– «Я вчера нашла совсем случайно у себя в шкафу, где Моцарт и Григ…»
– «То, что много лет хранила тайно в темных корешках пожелтевших книг…» – завершил куплет Саша.
От волшебной, загадочной грусти этих стихов защемило сердце, душа захотела уюта, и грезилось, и мечталось о чем-то хорошем и счастливом.
Мир моих надежд, моей души…
Наивный мир наивных лет,
Забытых дней забавный след –
Все, что волновать меня могло
В семнадцать лет…
Ваша записка в несколько строчек,
Где вы, мой далекий друг, теперь?…
Саша не знал ни композитора романса Николая Бродского, ни автора стихов Павла Германа, и очень бы удивился, если бы узнал, что это он сочинил строки «железного» авиамарша «Все выше».
Потом было «Утомленное солнце», которое «нежно с морем прощалось», и еще один балл получила Таня.
«И кто его знает» к общей радости угадал Юрка, а девушки пропели для всех гостей куплет:
На закате ходит парень
Возле дома моего,
Поморгает мне глазами
И не скажет ничего.
И кто его знает,
Зачем он моргает?
Народную песню из кинофильма «Юность Максима» «Крутится, вертится шар голубой», конечно, знали все. Первым нетерпеливо затряс рукой Прохудейкин:
– Я знаю!
Последовала пауза, Роман сморщился, даже вскочил, сжал кулак правой руки.
– Что-то знакомое, вот крутится в голове…
– Это не ответ! – строго сказал Деревянко. – Кто будет отвечать?
Девушки переглянулись и рассмеялись: кто не узнал любимую народом песню!
– Давай ты, Оля! – предложила Таня.
– Нет, лучше ты! – сказала подруга.
Юра оценил деликатность ситуации и промолчал. А Ивану было интересно, как поступит набравший разгон ведущий игры.
Деревянко же сыграл музыкальную «отбивку» и объявил:
– Время истекло. Это песня «Крутится, вертится шар голубой, крутится, вертится над головой…»
– Во! Я же говорил, крутится в голове! – обрадовался Прохудейкин. – Угадал, мне очко!
– Крутится над головой, а не в голове! Не надо хитрить, товарищ старший лейтенант! – заметил Деревянко.
Прохудейкин отреагировал резко:
– Как ты смеешь так разговаривать со мной, солдат!
Иван удивленно глянул:
– Роман, это же игра! А у игры свои условности.
– Это уже не игра, когда забывают о субординации!
Деревянко снял гармонь, положил ее на лавку.
– Прошу извинить меня, товарищ старший лейтенант… Концерт окончен.
Родин подытожил:
– Прохудейкин заработал свои пол-очка!
Юра Чварков тоже расстроился: принесенный патефон стоял угрюмым молчуном, и как бы сейчас девчонки не указали на дверь из-за нелепого Прохудейкина, надо было спасать ситуацию…
Татьяну разбирало любопытство, какие пластинки принесли тыловики, самое время было приступать ко второй части концерта.
– Что-то антракт у нас затянулся. Ребята, заводите свою музыкальную шкатулку.
А Ольга же чувствовала личную обиду, ей по-детски хотелось победить в игре, а какие песни еще приготовил Санька, теперь уже никто не узнает. И вряд ли когда они еще так хорошо, по-доброму, с радостным ожиданием маленького чуда встретятся. Прохудейкин и Чварков уйдут со своим патефоном в штаб, а ребята-танкисты сядут в свои танки и станут другими: чужими и жестокими, отчаянно-храбрыми и беспощадными, железными, как комбриг Чугун. «Иван, наверное, страшный в бою», – подумала Оля и не смогла представить его таким, потому что он сидел с разморенно-счастливым выражением на лице и ждал, наверное, когда заведут патефон. И ей захотелось вдруг остаться с ним наедине, сесть рядышком, обнявшись, и говорить-говорить о каких-то милых пустяках до самого рассвета.
А Иван и в самом деле ждал, когда, наконец, Юрка закончит возиться, заведет ручкой свой патефон и можно будет пригласить на танец Олечку.
И вот зазвучала волнующая, томная мелодия любви «Твоя песня чарует», танго, которое часто исполняли на танцевальных площадках парка Горького.
Иван едва заметно локтем подтолкнул Сашу: «Иди, приглашай Таню». Сам же подошел к Ольге, учтиво и просто пригласил.
Сладкоголосый певец пел о скрипке в ночи, что играла нежно и ласково для двух влюбленных сердец.
Она шепчет нам о надежде любви, радости жизни.
Вдвоем под чистым небом давай послушаем ее.
Она ласково обнимает нас и пьянит.
Приди тихонько напеть этот мотив в моих объятиях.
Ольга и Иван закружились в танце, видавшая виды пластинка крутилась под иглой патефона, воспроизводя бурю чувств и ночных грез.
Роман шагнул было к Татьяне, но та сразу отрицательно покачала головой, глянула с легкой усмешкой на оробевшего Саню. От нее не укрылось, как Иван сделал знак товарищу. Таня едва заметно опустила ресницы; «бог ты мой, какой стеснительный, ждет, когда Юра сделает реверанс».
Саша шагнул, как отклеился от пола, румянец полыхнул на лице, в самом деле, засмущался бравый механик и лихой гармонист, кашлянул и каким-то детским голосом сказал:
– Татьяна, можно вас пригласить на танец?
Таня легко и неторопливо встала, в глазах – загадочный блеск, улыбка императрицы. Сашка танцевал в первый раз в своей жизни. Он, конечно, часто играл на гармони в клубе, и молодежь отплясывала «Барыню», более сложными были вальсы, но классическое танго в деревне никто не танцевал, да и никто бы не потерпел эту срамоту с вывертами и запрокинутыми барышнями.
Но слуха и чувства ритма ему было не занимать. «А-а, будь что будет, отступать некуда, – подумал Деревянко, – будем танго танцевать как вальс!»
И сразу почувствовал себя уверенней, потому что его партнерша, «цыганочка», дала понять, что будет вести его в танце, и ему нужно только приноравливаться, не суетиться и не сбиваться. И может быть, только под конец перехватить инициативу.
«Какой он смешной, – думала Татьяна. – Совсем еще ребенок».
Хотя сама была старше всего на год.
А певец из патефона все изливал свою душу:
Когда я льну к тебе,
Твой нежный голос
Унимает мое волнение.
На этих словах Таня вдруг прижалась к Саше всего на мгновение, чтоб опять смутить его всего на миг. Она угадала: мастер «угадайки» в тот же миг едва заметно отпрянул.
Пой же, пой мне.
Когда льется твоя песня,
Все в моих глазах кажется
Прекраснее, чудеснее
В эту ночь грез.
Иван и Ольга танцевали что-то среднее между вальсом и танго, сразу почувствовав близость единения, глазами без слов понимая, какие фигуры будут рождаться в этом сплетении отечественного и итальянского танцев. В этом танце, где есть своя философия и романтика, женщина должна полностью покориться и стать сверкающим отражением мужчины.
У Оли буквально захватило дух, их пальцы сплелись, рука Ивана лежала на ее плече, и она чувствовала ее силу. В какой-то момент они прижались щека к щеке, и Ольгу как будто обдало жаром… Да, оказывается, Ванечка умел танцевать в лучших традициях русского офицерства.
А Иван подумал, что нет лучшего способа без слов сказать женщине о своих чувствах, как в таком страстном и темпераментном танце. Только поймет ли милая Олечка, насколько серьезны, безумны и безудержны его чувства. Какой океан бушевал у него внутри, накатывая одну за другой кипящие волны! И только в этом огненном танце он мог обладать ею. Безнадежно влюбленный – нет более печальной роли…
Но вот патефонная иголочка, прошипев последние звуки чарующего танго, съехала к краю пластинки.
Иван поблагодарил, чинно поклонившись, проводил Ольгу к лавочке и сел рядом, танец давал ему кратковременное право и шанс, и им надо было тут же воспользоваться.
Саша, который весь танец искоса глядел и пытался хоть как-то повторять движения Ивана, сделал то же самое. Главное, от волнения ничего не забыть и не перепутать. Он сел напротив Тани и уже старался не отводить взгляд и не смущаться, как красная девица.
– А ты, Олечка, прекрасно танцуешь! – Преимущество танца «со страстями» дает возможность плавно, без оговорок, перейти на «ты».
Это несравненное ощущение, будто в театре с мгновенно распахнутым занавесом видишь яркий свет, когда принимается это естественно и просто, и душа открывается, ищет ниточки-иголочки, чтобы сделать «стежку» и найти одну общую путь-дорожку.
– И ты, Ваня, замечательный партнер. Ведь в танго всё во власти мужчины!
У Ивана отлегло от сердца – так оказалось все просто, а в ее глазах было столько теплоты и уюта, что можно растопить любой лед в душе. А душа у Вани Родина пела и плясала.
– Но это власть раба, которому дали возможность на время почувствовать себя хозяином…
Иван заметил, как поменял ногу на ногу Роман (видно, затекли). Заскучал он, поняв, что танцы для него закончились, пары наметились. Прохудейкин неторопливо встал, развернул плечи, будто красуясь новенькими, неизмятыми погончиками старшего лейтенанта, и небрежно бросил:
– Пойду воздухом подышу…
А Юрка поставил новую пластинку. И зазвучали привычные «Рио-Рита», «Неаполитанское танго», «На сопках Маньчжурии»…
Иван коснулся рукой запястья Оли, какое-то мгновение она задержала руку, потом выскользнула, лишь пальчики ее оставили свое тепло. Она глянула на Ивана, как бы сказала, «не сейчас».
«Какое чудное творение эти женские ручки…» Лапы танкиста месяцами не знали ничего изящней солдатской ложки.
– У меня такое чувство, Оля, что мы знаем друг друга уже много-много лет. Прости, ради бога, за банальность…
– Ты как будто мои мысли читаешь. – Она коснулась его руки.
– Так бывает, когда у людей родственные души. Они могут молчать, ничего не говорить, и им будет спокойно и уютно. Если говорить на языке физики, то мы сейчас в одной амплитуде, главное, не входить в резонанс.
Оля улыбнулась:
– Начал как лирик, закончил как физик. А ты где учился? Сразу и не угадаешь.
– В автодорожном институте.
– Мы ведь совсем ничего не знаем друг о друге, – негромко сказала Ольга.