Похоже, у него действительно нет другого выхода, как только присоединиться к ее отряду. Хотя в этом есть и положительные моменты: они вольются в большой отряд, а кроме того, и это, пожалуй, самое важное, в отряд, который не шарахается от противника, а успешно его бьет. Кроме того и вольется он в отряд не простым бойцом, а заместителем командира по политической части. Так что, пожалуй, надо принимать предложение Нечаевой: это, похоже, наилучший для него выход.
– Хорошо, я согласен, – решился Гусаров.
И он потом ни разу не пожалел о своем решении. Даже когда настал его последний бой, он ни о чем не жалел.
Глава 11
Вернувшись к своим людям, Гусаров сказал:
– Мы вливаемся в отряд сержанта Нечаевой.
Было видно, что основная часть бойцов его отряда открыто рада такому решению. Наличие большого количества бронетехники, причем новейшей, опрятный и сытый вид бойцов внушали надежду, что они попали в отряд с хорошим командованием.
– Николай Петрович! – обратился к Гусарову политрук Ищенко, который был политруком одной из рот полка Гусарова. – Как же это так? Почему мы вливаемся в отряд простого сержанта? Она сержант, а вы старший батальонный комиссар, у вас самое высокое звание здесь, как, впрочем, и должность. Как же так? Почему?
– Игорь, я понимаю, конечно, что на первый взгляд это полный абсурд. Но я поговорил с этим сержантом. Она действительно по праву занимает должность командира этого отряда, более того, именно она его и создала.
– Но по уставу она должна пойти под командование старшего по званию и должности, а не наоборот.
– Да, так и есть, и она уже один раз отдала свой отряд под командование старшего командира.
– И что?..
– Он на следующий день умудрился угробить ее отряд. Они потеряли почти всю свою бронетехнику и половину личного состава.
– Да? Но у них сейчас не меньше батальона танков! Она врет и не краснеет!
– Их они добыли себе сегодня ночью.
– Как?! Николай Петрович, как вы себе это представляете?! Достать во вражеском тылу три-четыре десятка танков, причем более половины из них – новейшие модели. Тут что, магазин по продаже бронетехники или армейские склады имеются?
– Понимаю твой скепсис, я сначала тоже удивился. Этот отряд сегодня ночью напал на немецкий пункт сбора трофейной техники, там они и добыли эти танки.
– Но все равно, почему мы идем под ее командование? Это она должна пойти в ваше подчинение.
– У нас был выбор: или влиться в ее отряд, или идти своей дорогой. Я вначале тоже думал, что это она пойдет в мое подчинение. Но после того случая, когда в аналогичной ситуации она потеряла все танки и половину личного состава, она теперь не отдаст командование своим отрядом никому.
– Но субординация?! Ей за это трибунал грозит!
– Я ей сказал то же самое.
– И что?..
– Она ответила: «До трибунала еще дожить надо, а мои бойцы выполнят любой мой приказ».
– И все равно я не согласен с этим.
– Тем не менее командование отрядом она не отдаст, позволит только присоединиться к себе, вернее влиться в ее отряд. Исходя из этого, я и принял такое решение. Здесь мы принесем больше пользы, чем пытаясь выйти к своим.
– И кем мы у нее будем?
– Я комиссар отряда, ты станешь комиссаром в одной из рот.
Ищенко все равно остался недоволен этим разговором. Ему было неприятно, что они попали под командование простого сержанта, да еще и женщины. Ищенко, вообще, был, как говорится, первый парень на деревне. Высокий, светлый, бабник и балагур. Ему и с бойцами было легко говорить, и баб он довольно легко уламывал на близость. Вот и тут он решил охмурить эту сержантшу. Он успел ее разглядеть, и, к слову говоря, она была как раз в его вкусе: даже сквозь немного мешковатый комбинезон выделялись ее прелести, да и лицо было очень и очень миленьким. Так что он с большим удовольствием повалял бы ее на сеновале.
Решив не откладывать дело в долгий ящик, он, увидев, что Нечаева осталась одна, решительно двинулся к ней. Подойдя, он одной рукой крепко ухватил ее за задницу, а другой за плечо и попробовал поцеловать, решив взять эту крепость с наскоку, решительным штурмом. Но он жестоко просчитался. Совсем с небольшим опозданием твердое колено сержанта врезалось ему между ног, заставив разжать руки и согнуться в приступе сильной боли. А Нечаева внезапно вытащила из сапога остро наточенную финку и, схватив его одной рукой за голову, другой прижала нож к его горлу. Из мгновенно появившегося небольшого пореза на горле потекла кровь, а Нечаева тихо, но страшно зашипела:
– Еще раз ты, кобель похотливый, попробуешь ко мне пристать, и я отчекрыжу твое вонючее хозяйство, засуну его тебе в пасть и затем сожрать заставлю! Ты, козел вонючий, меня понял?!
– П-п-понял, – только и смог выдавить из себя Ищенко. Он привык, что в таких случаях женщина если и трепыхалась, то быстро сдавалась, а вот так у него было в первый раз.
– Тогда пшел вон, ублюдок, и не попадайся больше мне на глаза.
– Что тут происходит? – раздался внезапно голос нового действующего лица, вернее, пожалуй, старого, так как это вернулся старший батальонный комиссар Гусаров.
– Да вот, товарищ Гусаров, плохо вы воспитываете своих людей. У вашего подчиненного, судя по его поступку, повышенный уровень спермотоксикоза, пришлось ему мозги на место вправлять. А если до него с первого раза не дойдет, то скоро в мире станет одним кастратом больше.
К этому моменту я уже отпустил этого недоумка и спрятал финку обратно в сапог. А Гусаров так взглянул на своего подчиненного, что тот испуганно сжался.
– Я с тобой потом поговорю, а сейчас исчезни!
Ищенко скособоченно поковылял прочь, а Гусаров спросил у меня:
– Я, собственно, чего вернулся. У вас уже есть какой-либо план по нашим действиям на ближайшее время или нет?
– Разумеется есть. В ближайшие пару дней мы переправим наших раненых на Большую землю, а то тут мы им почти ничем помочь не можем, а там у них есть очень хороший шанс выздороветь.
– Но это невозможно! У нас нет никакой возможности переправить их в тыловой госпиталь.
– А вот тут вы ошибаетесь. Просто вы привыкли действовать по шаблонам. У вас зашоренность сознания, и вы не видите возникающие возможности.
– И как тогда вы собираетесь это сделать?
– Легко и просто. Как раз сегодня, считай, прямо над нами сбили семь наших тяжелых бомбардировщиков ТБ-3. Почти все экипажи спаслись, но, к сожалению, несколько человек все же погибли.
– А при чем здесь это?
– А при том, что примерно в полусотне километров от нас находится наш бывший аэродром, который сейчас активно используют немцы. Там, по сообщению захваченного немецкого фельджандарма, кроме бомбардировщиков базируются и транспортные самолеты. Сегодня мы выдвигаемся к этому аэродрому, завтра проводим разведку, а затем атакуем. Из летчиков формируем экипажи по наличию самолетов, затем грузим в них раненых и отправляем за линию фронта.
– А вы не боитесь, что их собьют?
– Конечно, полностью такую возможность исключить нельзя, но она достаточно мала. К нашему большому сожалению, наших самолетов сейчас очень мало, а немцы свои самолеты сбивать не будут, так что они имеют все шансы благополучно долететь.
– А если все же встретят наши истребители?
– Я думала над этим. Конечно, полностью такую возможность исключить нельзя, но думаю, если при встрече из немецкого самолета начнут махать палкой с привязанным к ней куском белой ткани, то это заинтересует наших летчиков. Сбить – это одно, а вот привести вражеский самолет на свой аэродром – это совсем другое.
Тут Гусаров засмеялся.
– Что?..
– Простите, просто представил, как из открытой двери немецкого транспортника машут белым флагом, вот и не сдержался.
– И что, думаете, это нереально?
– Теперь, пожалуй, нет. Действительно, шансы благополучно долететь есть.
– Вот и я так думаю.
– Когда выступаем?
– Через час. Нам надо за оставшееся до ночи время проехать сорок километров.
Мы действительно выступили через час и, двигаясь со скоростью километров двадцать в час, неторопливо ползли по лесным дорогам, лишь изредка пересекая проселки. Часам к девяти вечера остановились на берегу небольшого лесного озера, где и встали на ночевку. Разведка опять ушла в поиск, им за ночь надо было пройти по ночному лесу километров десять, а затем все выяснить об аэродроме. А мои бойцы за эту ночь хорошо выспались. Я не стал их рано будить, какой в этом смысл, если нам все равно весь день тут стоять, дожидаясь результатов разведки. Пускай лучше бойцы отдохнут, так как, скорее всего, следующей ночью им спать не придется.
Разведка вернулась ближе к вечеру, за полдня они смогли все узнать. Это был хоть и стационарный аэродром с казармами и складами, но вот взлетно-посадочная полоса была обычной, из утрамбованной земли. На аэродроме базировались сорок восемь немецких бомбардировщиков, а кроме того разведчики углядели с десяток наших «ишачков», которых немцы стянули к краю аэродрома. В каком они состоянии, было неизвестно, но потом узнаем, как только захватим аэродром.
За время наших блужданий по немецким тылам к нам присоединились не только летчики майора Чернова, а и семеро пилотов с истребителей. Немецкие транспортники были им не по зубам, они точно не смогли бы на них лететь, вот я и не учитывал их в своих раскладах. Но теперь, когда разведка сообщила о наших И-16 на аэродроме, то можно и пересмотреть их полезность. Гадать не буду, но если хоть один «ишачок» сможет взлететь, то транспортники тогда отправятся под его прикрытием.
Старшина Хомутов показывал на листе бумаги, как располагаются здания, где находятся немцы, где зенитки, а где сами самолеты. Аэродром охраняли шесть спаренных автоматических зениток и рота солдат. Атаковать нужно было на рассвете, пока все были на аэродроме, причем следовало подготовиться.
Сотня бойцов с большим количеством ручных пулеметов вышла после полуночи. Они за ночь должны были пройти десять километров до аэродрома, а после этого взять его в кольцо, чтобы никто не смог с него вырваться. Аэродром был на опушке леса, и если с лесной стороны подобраться к нему было легко, то с открытой стороны надо было занять свои места еще затемно, пока охрана этого не видит. Бойцы, заняв свои места, замаскировались, накинув на себя самодельные маскировочные накидки, куда были вставлены пучки травы и небольшие ветки.