«Военные, если они умные профессионалы, ненавидят воевать еще больше гражданских. Поскольку великолепно понимают, что такое война. Что это отнюдь не те красочные сражения, с красивой героической смертью, которые показывают по телевизору. Война — это кровавая, грязная, страшная и непрерывная работа. На которой ты теряешь друзей часто быстрее, чем приобретаешь новых. А возможная Третья Мировая грозит не просто гибелью друзей или даже тебя самого, в конце концов, каждый профессиональный военный должен быть готов рано или поздно погибнуть в бою. Нет, Третья Мировая грозит гибелью всего человечества. А эти американские недоумки во главе с бывшим актером видимо полагают, что происходят очередные съемки очередного боевика, — раздраженно переключив канал с надоевшей глупыми шутками комедией на какой-то непонятный, но абсолютно нейтральный фильм, подумал Берг. — Точно доиграются до войны. Хорошо, что наши, кажется, это тоже понимают, — решил он неожиданно, — не зря же нас так тренируют. Может, американцы увидят, что мы готовы к отпору, и сдадут назад, как при Хрущеве?»
Звонок в дверь перервал его размышления. Выключив телевизор и отчего-то сразу прихватив тревожный чемоданчик, Николай пошел открывать дверь.
Предчувствие его не обмануло — на пороге стоял прапорщик Иванов, полностью экипированный по тревоге.
— Давай, ротный, в казарму. Собирают «распорядительным порядком», так что можешь не спешить, — сказал он, усмехаясь и бросая красноречивый взгляд на стоящий у ног старшего лейтенанта чемодан.
— Только сбор? — уточнил Берг.
— Ну, ходят слухи, что с выходом в районы[13], - ответил прапорщик. — Но сам понимаешь… Пока сказали, только в казарму…, - прапорщик развел руками и, не прощаясь, развернулся и помчался вниз по лестнице.
— Ладно, понял. Пойду собираться, — крикнул ему вслед Берг.
Прибыв в казарму, Николай неожиданно для себя обнаружил, что вся его рота уже стояла в строю, ожидая только своего командира. Как сразу выяснилось — его подчиненные собрались первыми и без единого замечания, что несколько обрадовало новоиспеченного ротного. Едва Берг успел прибыть и уточнить состояние дел, как всех офицеров вызвали к комбату. А через четверть часа закружилась карусель тревоги. Ревели сотни двигателей танков, потревоженные внезапным ночным грохотом, с криками взмывали в небо вороны. По дорогам ползли, подсвечивая темноте узкими лучиками прикрытых по-боевому фар, танки. Ползли, разбредаясь по заранее назначенным районам, тревожа не только птиц, но и мирное немецкое население.
И рота Николая двигалась в этой же колонне — три тройки первого, второго и третьего взводов, с командирским танком во главе строя. Все на месте и все при делах, отбросив прочь ненужные мысли и забытые сомнения. Полк, несколько мгновений назад напоминавший мирный городок, неожиданно изменился, одевшись в сталь и встав на колеса и гусеницы. Показав, наконец, свое истинное обличье, двинулся, сотрясая землю и небо, отсекая мирное время от тревожной неизвестности.
Примечания:
[1] Марш советских танкистов. Музыка — Д. Покрас, слова — Б. Ласкин
[2] Во время танковых стрельб на гарнизонном стрельбище используется вкладной ствол под патрон 14,5 мм, заряженный на три выстрела, положенных на упражнение. Выстрел осуществляется с правой кнопки под указательным пальцем на пульте наводчика, на которую штатно заведён электроспуск от пушки и, соответственно, подключённого к нему вкладного ствола. МЗ заблокирован и конвейер не проворачивается, а значит, и снаряд не подаётся. Стрельба производится по реальным мишеням, поднимаемым в поле. Отработка выбора снаряда имитируется на пустом конвейере без производства выстрела.
[3] На самом деле «дом Штирлица» снимался в Восточном Берлине, на улице Генриха Манна, 17
[4] Дом Офицерского Состава
[5] Популярный в СССР столовый фарфоровый сервиз производства ГДР с изображениями в стиле 17 века. Считался «дефицитом» и все, служившие в ГСВГ стремились приобрести один, а то и два сервиза, часто для последующей перепродажи в СССР
[6] В нашей реальности врачи отказались менять методику лечения и здоровье страдавшего почечной недостаточностью Андропова стало ухудшаться, что привело к его смерти в феврале 1984 г.
[7] В описываемое время — канцлер ФРГ
[8] Профессиональный сленг. Комэска — командир эскадрильи. «Крайним» — в авиации слово последний не произносят, чаще всего заменяя словом крайний. СМУ — сложные метеоусловия.
[9] «Централизованная заправка топливом» — специальная площадка на военном аэродроме, на которой установлены колонки, позволяющие заправлять самолеты топливом и подавать на них электропитание постоянного и переменного тока.
[10] Опробование двигателей и систем самолета на земле с целью выявления возможных неисправностей, авиационный сленг.
[11] Ракеты с полуактивной радиолокационной ГСН (головкой самонаведения) не имеют своего собственного излучателя. ГСН принимает отражённый от цели сигнал РЛС самолёта-носителя ракеты. Сленговое название — радийные, как и ракеты с активной головкой, в отличие от ракет с инфракрасной головкой самонаведения, или «тепловых».
[12] Неприкосновенные запасы.
[13] Район рассредоточения после сбора по тревоге в предвидении возможного ракетно-авиационного удара противника.
Это маленький шаг…
Это маленький шаг…[1]
На земле, в небесах и на море
Наш напев и могуч, и суров:
Если завтра война,
Если завтра в поход —
Будь сегодня к походу готов.
В. Лебедев-Кумач
04.10. 1983 г. ФРГ. Полигон. Позиционный район группы «Браво»
В полусне — полуяви он пытался понять, что же его потревожило. Наконец, сквозь дремоту к нему пробились звуки — треск радиопомех и механический голос звучали словно откуда-то из дальнего конца длинного, темного коридора. Внутренний голос успокаивающе прошептал — «это не важно… поспи еще». Однако радио все продолжало скулить металлическим голосом: «Браво-три Ромео пять-шесть, это Кило-восемь Майк-семь-семь. Проверка связи, прием». На этом внутренний голос затих. Чувство долга победило, и он окончательно сбросил с себя остатки сна. Заныли затекшие мышцы, результат сна на импровизированной кровати, состоящей из наваленных самых разнообразных вещей, от мягких до твердых и совершенно неподходящих для того, чтобы на них лежать. Только усталость заставила Кейси пойти на такое испытание, как сон на наскоро приспособленном импровизированном ложе. Все еще чувствуя боль в мышцах, он открыл глаза и осмотрел внутренности командно-штабной машины, пытаясь сориентироваться во времени и пространстве. Тусклая дежурная лампочка с трудом освещала внутренности бронетранспортера, превращая их в нечто сюрреалистическое.
Первый лейтенант Гендерсон, заместитель командира роты, сидел в центре машины на ящике с пайками, уставившись на рацию и явно ожидая следующего вызова. Наискосок от Кейси, свернувшись клубком на своем месте, спал механик-водитель Херли, На мгновение Джигс посмотрел на него, размышляя, как мальчишка мог столь сладко спать в таком неудобном положении. Боль в затекших мышцах напомнила ему о том, как спал он сам. Возможно, механик-водитель устроился не так уж и плохо, решил капитан.
Попытка Кейси заговорить оказалась безуспешной из-за сухости в горле. Проглотив слюну, он сделал повторную попытку.
— Кто там, Мэтт? Опять третий взвод?
Продолжая с тем же безразличным выражением таращиться на рацию, Гендерсон ответил по-спартански.
— Да, сэр.
— Который час?
Гендерсон медленно и механически поднял левую руку, и несколько мгновений заторможено смотрел на часы. А затем столь же кратко и монотонно ответил.
— Три тридцать два ночи.
Не то, чтобы Мэтт был бесчувственным роботом. Напротив, «Здоровяк» или, как его называли солдаты, «лейт эМ» был представительным мужчиной с хорошим чувством юмора и острым умом. Просто на исходе ночи любой, просидевший ее без сна, становится очень похожим на зомби. Необходимость часами сидеть на жестком сидении в маленькой холодной бронированной алюминиевой коробке в компании двух спящих тел, и ничего не делать, кроме как пристально следить за рацией, хотите вы того или нет, закончится закономерным итогом в виде бесконечной усталости. Гендерсону не повезло, в отличие от Кейси.
В машине было сравнительно тихо, Мэтт вернулся к своей рации, Херли тихонько посапывал под накинутой сверху курткой. Джигс на мгновение задумался, анализируя сказанное первым лейтенантом. Он постепенно выходил из полусонного состояния и начал осознавать, что сидеть, глядя, как Гендерсон возится с рацией, совершенно необязательно. Однако тело слишком ныло, и вторично заснуть в этой коробке казалось совершенно невозможно. Кроме того, через час должно было состояться построение личного состава группы, и требовалось привести себя в порядок. Другие могли позволить себе выглядеть так, словно только что поднялись, но командир должен производить впечатление бодрости и готовности справиться с любой задачей, учебной или боевой. Сон, если можно было так назвать четыре часа беспамятства на куче разного барахла, закончился. Пришло время встретить новый день, новый рассвет — уже второй с момента, как группа «Браво» вышла из гарнизона и направилась к позициям.
Еще до того, как сформированная на период учений группа отправилась в поле, Джигс понял, что эти учения могут закончиться чем угодно, даже ядерной войной. Ухудшавшаяся с каждым днем обстановка в мире сопровождалась дальнейшими мерами и в их батальоне. Однажды Джигс получил и принес домой свою полевую экипировку, достал старый камуфляж и положил на его место более новый. На следующий день, возвращаясь из военного магазина, он заметил грузовики с предупреждающими знаками «В кузове боеприпасы» на капотах, из которых к парку перетаскивали знакомые ящики. А потом он лично получил и расписался в получении боекомплекта и организовал его загрузку в танки.
Дальше начались долгожданные учения. Начались с приведения части в полную боевую готовность, словно в предвидении атаки «красных». А это особенно настораживало капитана. Кейси ухмыльнулся и покачал головой, отгоняя нехорошие предчувствия.