Танкистка — страница 21 из 51

евиз «слабоумие и отвага». Я не желаю гробить остатки своего отряда. До встречи с вами я вполне успешно громила противника с минимальными потерями, но как только командовать стал дебил, так сразу отряд потерял всю бронетехнику и не меньше половины личного состава без особого урона противнику.

– Да я тебя!..

Одновременно с этим подполковник попытался вытащить из кобуры свой ТТ, но вдруг остановился, замер и замолчал, так как все мои бойцы, и не только члены моего экипажа, которые были рядом и все это слышали, направили на него свое оружие. Даже те из бойцов, которые присоединились к нам последними, наглядно видели, что я не вступаю в бой без тщательной разведки и подготовки. Да и рассказы старожилов о уже прошедших операциях показывали, что ими никто не будет бездумно жертвовать. А тут вышедший к нам подполковник, который принял на себя командование, уже на следующий день бездумно бросил нас в бой, и в итоге – потеря всей бронетехники и половины личного состава. Служить под командованием такого командира никто не захотел, вот они меня и поддержали.

Заварзин заткнулся и побледнел, когда на него уставились десятки стволов, а потому и промолчал, когда я ему заявил:

– Вот что, подполковник! – Его звание я сказал как выплюнул. – Я не собираюсь терять остатки своего отряда из-за крайне непрофессиональных действий всяких придурков при звании. Если вы с таким командованием угробили свой полк, то и мой отряд тоже угробите. Уже по вашей милости все то, что я с таким трудом собирала, вы пустили псу под хвост. Сейчас я забираю весь свой оставшийся транспорт и всех своих оставшихся бойцов и ухожу. Попробуете меня остановить – пристрелю!

Залезая в трофейный немецкий командирский бронетранспортер с мощной рацией, который в бою не участвовал, а потому и уцелел, я приказал своим бойцам:

– По машинам!

Бойцы после моей команды быстро полезли в грузовики. Места было достаточно, так как половина бойцов остались лежать на поле из-за кретинизма Заварзина. Даже с учетом того, что раненых клали, а не сажали, места хватило всем. К моей большой радости, Горобец уцелел и даже не был ранен. Нет, не подумайте чего плохого – что он стал мне нравится как мужчина. Просто с ним у меня не было никаких проблем. Он отлично исполнял обязанности зиц-председателя и не вставлял мне палки в колеса.

Далеко отъезжать мы не стали, углубились километров на десять в лес, где и встали лагерем.

Разумеется, выставив охранение и тыловой дозор, который должен был нас предупредить, если вдруг немцы надумали нас преследовать. Во-первых, надо было оказать помощь раненым: в ходе боя и потом, когда мы ехали, толком это сделать было нельзя. Во-вторых, я не хотел бросать свой КВ. Когда мы вылезали, я осмотрел из-под днища танка повреждение – нам всего лишь перебило гусеницу, и танк легко можно было вернуть в строй. Кстати, второй КВ также остался, считай, цел: ему тоже сбили гусянку. А вот остальные танки вроде все сгорели; хорошо, если хоть кто-то из их экипажей спасся. Вот поэтому я и не хотел пока отсюда уходить: все же танков КВ в войсках было мало, и найти еще исправный или ремонтопригодный тяжелый танк было проблематично.

Нам повезло, немцы не стали нас преследовать, и мы так и простояли тут до самой ночи. За это время обиходили всех раненых. Тяжелых было пара десятков, трое из них до вечера не дожили, их похоронили тут же, на опушке. Еще человек семь были в подвешенном состоянии, будь это хотя бы нормальный медсанбат, не говоря уже о госпитале, а так шансы выжить, конечно, были, но крайне мизерные.

А вечером вместе с несколькими ремонтниками и разведчиками мы двинулись обратно к месту боя. Проехали на паре машин километров пять и остановились. Дальше, без разведки ехать опасно, а потому, выгрузившись, отправились к месту боя пешком. За два часа дошли, тут спешить нельзя, можно на немцев нарваться, вот мы и шли сторожась.

Что мне не понравилось, так это присутствие немецких трофейщиков и ремонтников. Хорошо, что с нами были разведчики, вот они в ножи и взяли всех немцев. Десяток техников и трофейщиков под охраной отделения пехотинцев спали в палатках, вот их разведчики и вырезали тихо, а то кто его знает, вдруг неподалеку немецкие части на ночлег разместились. Шум заработавших двигателей – это одно, а вот начавшаяся перестрелка – совсем другое. В первом случае особо не встревожатся: мало ли по какой надобности кто-то решил куда-то поехать. А вот перестрелка привлечет внимание, тут точно двинутся выяснять, что за бардак приключился.

Действительно, жизнь – это зебра, где черные и белые полосы чередуются. Немецкие трофейщики среагировали очень оперативно. Они достаточно быстро прибыли на место боя и даже успели отремонтировать оба КВ, благо ремонт был несложный: всего лишь заменить поврежденные звенья и снова натянуть гусеницы, что они и сделали. Вот только уже наступил вечер, и они остались тут ночевать.

Для нас это было подарком судьбы. Я думал, что нам придется в темноте, посреди ночи, наращивать гусеницу и затем ее натягивать на катки, при этом стараясь не шуметь, что было довольно проблематично, да еще успеть все это сделать до утра. Но немцы любезно сделали все за нас. Также нам достались и две реммастерские на шасси тяжелых грузовиков, которые мы забрали с собой. Вот так под утро мы и вернулись с двумя нашими КВ и двумя трофейными реммастерскими.

12 июля 1941 года. Штаб Гудериана

– Господин генерал, есть новые данные по Валькирии.

– Что там?

– Вчера днем было зафиксировано боестолкновение наших частей с бронегруппой противника. До батальона русской пехоты при поддержке роты танков попытались прорваться через дорогу, когда там двигалась наша часть. Будь она одна, русские смогли бы прорваться, но услышав звуки боя, назад повернули другие части, а шедшие сзади ускорились, и в результате нашего удара с флангов русские потеряли все свои танки, бронемашины и до роты пехоты. Назад отошли не более двух сотен пехотинцев.

– Что-то это не похоже на почерк Валькирии. Вот так, без разведки, с ходу прорываться через дорогу, когда по ней двигаются наши войска? Нет, сколько мы уже знаем о ней, она так грубо действовать не будет. Если бы ее сзади подпирали наши превосходящие войска, то тогда еще можно было бы такое допустить, но не так, как произошло.

– Тем не менее, мой экселенц, это действительно был отряд Валькирии. К нам в плен попал один из ее бойцов.

– Все равно не верю.

– Все дело в том, что за день до этого прорыва к отряду Валькирии вышел оберст-лейтенант одного уничтоженного нашими доблестными войсками полка. Вместе с ним была только кучка офицеров его штаба и солдаты комендантской роты. Пользуясь своим званием, он подчинил себе отряд Валькирии и на следующий день так бездарно его потерял.

– А где сейчас Валькирия?

– Неизвестно, но, по крайней мере, среди тел убитых и раненых ее не нашли, там вообще не было ни одного женского тела. Даже если она ранена или убита, мы об этом не узнаем или узнаем, но позже, если к нам попадет кто-то из ее отряда.

– Хорошо, пускай мы не смогли уничтожить или захватить Валькирию, но, по крайней мере, ее отряд потерял всю бронетехнику и понес большие потери. Надеюсь, мы теперь не скоро о ней услышим.

12 июля 1941 года. Штаб Западного фронта

Товарищ командующий, тут что-то непонятное происходит, – обратился к новому командующему Западным фронтом, маршалу Тимошенко, начальник разведки фронта. – Вот последние данные, сфотографированные нашим авиаразведчиком на нашем бывшем стационарном аэродроме.

– И что тут необычного?

– Аэродром уничтожен, причем полностью. Вот, посмотрите сами. Мало того что сожжены все постройки, но гляньте на бетонную взлетную полосу. Она уничтожена полностью, причем, что сразу бросается в глаза, на ней явно были расположены как минимум двухсотпятидесятикилограммовые авиабомбы. Посмотрите сами, все воронки на ней расположены в шахматном порядке. Ни при артобстреле, ни при бомбежке такого не добиться, это можно сделать только при подрыве установленных зарядов. Далее. Вот здесь ясно видны следы танковых гусениц, а вот тут раздавлены немецкие самолеты, по ним явно проехался танк.

– И кто это мог быть?

– Мы не знаем, но догадываемся.

– Ну-ка, ну-ка?

– Неделю назад была разгромлена штабная колонна немецкой 18-й танковой дивизии, а ее командир генерал Неринг был показательно повешен.

– Я слышал об этом, шуму поднялось много из-за этого случая.

– Так вот, это сделала механизированная группа сержанта Нечаевой. Она как раз должна находиться где-то в районе уничтоженного аэродрома. Судя по имеющейся у меня информации, ее отряд уже уничтожил до сотни единиц вражеской бронетехники и не менее полка живой силы, притом что ее собственные силы не превышают механизированный батальон.

– А вот это интересно… Вот что, Герман Капитонович, – обратился Тимошенко к своему начальнику штаба, генерал-лейтенанту Маландину[10], – во-первых, немедленно подготовьте приказ о присвоении сержанту Нечаевой звания старшего лейтенанта, а во-вторых, подготовьте бумаги, по которым она немедленно переводится непосредственно под прямое управление штаба Западного фронта. С этого момента она и ее отряд не подчиняются никому, кроме нас. А вы, – обратился он к своему начальнику разведки, – как можно скорей найдите ее отряд и передайте ей этот приказ.

Тимошенко с ходу понял, какую выгоду он может получить от отряда Нечаевой. Жаль, что нет других таких грамотных и инициативных командиров. Если удастся наладить с ней связь, то тогда можно будет координировать дальнейшие действия, а сама она пока действует очень результативно.

Глава 9

Подполковник Заварзин смотрел вслед удаляющейся Нечаевой и ее бойцам. Теперь ему ясно было, кто на самом деле командовал в ее отряде. Несмотря на свое маленькое звание, всего лишь сержант, именно она всем командовала, и все, от простого бойца и до командира, ей подчинялись, беспрекословно выполняя все ее приказы. Заварзин так и не смог понять: