знает».
Тем более, что у многих нашлась куда более интересная тема для разговоров. Вновь отличился старшина первой роты танкового батальона Пушкин. Только теперь — в положительном смысле. Да так, что даже командир батальона не выдержал и процитировал Штирлица: «Ай да Пушкин! Ай да сукин сын![17]».
Танк старшины с тактическим номером 505 выделили для сопровождения роты мотострелков, которые должны были захватить господствующие над дорогой Гардез — Хост высоты, с которых душманы вели обстрел проходящих колонн советских войск.
Одну высоту взяли без труда, зато на второй «духи» утроили несколько скрытых огневых точек. Подавить их огнем легких минометов «Поднос» никак не получалось. Каменные крыши фактически дотов мины не пробивали, а осколки могли влететь с узкие амбразуры лишь случайно. Артиллерии же, как назло, для поддержки роты не выделили, считая, что для разгона «духовских» дозоров хватит взвода минометов и танка. А танк… поближе подъехать мешали горы, стрелять прямой наводкой расстояние не позволяет. Получалось, что он мог только смотреть и грозно ворочать дулом свой пушки. Но Пушкин еще раз доказал, что не зря про прапорщиков ходят шутки, что они — самое грозное оружие Советской Армии. Сбегав к позициям минометчиков, он договорился с их командиром взвода. После чего въехал на ближайший к дороге удобный склон небольшой горушки. И начал стрелять — в небо. То есть стрелял он на максимальном угле возвышения танковой пушки, плюс к этому сам танк стоял под углом к горизонту и в результате получилась импровизированная мортирная стрельба. Точнее, наверное, ее можно было бы назвать минометной, поскольку пушка «Молот» стреляет оперенными снарядами. На позиции духов обрушились уже не легкие осколочные мины в четыре килограмма весом, а семнадцатикилограммовые фугасы, в каждом из которых только взрывчатки было около трех кило. Правда точность такой стрельбы оказалось намного хуже минометной и на уничтожение трех дотов и подавление остальных у танкистов ушел почти весь боекомплект[18]. Но результат того стоил. «Духи» не выдержали и отошли даже раньше, чем мотострелки поднялись в очередную атаку. Пушкин ходил довольный, реабилитировавшись сразу и за часто припоминаемую неудачную стрельбу в Союзе и за некоторые промахи со снабжением. А у танкистов появилось новое прозвище старшины «Ас Пушкин».
09.10.1983 г. США, гора Шайенн, командный пункт НОРАД
Генерал Хартингер с тщательно подавляемым раздражением смотрел на наносящего обстановку на карту уоррент-офицера. Он, понятно, был абсолютно ни при чем, но наносимая им на карту обстановка напрягала генерала так, что хотелось кого-нибудь убить. Взять и убить, например, этого исполнительного специалиста, как в старинные времена дикари убивали принесших плохие новости.
Новости опять не радовали. Русские оказались куда лучше подготовленными, а их оружие — не столь устаревшим, как докладывала разведка в своих аналитических обзорах.
«И что же мы имеем в результате? — обстановку, появившуюся на карте, до войны невозможно было представить даже в кошмарном сне. — На севере Европы немцы и датчане все же затормозили русских. Точнее, в основном, немцы. Датчане, похоже, все, выдыхаются и скоро начнут отступать. Кажется, мне, если подумать, то успех этот стал возможен потому, что поляки оставили почти всю армию дома, опасаясь внутренних волнений. В центре британцы еще дерутся и дерутся хорошо. Как боксеры в клинче, окровавленные, с выбитыми зубами, шатающиеся, но продолжающие осыпать друг друга ударами. Похоже и здесь сил русским не хватает. Кажется, они все бросили на Фульдский проход и нашим здесь приходится очень туго. А подкреплений ждать уже не приходится. Целый французский корпус застыл на позициях и не движется никуда. Чертовы лягушатники, устроили политический балаган с вотумом недоверия правительству и сейчас у них просто некому принять ясное и понятное решение о выступлении на стороне НАТО. Или они ожидают, что русские их не тронут? Бельгийцы и голландцы… эти все еще никак не отмобилизуются до конца. Пока они «пришивают последнюю пуговицу на мундир последнего солдата», война, пожалуй, и закончится. Причем закончится совсем не так, как хотелось бы нам и, скорее всего, им. Чертовы красные совсем не боятся потерь и даже наших ракет… Ну, надо признать обоснованно, — он внимательно осмотрел нанесенные на морях значки. — Ракетных лодок у них числилось шестьдесят две, а здесь обозначены только чуть больше половины. А остальные тихо крадутся в глубине, готовые в любой момент пустить свои ракеты. Учитывая отсутствие данных по большинству дизельных и атомных лодок-истребителей комми… ситуация на морях складывается не в нашу пользу. Утопленный «Энтерпрайз» в Тихом и «Бейнбридж» в Атлантическом океанах доказывают, что комми перехитрили нас и с шумностью своих подводных лодок. Оказалось, их не так-то просто поймать, а выпускаемые ими ракеты и перехватить очень сложно, — генерал снова внимательно осмотрел карту, на это раз оценивая нанесенные значки ракетных и воздушных сил. — Утешает одно, ни нам, ни Гранд-Форксу пока работы нет. Сколько они там успели расконсервировать противоракет? — Хартингер еще раз сверил данные в лежащей перед ним на столике распечатке и отмеченные на карте, — Точно шестьдесят шесть. Четыре реанимировать не удалось, — он усмехнулся, — это против почти двух тысяч ракет коммунистов. Черт побери, да они и саму базу защитить не смогут. Стоит русским запустить туда сотню боеголовок — и вся наша хваленая противоракетная оборона… Спаси, Господи!» — генерал не был религиозным человеком, но сейчас ему хотелось оказаться где-нибудь в тишине старого храма и, преклонив колена, молить Господа, чтобы он не допустил самого страшного. И в очередной раз всплыл в памяти кошмар, снившийся ему третью ночь подряд. Отлетевшая в сторону многотонная крышка шахты и поднимающаяся из нее на столбе пламени, ревущая, словно биллионы орущих дьяволов, ракета. Спокойная гладь моря, внезапно взбурлившая и выпихнувшая вверх еще одну ракету. И все это симметрично повторяющееся в русской тайге и среди американских пейзажей, в Атлантике и Тихом океане. И тучи ракет, несущихся навстречу, словно вырвавшиеся из ада стаи голодных демонов, готовых пожрать человечество. А потом небо, расколотое ослепительными вспышками взрывов, и яркий солнечный день, омытый солнечным светом, превращающийся на этом фоне в непроглядно темную ночь… Оплывающие от атомного жара небоскребы Нью-Йорка и Чикаго, готические соборы Германии и изящные соборы Италии, и волны Атлантики, взбудораженные взрывами и врывающиеся в прибрежные бухты через разрушенные дамбы, властно забирая всё, что отвоевали у них люди за сотни лет упорного труда. И Белый Дом, сожженный в прошлом веке британскими солдатами, превращающийся в груду оплавленного щебня. — Господи, спаси и сохрани люди твоя, — невольно проговорил вслух генерал. Покосился на дверь, в надежде, что его никто не услышал. И вновь задумался о том, что вскоре ко всем прочим бедам добавиться еще этот бывший актер, возомнивший себя спасителем мира от коммунизма и его свита. Вот тогда-то, мысленно согласился он сам с собой, наступит самое преддверье Армагедонна, потому что эти проклятые дилетанты начнут давать свои ценные указания по любому поводу и лезть во все дела.
«Тогда точно не отдохнешь, как сейчас», — мысленно посетовал Хартингер.
Примечания:
[1] Что и произошло в нашей реальности, когда самолет МиГ-23, брошенный из-за неисправности замполитом полка в Польше, без летчика долетел до Бельгии. Перехватить его смогли только над густонаселенной территорией Рура. Сбивать не стали из опасений потерь гражданского населения