— А то, шо ты именно нашумел! — Дмитрий специально выделил это самое «шо». — Хоть и беззвучно. Эх, ладно, что уж теперь. Хоть оружием разжились, — припомнив кое-что из своего афганского прошлого, Дмитрий взял себя в руки и отдал приказание: — Короче, Коля, возьми две «феньки», бегом назад и заминируй труп. Одну под спину или задницу, вторую под башку засунь. И на тропе, по которой остальные ушли, нужно бы еще растяжку поставить…
Захаров осекся, наткнувшись на непонимающий взгляд товарища. Застывший в нескольких метрах Сидорцев тоже смотрел на Дмитрия весьма… неоднозначно, и тот смачно выматерился про себя. Тут же, впрочем, взяв себя в руки: ну, и что такого, собственно? Он же не проболтался, что Берию расстреляют после смерти Сталина? Или что Советский Союз прекратит существование в девяносто первом? Всего-то предложил заминировать труп противника, превратив его в оружие против своих же подельников. Ну, а откуда он, простой комвзвода, знает такие подробности? Так воюет с сорок первого, вот и насмотрелся.
— Это как, командир?
— Счас покажу. Берите шмотки, сюда уже не вернемся. Все собрали? Вперед…
Несмотря на недавнюю контузию, чувствовал себя Дмитрий неплохо — то ли сон помог, то ли еще что, но голова практически не кружилась, и идти по лесу оказалось совсем не трудно. Труп эсэсовца нашелся там, где и должен был — под кустом, наспех закиданный ветками и слежавшейся прошлогодней листвой. Отправив радиста в охранение — судя по недовольному выражению лица, парень тоже хотел «поприсутствовать», но спорить с командиром не посмел, разумеется, — Дмитрий установил под телом отправившегося в мир иной эсэсмана пару Ф-1, попутно разъяснив мехводу, что именно он делает и зачем. Судя по внимательному взгляду и многозначительному хмыканью одессита, «хитрушку» тот оценил. Поразмыслив, Дмитрий убрал излишнюю маскировку, чтобы труп, с одной стороны, особенно в глаза не бросался, но с другой — был без особых хлопот разыскан. На тропе, по которой, со слов Балакина, ушел остальной отряд, Дмитрий, не слишком заморачиваясь, установил классическую растяжку из еще одной «эфки» с ослабленной чекой, колышка и метровой веревки, изготовленной из шнурков от ботинок покойного фрица. Можно было б, конечно, придумать чего-нибудь позаковыристее, вроде гранаты, которая взорвалась бы на высоте полутора-двух метров, но на создание подобной ловушки не было ни времени, ни желания. Напоследок вытащив из кармана покойника «зольдбух» (пришлось попутно объяснить Николаю, что, когда есть возможность, документы уничтоженного противника всегда следует забирать с собой), танкисты растворились в зарослях.
Оружие разделили по-братски: ППШ оставили радисту, Дмитрий забрал себе «Maschinenpistole» вместе с подсумками, а Балакин остался при пистолете, которым, как подозревал десантник, он умел пользоваться все же лучше, нежели автоматом. Оставшиеся гранаты — две «лимонки» и четыре немецкие «колотушки» М24 — тоже поделили, по две на рыло. Трофейный ранец поначалу хотели просто бросить, однако Захарову пришла в голову очередная подляна в духе конца века. И нагруженный (для веса) дерном рюкзак остался стоять под сосной в прямой видимости с тропы. Правда, пришлось расстаться с предпоследней Ф-1, но тут уж на войне, как на войне. Того, кто заинтересовался бы содержимым ранца, ждал крайне неприятный сюрприз.
Первые полчаса шли молча, затем Балакин не выдержал, снова возвратившись к прерванному разговору:
— Слышь, лейтенант, ты это, прости меня, а? Ну, не прав я был. Я осознал, ты не думай! Просто, как увидел эту тварь рядом — готов был голыми руками задавить.
— Да ладно, проехали, Коля. Но больше, уж будь любезен, чтоб подобной самодеятельности не было! Вот сам подумай, ты одного фрица удавил, зато чуть троих своих не погубил. И в чью пользу в конечном итоге счет бы оказался, а? Математика, товарищ мехвод, наука точная.
— А…
— Хочешь узнать, где я таким пакостям научился, трупы там минировать, подлянки устраивать? Да не хмурься, знаю, хочешь. Я, Коля, с лета сорок первого на фронте — ну, да ты знаешь. Всякого насмотрелся. И пару раз пересекался с ребятами из ОСНАЗ — слыхал о таких?
Балакин осторожно кивнул. Шагавший же первым радист, казалось, и вовсе обратился в слух — спина напряглась, словно ему под комбез доску запихнули. А уж шею выворачивал так, что Дмитрий всерьез заволновался, чтоб не сломал ненароком.
— Вот от них и поднахватался по верхам. Только языком об этом трепать — ни-ни! Нас, когда к своим выйдем, и без того разговор с особистами ждет, так что, сам понимаешь. С другой стороны: полезные ж штучки, разве нет? Главное, урон противнику нанести, а уж каким способом — второй вопрос.
— Так я шо, спорю разве? — делано развел руками Николай. — Я ж всяко всей ранимой душой за то, щоб этим голимым фраерам устроить вырванные годы на всю их немецко-фашистскую задницу! — и тут же став серьезным, докончил: — Понял я, командир, не переживай. И Сашка, думаю, тоже понял, — спина Сидорцева дернулась. — И запомнил. Будет возможность, тоже устрою сукам веселье с оркестром до ихнего цвинтера. Но еще вопрос имею. Можно?
— Валяй.
— А зачем мы все это, — Николай кивнул себе за спину, — вообще сделали? Ну, шла себе фрицевская разведгруппа и шла б себе. Подумаешь, один пропал. Сомневаюсь, что они из-за этого назад вернутся. А теперь, если кто на твоих ловушках подорвется, могут и погоню выслать.
— Погоню — вряд ли, — не сбавляя шага, покачал головой Захаров. — Немцы только-только в наступление перешли, до переднего края — всего ничего, соответственно, в лесах много кто шляться может. Не станут же они за каждым окруженцем охотиться, такое и в сорок первом не часто случалось. А вот зачем я фрица минировал? Да просто немного непоняток для фрицев в ситуацию добавил, вот и все. Понимаешь, одно дело, если немцы просто найдут прирезанного, не пойми кем, разведчика, и совсем иное, если решат, что у них в тылу действуют то ли партизаны, то ли диверсанты. Кого они скорее искать станут? И в кого больше поверят? В случайно попавших в окружение танкистов — или хорошо подготовленную разведгруппу, обученную всяким хитрым способам ведения диверсионной войны?
— Ну… — Балакин старательно наморщил лоб. — Понятно, что группу. Только нам ведь от этого как раз совсем кисло может стать? Нам втроем от грамотной облавы не отмахаться. А если нагонят, то и не уйти, скорее всего.
— А мы отмахиваться и не станем, а именно что уйдем. Просто, пока они эту самую облаву организуют да с командованием все мелочи перетрут, мы уже всяко до наших добредем. Немцы — они ж аккуратисты, просто так в лес соваться не станут. Не обратил внимания, рация у них имелась?
— Неа, радиостанцию они с собой точно не перли, я б заметил.
— Тем более. Значит, до выполнения задания с маршрута не уйдут и своим о потерях доложить не смогут. Это нам тоже на руку. А уж там? Пусть себе ловят ветра в поле, то есть в лесу, нам главное — до передка успеть добраться.
— Да у тебя, командир, смотрю, не башка, а дом советов! — задумчиво хмыкнул механик. — Может, если и меня контузит, я тоже такой вумный на всю голову стану? Как считаешь?
— Все, хорош базарить, — буркнул Дмитрий, уходя от очередной опасной темы. — По сторонам повнимательней смотрите, нам сейчас для полного счастья только на фрицев не хватает нарваться! В принципе, они вполне могли кого-нибудь оставить отставшего дожидаться. И под ноги, кстати, тоже, а то мало ли что… может, не мы тут одни такие хитрые и с гранатами. Как растяжка выглядит, запомнили? Ну и ладненько. Сашка, меняемся, дальше я первым пойду, поскольку поопытней буду, а ты давай тылы прикрывай. Дистанция десять метров, листву ногами не загребать, веток не ломать и резко в стороны не отводить, по сторонам в оба смотреть. Ясно? Тогда рванули…
Первые минут пятнадцать, помаленьку втягиваясь в ритм движения, Захаров в который раз пытался понять, что же на самом деле произошло и почему он не возвращается обратно, суть — в будущее. Понималось из рук вон плохо, и недавняя контузия тут определенно оказалась ни при чем. Все предельно допустимые игрой сроки давным-давно прошли, потому единственное, что приходило на ум: игра оказалась не совсем игрой. Точнее, совсем не игрой, и его сознание на самом деле перенеслось в разум лейтенанта-танкиста. Наверное, в иной ситуации он бы и запаниковал, вот только все происходящее было настолько реальным, что бывший десантник в конце концов просто махнул рукой — мысленно, разумеется. И даже не вспомнил о любимой теме современных фантастов, том самом «футурошоке», который, согласно канону, просто обязан накрывать любого уважающего себя «попаданца» после окончательного осознания оным переноса в прошлое или будущее. Просто в данный момент Дмитрию было несколько не до того. Намертво вбитые в подкорку двумя годами службы «за речкой» рефлексы вполне ожидаемо взяли верх над гражданско-фантастическими рефлексиями. И на смену не слишком актуальному вопросу «что с ним произошло?» совершенно незаметно пришел вопрос «как уцелеть самому и вывести к своим товарищей?». А уж там, как говорится, видно будет. В какой-то книге об очередном времяпроходце-попаданце он прочел, что, в случае гибели в прошлом, он автоматически вернется в свое время. Хорошо бы, вот только гибнуть отчего-то не хочется совершенно. Пусть даже и в прошлом. В Афгане он уже пробовал, причем дважды. И ничего, выжил. Может, и сейчас повезет? Ну, не привык сержант ВДВ Димка Захаров помирать — и все тут! Привычка, видимо, такая, из боя живым выходить…
В итоге Дмитрий послал свои размышления по всем известному адресу и полностью погрузился в суровую действительность сорок третьего года. В принципе, действительность была вполне понятной — есть тыл, есть четко угадываемый по гулу канонады фронт, — вот только ее сильно портили ушедшие хрен знает куда фрицы. Конечно, Захаров сразу же взял в сторону от тропы, по которой они прошли по своим неведомым эсэсовским делам, но вовсе не факт, что их маршруты рано или поздно не пересекутся. Карты у танкистов не было, оставалось просто идти в сторону фронта, надеясь,