– Это, Саня, тебе доппаек от нас, понимаешь, для общего укрепления организма.
А Родин протянул фото, где они втроем были сняты на фоне «Королевского тигра», того самого, с дырой в борту.
– Ну, ты садись, – сказал Чугун и сам уселся на свободную койку рядом. – Рассказывай, Жанна д’Арк, как ты ловко обманула целую танковую бригаду.
– Лучше уж Надежда Дурова! – тактично поправила Саша.
И она в очередной раз, а для комбрига впервые, поведала свою историю, подобных которой на территории страны были сотни.
4 августа в их деревню Большая Драгунская ворвались фашистские танки и стали расстреливать дома из пушек. Загорелась их изба, и они втроем, с бабушкой и братиком Колей, выбежали во двор. А механик-водитель этого железного зверя на полном ходу наехал на них гусеницами, а потом разрушил избу. Саша только чудом спаслась, кинувшись в овраг, кубарем полетев на самое его дно.
– Да, досталось тебе, дочка… – покачал головой комбриг.
– Я на всю жизнь запомнила командира танка № 123, он таким героем сидел на броне, – продолжила Саша. – И эмблему на танке запомнила – «буйвол». У меня хорошая зрительная память. Я его в блокноте зарисовала, хотите, покажу?
Саша достала из тумбочки блокнот, открыла страничку с рисунком буйвола.
– А потом снова увидела на «тигре», когда фрица захватили, ну, прямо один в один получилось… Даже порадовалась за себя.
Она перевернула страничку, на ней был изображен мчащийся всадник.
– А вот это – эмблема на тех «Королевских тиграх».
– Молодец, – похвалил Чугун. – Эта, товарищи танкисты, чтоб вы знали, новая эмблема 505-го батальона тяжелых танков. Да, наших старых знакомых.
– 505-й? – воскликнула Саша. – Вот, оказывается, опять нас война свела.
– Старые знакомые старые преступления новой эмблемой не скроют! – бросил Родин.
…Самая загадочная и таинственная часть необычайной истории Саши Деревянко началась 7 августа 1943 года. Именно в этот день деревня Большая Драгунская была освобождена частями 15-й стрелковой дивизии 29-го стрелкового корпуса 13-й армии Центрального фронта.
Этот факт, а также наименования частей и соединений будут опубликованы в газетах и войдут в летопись Отечественной войны. А для Саши это была просто наша родная пехота, воины-освободители.
Буквально через день Санька побежала в соседнее село, где открылся полевой военкомат. На крылечке скучали трое парней, видно, уже получили назначения в войсковую часть. Деревянко прошла в избу, за столом сидел капитан, ему прямо и выпалила: «Прошу зачислить меня в танковый батальон механиком-водителем! Я умею водить трактор!»
Про танковый батальон сказала потому, что думала, там для нее обязательно хоть одно местечко да найдется. Офицер, глянув на худосочную девчонку, только усмехнулся такой наивности. «Что вы, девушка! – укоризненно сказал он. – Танкист – это чисто мужская профессия. Женщин в танки не берут, как и на военные корабли. Это закон». И добавил, видно, с чувством юмора был, мол, тебя не в танковый, а в стиральный батальон. Потом предложил Саше пойти в санитарки.
«Я должна отомстить фашистам за бабушку и брата, за деревню, расстрелянную из пушек!» – умоляла она.
«Сказал тебе: только в санитарки!» – рявкнул капитан.
Она повернулась и быстро ушла, чтобы офицер ненароком не увидел ее слез.
И невдомек было капитану-военкому, что среди безликого потока добровольно-принудительного контингента призывников из освобожденных территорий та смешная девчонка, которая и фамилию-то не успела назвать, окажется с характером, как кремень, упрямой и изобретательной. И очень скоро ему предстоит еще одна встреча с ней…
«Ты меня еще не знаешь, пенек замшелый!» – сказала она в сердцах, выйдя из военкомовской избы.
Парни рассмеялись: интересно, как в армию принимают девчонок?
Санька уже знала, что будет делать дальше, вернее, что сделает с собой. Она пошла к своей крестной, тетке Дарье, одной из немногих уцелевших в деревне после карательной операции… Домик ее был на окраине за пригорком и тоже уцелел: может, поленился или поостерегся сворачивать в сторону командир немецкого танка.
– И вот, – Саша сделала паузу, вздохнула, поправила прическу (короткие волосы ей очень шли), – говорю: «Тетя Дарья, вы меня всегда стригли. Постригите сейчас под „ноль“. Тетка, конечно, ни в какую: „В своем уме ты, доча?“ Говорю: „Это только для гигиены. Или сама постригусь, и будет, тетя, что-то страшное“. Потом созналась, на фронт иду. И вот она плакала и стригла меня, плакала и стригла… Что ж, говорит, творится на белом свете, разве можно так жить? Разве можно так жить?»…
Тетка Дарья и одежду мне дала, от ее покойного мужа осталась. Подвернула я штаны, рубаху в них заправила, веревкой подвязалась, лапти надела, все равно как до призывного пункта дойти, а там, в армии, оденут и обуют… Глянула на себя в кадушку с водой, зеркала-то не было. Ужас, лысое чудовище! Взяла котомку с оставшимися вещами и опять пошла к тому же капитану.
Глянул на меня этот «пень замшелый», не узнал, конечно. А я и голос изменила на грубый: «Деревянко Александр, 1925 года рождения, из деревни Большая Драгунская, работал трактористом. Хочу воевать в танковых войсках механиком-водителем…» Тут же и записали меня без всяких документов. А какие документы, все сгорело! Потом один месяц училась на курсах механиков-водителей. И там узнала, что потери у танкистов очень большие, и успокоилась: некогда будет проверять, пацан Саша Деревянко или девчонка. Вот так и сбылась моя мечта. А про остальное вы знаете…
Комбриг хотел спросить, пожалела ли хоть раз Саша Деревянко, в обличье мужчины бросившись, как в жерло вулкана, в самый пожар войны, на самую трудную работу. Но не стал задавать вопрос, ответ на который был очевиден. И сто раз был прав замшелый тот пенек, прогнавший сопливую девчонку с глаз долой. Да, женщинам на фронте неизмеримо труднее. Но когда рядом свои мужики, они ведь помогут, спасут, прикроют… Таков закон на белом свете.
Глядя на эту пацанку, Василий Иванович вдруг поежился, ему стало не по себе, что не уберегли ее от штрафной роты с безжалостной перспективой братской могилы и что после возвращения с того света вновь послали на задание, шансы выполнить которое были близки к нулю. А ведь в бригаде пруд-пруди лихих механиков-водителей…
Вместо этого Чугун сказал:
– Вот подлечишься, дадут тебе отпуск, домой поедешь!
Произнес и осекся – дома-то не было…
Тень пробежала по лицу Саши, будто чужая сила вновь бросила ее на пепелище, но была и другая давняя, саднящая боль.
– Товарищ полковник, можно просьбу?
– Слушаю тебя…
Чугун все что угодно готов был сделать, чтобы исправить свою оплошность. А ведь он даже не знал, есть ли у Саши Деревянко родители.
– Хочу отыскать маму и папу. Как в начале войны ушли на фронт, так с тех пор никаких вестей, – подняв заблестевшие глаза, сказала Саша.
– Обещаю, сделаю запрос через военкомат. Найдем, Саня, обязательно найдем. – И он положил свою руку на исхудавшую кисть Александры, как утверждающую печать.
Тут же он посмотрел на часы и сказал особенным тоном:
– Сюрприз тебя ждет, рядовой Деревянко!
Саша недоуменно глянула на Василия Ивановича, потом на ребят. Какой еще может быть сюрприз лучше пожаловавших в гости комбрига и родного экипажа?
И тут за стенами палаты в коридоре послышался нарастающий шум, негромкие голоса. Саня со своей идеальной памятью на голоса поняла, что сейчас, возможно, в палату пожалует начальник госпиталя Алексей Сергеевич Умнов. Как все армейские интеллигенты, он носил короткую смоляную бородку и аккуратные усы; стройный, спортивного сложения подполковник медслужбы больше походил на строевого офицера, но на этом сходство заканчивалось.
Особо выразительными были у него чуть раскосые глаза. При взгляде на раненого в них сразу же читалась история его болезни. Сашу он навестил в первый же день после операции, погладил по голове и спросил о самочувствии, что-то еще медицинское сказал сопровождающим врачам. Потом Умнов пришел еще раз, поинтересовался, есть ли у нее просьбы.
Саша сказала:
– Можно попросить, чтобы сюда не ходили и не заглядывали? Чувствуешь себя, как мартышка в клетке.
Конечно, историю переодевшейся в мужчину девчонки на следующий же день знал весь госпиталь. И механик-водитель Александра Деревянко, хочешь, не хочешь, стала местной достопримечательностью.
– А кто заглядывает?
– Все кто ни попадя…
Умнов строго обещал принять к таким любопытствующим самые жесткие и беспощадные меры…
Но вот дверь широко распахнулась. Во главе делегации – начальник госпиталя. Предупредительно отойдя в сторону, он громко представил:
– Вот, товарищ командующий, наша героиня!
От волнения Умнов позабыл фамилию Саши.
– Товарищи офицеры! – привычно скомандовал Чугун, тоже забыв, что в госпиталях эта команда не подается.
Генерал Прохоров улыбнулся, махнул рукой – отставить. Эту встречу он откладывал уже несколько раз и вот сегодня утром дал распоряжение адъютанту подготовить ее.
– Так вот ты какая у нас, Надежда Дурова бронетанковых войск! Она была кавалерист-девица, а ты у нас – «танкист-девица»! Как, не против?
– Нет, не против. – Саше только и оставалось что соглашаться.
Все присутствующие в свите генерала засмеялись. Кроме упомянутых начальника госпиталя и адъютанта командующего здесь были корреспондент и фотокор из армейской газеты и начальник медицинской службы армии.
– Ты смотри – «не против»! Тогда давай знакомиться. – И Прохоров протянул руку.
Она пожала генеральскую руку, крепкую и мосластую, подумала, такую надо, чтоб держать уздечку необъезженного коня.
– Саша, то есть рядовой Деревянко.
– Очень приятно. Прохоров Федор Филиппович, командующий армией.
Александра вытянулась по стойке «смирно». Родин на всякий случай ее поддержал.
– А по-моему, – строго сказал командующий и глянул в сторону адъютанта, – здесь в палате нет рядовых Деревянко.