Родин красиво и аккуратно, как личный автомобиль, остановил трофейный танк в пятидесяти метрах от штабной палатки, крикнул по-немецки Хорсту:
– Эй, Ганс, или как там тебя, вылазь!
Тот послушно «спешился», а Родин, поймав брошенный ему Сидорским танкошлем, натянул его на голову, одернул куртку и пошел к начальству.
– Товарищ полковник! В ходе ночного марша вышли в расположение противника и… в связи со сложившейся ситуацией было принято решение захватить немецкий танк. Механика прикончили, а этого взяли… для комплекта. Танк на ходу, с тесемочкой и бантиком, – не удержался от шутки Родин.
Чугун рассвирепел:
– А скажи-ка, лейтенант, какого хрена вы вдруг оказались в расположении врага?
И Родин понял, что победителей тоже судят, иной раз даже крепче, чем побежденных.
– На развилке ушли влево, – не отводя взгляд, ответил Родин.
– Все у тебя влево, все не как у людей. Трое суток ареста!
– Есть трое суток…
Чугун повернулся к стоявшему навытяжку пленнику.
– А это что за гусь?
Тот понял, что надо представиться:
– Лейтенант Ланге, командир 3-го взвода 2-й роты 505-го батальона тяжелых танков.
Родин подсказал:
– Он из 505-го батальона тяжелых танков.
– Вижу, – недовольно произнес Чугун. – Корова на борту. Старые знакомые. Отведешь его к разведчикам и документы его отдашь им.
– Понял, товарищ комбриг. Разрешите выполнять?
А Василий Иванович неожиданно порывисто обнял Ивана:
– Спасибо тебе, сынок, за подарок. Уж очень нам пригодится этот танк.
Иван смутился, сказал «не за что», откозырял и бросил Ланге: «За мной».
Хорсту еще предстояло знакомство с Сашей Деревянко.
А Саня, не теряя времени, открыл трансмиссию и стал проверять последовательно все узлы и механизмы.
Иван со злой веселостью скомандовал:
– Рядовой Деревянко, ко мне!
Тот подошел с недовольным лицом – оторвали от дела.
– Вот, Саня, этот гад, между прочим, из 2-й роты 505-го батальона.
– Уже видел, 124-й номер на броне, – хмуро отреагировал механик. – Раскатать бы этого вояку в папирус… – И спросил по-немецки, обращаясь к пленному: – А танк номер 123 у вас есть?
Хорст кивнул – есть такой.
– Это танк лейтенанта Вильгельма Зиммеля? – продолжил допрос Саня.
Хорст удивился и подтвердил: да, именно его, и поинтересовался, откуда им известно это имя.
– Вы все у нас на крючке, – по-русски ответил Деревянко.
А Хорст поспешил добавить:
– Танк лейтенанта Вильгельма Зиммеля стоял рядом с моим…
Деревянко понял и тут же отреагировал:
– Что ж ты, бл… немецкая, сразу не сказал!
Ребята рассмеялись. Баграев положил руку Сане на плечо:
– Вот бы тебе подарок был…
Деревянко повернулся к Ивану, вздохнул порывисто:
– Командир, я все слова позабывал, скажи этому гаду, зачем мне нужен этот Зиммель…
– Объясню, – согласился Иван и после паузы, медленно и с расстановкой, начал:
– Ваша 2-я рота стерла с земли деревню этого парня. Деревня называется Большая Драгунская… И когда ты, Хорст, уничтожал дома, Зиммель на своем танке давил его брата и бабушку. А вот он смог убежать! Зиммель догонял его на танке. Ты помнишь деревню Большая Драгунская?
Даже сквозь копоть на лице немца стало видно, как оно побелело. Ланге порывисто вытер капли пота:
– Нет, я не помню эту деревню. Их было много. Это война… Я был контужен…
Иван достал из пакета фотографии казни лейтенанта-танкиста, показал Сидорскому и Деревянко:
– Глядите… Нашли у него в сумке.
Кирилл взял фотографии, его передернуло, он поспешно, словно это были сгустки крови, протянул их Деревянко.
– Зверье, куражились, живьем закапывали парнишку, – глухо сказал он.
Родин глянул на ребят: мрачные, посуровевшие лица их не предвещали ничего хорошего. Дай команду – тут же кончат немца, без канители.
– Комбриг приказал отвести пленного к разведчикам. Они с ним быстро разберутся… Саньке, пожалуй, поручать не буду, – усмехнувшись, сказал Иван. – Еще шлепнет по дороге. Пойдешь ты, Руслан, как его старый знакомый.
Он протянул Баграеву командирскую сумку Ланге.
– Понял, командир.
Минут через двадцать Руслан вернулся и доложил Родину:
– Товарищ лейтенант, передал командиру разведроты из рук в руки.
– Фотографии показал?
– Показал.
– И что он сказал?
– Сказал, что для таких у них есть специальный вопросник.
Иван подумал, что и сам бы поговорил с пленным по техническим характеристикам немецких танков, тактике боя в различных ситуациях и огневому поражению наших танков. И, пока начальник разведки сообщит результаты допроса в докладной записке вышестоящему штабу, а оттуда в обобщенном виде поступят рекомендации, жернова войны прокрутятся, и что-то будет упущено, что-то придет несвоевременно. Как и все младшие командиры, Родин не любил штабных офицеров, конечно, прекрасно осознавая, что без управления войска не могут действовать грамотно.
А еще уже с равнодушием подумал о пленном лейтенанте. После разведчиков он попадет в особый отдел, а там фотографии казни танкиста очень могут стать для него скорым приговором. Отведут подальше от дороги и шлепнут.
На самом деле после допроса особистом бригады Ланге отправили в штаб танкового корпуса. А принцип был один: чем дальше от передовой, тем больше шансов остаться живым. Со своей саксонской хитринкой немец смекнул, что для русских он, обладающий важной информацией, весьма ценен. А информация эта была о нескольких «Королевских тиграх» в составе 505-го батальона тяжелых танков.
Хорст тогда почему-то сравнил себя с бутылкой, которой в голову-пробку болезненно вкрутили штопор… Так же мучительно, с громким хлопком, ее теперь вытащат. Тактика поведения бывшего командира взвода теперь была такой: дозированно сливать из этой «бутылки» сведения, которыми он обладал. Информация о «Королевских тиграх» действительно пригодилась: то, что рассказал Хорст, а также показания других пленных легли в основу специального приказа по фронту.
Через какое-то время в числе первых военнопленных Ланге вошел в образованный еще в июле 1943 года Национальный комитет «Свободная Германия» и даже стал членом этого комитета. К концу декабря Хорст переметнулся в учрежденный для офицерского состава «Союз германских офицеров». Там он быстро вошел в число приближенных главы Союза генерала артиллерии Вальтера фон Зейдлиц-Курцбаха и генерал-фельдмаршала Фридриха Паулюса. А спустя несколько месяцев, 17 июля 1944 года в составе 57 000 немецких солдат и офицеров в колонне прошел по Садовому кольцу и другим улицам Москвы.
Усиленный паек – кашу и хлеб с салом, которым их накормили с утра – он запомнит на всю жизнь.
Глава тринадцатая
Наступление по каким-то ведомым только генералам причинам отменили. Противники перешли к обороне и, держа нос по ветру, теребя разведку, начали оценивать силы и возможности друг друга.
Деревянко сумел быстро найти неисправность и с помощью техника роты «подлечил» железного коня и поставил его в «стойло». А «стойла», то есть окопы для танков, уже были вырыты на окраине поселка. Благо земля здесь, на опушке леса, была легкая и податливая.
Ближе к вечеру, когда у вышестоящих командиров иссякли поручения и распоряжения, и вдруг появилось свободное время, танкисты занялись любимым делом. Большей частью бойцы роты «давили на массу», тут, сколько ни спи, все на пользу.
Деревянко отпросился пройтись по лесу, давнишняя мечта была – собрать осенние травы и ягоды: папоротник, золотую розгу, рябину, калину и орешник. Обещал сделать мировые чаи и настойки, от болезней разных, чай из дубовых чернильных орешков и, на изысканный вкус, кофе из поджаренных желудей. Последний аргумент стал решающим, и Родин отпустил его, но на полчаса, не больше.
А Руслик вновь достал из недр танка часы с кукушкой и стал их разбирать-собирать. Сидорский, перед тем как направиться к ближайшему дереву для метания на точность своего любимого ножа, по обыкновению не смог удержаться:
– Ну, как, еще не кукарекает? Смотри, чтобы ночью не вылезла. Не прощу!
– Для тебя точно петь не будет! Иди, кидай свою железяку…
А Иван только приноровился на командирском сиденье написать письмо матери, как услышал голос ротного писаря Потемкина:
– Руслан, а где лейтенант Родин?
Не отрываясь от своего занятия, Баграев ответил:
– Очень сильно нужен?
– Очень – не очень, твое какое дело? – проворчал Прохор. В руке он, как всегда, держал железный палец от трака.
– У командира личное время, он отдыхает, – вежливо пояснил Руслик и очень тихо добавил: – И в наш дом принято стучать.
– Запросто! – И Потемкин с удовольствием три раза постучал по башне, не зря взял инструмент.
Последних, сказанных вполголоса слов Руслика Иван не слышал, поэтому отреагировал очень бурно:
– Придурок! Ты лучше по своей башне постучи!
Потемкин даже ногой топнул от досады:
– Черт вас разберет! Кто тут говорил: «В наш дом принято стучать»? – передразнил он почему-то картавым голосом.
Родин усмехнулся:
– Ну, что там, ротный вызывает?
– Капитан Бражкин…
Иван убрал недописанное письмо в карман, спустился и дружески похлопал Прохора по плечу:
– Не грусти, а то грудь для ордена не будет расти. Пойдешь ко мне во взвод? Первая же свободная вакансия башнера или радиста – твоя!
Потемкин сердито блеснул глазами, расправил плечи:
– Пойду! Думаете, струшу?
– Как говорит наш комбриг, «постреляем – увидим»…
В порядком задымленной табаком палатке командира роты, куда, спросив разрешения, вошел Иван, его ждал сюрприз. На маленьком походном столике лежала очень знакомая фляга. Это только на первый взгляд все штатные емкости одинаковые как близнецы-братья. По видавшему виду чехлу, пробке и вмятинкам всегда можно узнать свою, особую, из экипажа.
Бражкин поставил задачи по охране опорного пункта роты, сообщил, что взвод лейтенанта Бобра назначен в боевое охранение батальона, на следующие сутки пойдет взвод Штокмана, на третьи – Родина. Из чего Иван понял, что ожидается временное затишье, но Бражкин эти размышления подкрепил размыто, мол, наступление может быть в самые ближайшие дни.