Когда передовой дозор пересек поле, то показалась и основная колонна, в которой было три десятка танков, причем все немецкие: два десятка «троек», новых, так как на них стояли уже 50-миллиметровые орудия, и десяток «четверок», которые выполняли роль тяжелых танков. Дозор проехал дальше, по нашим следам: а я что, дурной, сразу за полем съезжать с дороги и тем самым говорить, что я тут, понимаешь ли, засаду подготовил? Нет, я не кадровый дуболом, которых, к сожалению, было много на начало войны в нашей армии.
Мы проехали после этого где-то с километр, прежде чем выбрались с дороги и уже возвращались назад к опушке прямо через лес. Он здесь негустой, так что пробраться вполне можно, вот мы и проехали, так что противник об этом узнает, когда уже будет поздно. На месте съезда была засада – взвод бойцов с «максимом» и трофейным противотанковым ружьем[5]. Для уничтожения разведчиков этих сил было более чем достаточно.
К тому моменту, как немецкий дозор доехал до места засады, основная часть батальона как раз была на середине поля. Начало боя вышло одновременным. Очередью из «максима» разом смахнули экипажи трех мотоциклов передового дозора, а четвертый расстреляли из ручника. В бронетранспортер довольно удачно закинули гранату РГД-33 без оборонительной рубашки. Стрелка и второго номера убило на месте, офицера, который сидел рядом с водителем, ранило, а самого водителя оглушило. Бронетранспортер встал, а в него уже запрыгивали бойцы, которые быстро добили водителя с офицером. Пара мотоциклов все же получили повреждения от огня пулемета, один даже загорелся, но два других и сам бронетранспортер не пострадали, так что у нас был прибыток.
А на поле тем временем разворачивался свой бой. Я не стал дожидаться, когда перехватят передовой дозор немцев; как только голова колонны из двух «троек» и одной «четверки» оказалась на середине поля, открыл огонь. Подпускать противника ближе было опасно: у нас не так много танков, а сойдясь на короткую дистанцию, немцы станут опасны, и мы потеряем свое преимущество в бронезащищенности. Из-за разыгравшегося боя я не слышал, как началась стрельба в нашем тылу, когда засадный взвод уничтожал немецкий передовой дозор.
Ромка Томский навел наше орудие прямо под башню «четверки» и по моей команде выстрелил. Я четко видел отсверк попадания нашего снаряда в лобовую броню, а спустя буквально секунду-две башня «четверки» в огненном взрыве взлетела вверх, когда от пробившего броню снаряда сдетонировал ее собственный боекомплект. Рядом раздались выстрелы остальных танков, и тут же обе «тройки» загорелись, а мы перенесли огонь на следующие немецкие танки. Надо отдать немцам должное, они не запаниковали, а стали быстро разъезжаться из походной колонны в линию и сразу открыли по нам ответный огонь.
Всего пара минут – и на нас уже надвигается стальная лавина, а следом за танками едут бронетранспортеры и бегут пехотинцы. Именно в этот момент открыл огонь мой запасной полк – еще семь орудий, пусть и меньшего калибра, чем на КВ и Т-34. Они били в корму вражеских танков. Когда немцы поняли, что их обстреливают не только с фронта, но и с тыла, уже больше половины их танков горели. Это при попадании в лоб танк не всегда взрывается или загорается, а вот при попадании в корму, в двигательный отсек, да еще на бензиновом двигателе, пожар почти неизбежен, за редким исключением.
Немецкая пехота попыталась ударить по засадному полку, но наткнулась на сильный пулеметный огонь и залегла. Наши пулеметы не давали им подняться, а тем временем все немецкие танки и бронетранспортеры уже горели. На наше счастье и свою беду, немцы целиком втянулись на поле, когда начался бой, и теперь им просто негде было укрыться. Кругом только горящая техника, а под нее не спрячешься: зажаришься заживо. Вот и пытались немецкие пехотинцы уползти, а наши бойцы их азартно отстреливали. Ох, как они потешили свою душу, видя беспомощность врага, которого, казалось, невозможно победить.
Потом вперед двинулись наши бронетранспортеры с бойцами и методично достреливали немцев. Еще с час мы добивали немецких пехотинцев; рисковать понапрасну своими бойцами мы с Горобцом не хотели, а потому и не торопили их. Трофеев, правда, почти не было, из техники только пяток чудом уцелевших грузовиков, но мы и не ставили перед собой задачи прибарахлиться за счет противника. Это потом нас приятно порадовала засадная группа: они пригнали два трофейных мотоцикла и бронетранспортер. А так в основном мы собрали только патроны и с десяток ручников с убитых пехотинцев.
Вот теперь можно и начать прятать свои следы, а то загоняют нас в противном случае, как мамонтов. Это сейчас мы выбрали место боя, а потому потерь у нас, считай, и нет – с десяток бойцов погибло и два с половиной десятка ранено, притом что мы сами полностью уничтожили моторизованный батальон противника и сожгли три десятка танков и четыре десятка бронетранспортеров. Такой результат не зазорно и полку иметь, а тут всего лишь неполный батальон. У нас ведь танковая рота да усиленная пехотная рота, и все, немцев же было раза в три больше. А вот уничтожили их, и все потому, что не понеслись мы вперед в атаку под девизом «отвага и слабоумие», а как нормальные люди устроили противнику засаду.
Теперь главное для нас – это не напороться не на противника в силах тяжких, а на дуболома отечественного со званием, который на противника будет бросаться, как бык с придавленными бубенцами на красную тряпку. Такому только дай волю, так он все угробит. Вот и получается, что он для нас большая угроза, чем противник. И не подчиниться такому дураку тоже нельзя: армейская субординация, мать ее за ногу. Пока нас бог миловал; надеюсь, и дальше пронесет. Вот если комиссар попадется, то тут все же чуть легче: пускай он пока и имеет много власти, но отбиться, думаю, смогу.
Пришлось нам маленько поплутать, запутывая наши следы, но, похоже, мы ушли. Первыми шли танки и бронетранспортеры, затем грузовики, которые своими колесами несколько затирали следы гусениц, ну и срубленные деревца, которые волочились за грузовиками. Опять же, пока немцы найдут побитых преследователей, тоже пройдет время, а мы все дальше уйдем, правда, до следующего боестолкновения.
Это была небольшая деревушка. Если смотреть по карте, то по прямой до нее было не так и много. Но кто сейчас будет передвигаться напрямик? Даже одиночные окруженцы не смогут все время идти прямо, что уж говорить о нашей колонне. За это время мы маленько подросли, и не только в личном составе. За эти пару дней к нам присоединились с сотню бойцов и младших командиров. Были даже два майора, но один летчик, а другой тыловик – интендант. Вот они и не стали права качать и своими званиями давить, чтобы перехватить бразды правления, прекрасно понимая, что ни фига не смыслят в командовании механизированной группой. Поэтому присоединились к нам, не претендуя на командование отрядом.
Еще мы нашли два Т-34, почти исправных, но без солярки. А сами смогли пополнить свои запасы топлива на колхозной машинно-тракторной станции, встреченной нами по пути. Там мы нашли две тонны солярки, а это примерно по полбака на каждый танк, так что километров на триста у нас топлива есть. А потом или к своим выйдем, или еще где топливом разживемся. Главное, голову на плечах иметь и использовать ее не только для ношения форменного головного убора да еще в нее есть.
Мы опоздали! Буквально минут на тридцать, а то и меньше… Когда наш отряд появился на краю этой деревни, большой амбар уже вовсю пылал, а вокруг него стояли эсэсовцы. Если многие из наших бойцов еще ничего не поняли, то мне все было ясно – любимое занятие военных электриков, мать их за ногу! Увидев нас, они попытались дать деру – воевать с танками без соответствующих средств обороны дурных нема, – но было уже поздно. Мы уничтожили почти всех: от роты СС остался с десяток солдат и, как ни странно, их командир, гауптштурмфюрер СС Рольф Радке.
Но главное было не это, а то, что наш боец Степан Денисенко, как оказалось, был родом из этого села. Ему было всего двадцать два года, и по виду он напоминал былинного богатыря – под два метра ростом и с соответствующими плечами. Когда он понял, что в горящем амбаре не только односельчане, но и его семья, то поседел буквально на наших глазах. Во время боя он забил насмерть одного из эсэсовцев прикладом своей винтовки.
Как только он увидел выживших эсэсовцев, то бросился на них, и его пришлось оттаскивать пятерым бойцам, и только когда я ему сказал, что просто пристрелить их будет для них слишком легкой смертью, он немного успокоился. Мне, конечно, было его жаль, но с другой стороны, он был именно тот, кто мне сейчас был нужен. Вот такая я расчетливая и циничная тварь. А у Денисенко появился отличный стимул для моих планов.
– Денисенко, у вас тут есть мясницкий тесак, чтобы тонкий был и острый, притом достаточно широкий?
– Есть, а зачем он вам, товарищ сержант?
– Вот принесешь и узнаешь. Давай, пулей за ним, и не беспокойся, без тебя не начнем.
А пока я приказал остальным бойцам притащить толстый столб и вкопать его крепко в землю, а также найти молоток и большие гвозди или скобы.
– Надя, зачем тебе это? – в свою очередь спросил у меня Горобец.
– Вот Денисенко его принесет и узнаешь.
– Опять что-то задумала? Слушай, я уже начинаю за тебя беспокоиться: откуда у тебя все это?
Я ненадолго задумался, что и как ему ответить… Ну как сказать, что все, что он уже видел, только цветочки, а ягодки будут впереди, и что тут, в Белоруссии, за годы оккупации погибнет каждый четвертый житель?
– Понимаешь, жизнь такова, что если следовать Христовым заповедям и прощать врагов своих, покорно подставляя им правую щеку, после того как тебя ударили по левой, то твои шансы дожить до старости чрезвычайно малы. Есть люди, которые понимают человеческий язык, а есть те, кто понимает только язык грубой силы. Если ты будешь говорить со вторыми, как с первыми, то не добьешься ровным счетом ничего. Если ты хочешь, чтобы к тебе прислушались, то говори со своим оппонентом на его языке. Только тогда ты сможешь убедить его прислушаться к тебе, во всех остальных случаях на тебя никто не обратит внимания и не будет к тебе прислушиваться.