— Нет, Сергей Николаевич, воздержусь. Мне, собственно, просто нечего противопоставить вашим доводам. Пусть и бездоказательным.
— Вот и хорошо, — удовлетворенно кивнул старик, улыбнувшись чему-то своему. — Тогда, уж будьте так любезны, выслушайте до конца, хорошо? Это не займет много времени.
— Прошу вас, коллега, — устало пожал тот плечами в ответ. И подумал, что пить остывший кофе не хочется, а заваривать новую порцию — тем более. Завтра и так перегруженное кофеином сердечко даст о себе знать…
— Благодарю. Тогда слушайте, что мне пришло в голову. Да, кстати, а знаете, когда и, главное, отчего пришло? Когда вы позавчера обмолвились, что обмен сознаниями наших героев произошел, по сути, в результате ошибки программы. Вот я и подумал: ведь вы пытались нащупать канал для внедрения психоматрицы наобум! По принципу «а вдруг, да удастся», разве нет? Ведь не проводилось — да и не могло проводиться, насколько я курсе наших возможностей — никаких тестирований на психологическое соответствие разумов донора и реципиента. И вот случайно получилось — да и то из-за программного сбоя, на основе анализа которого ваши специалисты, собственно, и создали нынешнюю программу, столь блестяще сработавшую вчера. Да, да, не спорьте, именно блестяще! Настоящего успеха «Игра», как бы вы ни упирались, достигла именно вчера, когда мы стали свидетелями соединения двух разумов, разделенных огромным временным отрезком! Пока все понятно?
Дождавшись кивка Леонида Львовича, отчаянно борющегося со сном, профессор продолжил:
— Вы пейте кофе, коллега, пейте. Можете считать меня старым дурнем, но пока не выскажу все, что надумал, все равно спать не отпущу. Итак, а теперь ложка дегтя. Знаете, в чем главный провал проекта? Именно в этих двух парнях! Не поняли? Поясняю: провал проекта в том, что вам просто немыслимо повезло! Не ожидали? Думаете, я совсем из ума выжил, а? А вот и нет. Просто разум Захарова идеально подошел к разуму Краснова — ну, и наоборот, разумеется. Два солдата, для которых честь — не пустое слово, два патриота своей Родины — и прочее, и прочее. Вспомните, что сказал наш танкист: если Захаров не захочет, он просто никого не пустит в свой разум. Вот и подумайте, произошел бы обмен, окажись на месте бывшего «афганца» какой-нибудь пятнадцатилетний юнец, не помнящий даже даты начала или окончания войны? Но вам, повторюсь, просто немыслимо повезло, такое вот совпадение, встречающееся один раз на миллион! Случайность, коллега; вмешательство того самого «его величества Случая»!
— Погодите, Сергей Николаевич, — попросил ученый, наморщив лоб. — Значит, по-вашему, если б не это совпадение, ничего бы не произошло?
— Именно так. И никакой сбой программы бы не помог.
— Хм, любопытно, и на самом деле весьма любопытно. Хоть, как я уже говорил, абсолютно бездоказательно. Полагаю, это еще не все?
— Совершенно верно, есть еще кое-что. Еще более бездоказательное, разумеется. — Мякишев негромко усмехнулся. — Я тут прикинул дальнейшие перспективы проекта…
— Вы серьезно?! — Похоже, профессору удалось-таки удивить Леонида Львовича.
— Вполне. Да и для шуток сейчас не самое время, полагаю. Ладно, время позднее, так что обойдусь без долгих предисловий. Насколько помню, Анатолий Анатольевич называл проект «оружием последнего шанса», или как-то схоже. То есть использовать его предполагалось только в самых исключительных случаях и для точечного воздействия на события недалекого прошлого, так? Вот я и предположил, что с учетом вчерашнего «провального успеха» новой программы нужно развивать «Игру» в двух направлениях. Кстати, название я бы уже изменил, глупо как-то звучит. Впрочем, продолжу. Итак, первое направление, требующее более серьезной подготовки: подсадка специально подготовленного, гм, «агента влияния» в подходящий ему разум-реципиент. Сложность в том, что придется заранее подготавливать подробнейшую психологическую карту каждого объекта воздействия, подыскивая подходящего «донора», а то и нескольких. Конечно, в век информационных технологий это не столь уж и невыполнимо, если речь не идет, к примеру, об американском президенте… хотя, как говорится, было бы желание. Ну, это я так, отвлекся. Если развивать проект в этом направлении, придется создавать какой-нибудь там психолого-аналитический отдел, а то и не один, тут я не советчик. Пока понятно?
Собеседник кивнул, воздержавшись от комментариев.
— Тогда вот вам и второе направление. С этим попроще, но и перспективы не столь впечатляющие, поскольку я предлагаю обмениваться разумами одному и тому же человеку.
Мякишев хитро взглянул на ученого:
— Ладно, не хмурьтесь, объясняю. Иногда для того, чтобы не допустить нежелательных последствий, достаточно ведь просто предупредить виновника произошедшего заранее, верно? «Предупрежден — значит, вооружен», не так ли? Зато никаких проблем с психологической совместимостью, просто обмен… даже не разумом, а памятью между «имяреком-будущим» и «имяреком-прошлым». А уж дальше в его руках все возможности изменить ход событий, не допуская прошлых ошибок или не позволяя другим их совершить. Вот, собственно, и все. Ну, как вам?
— Лихо! Честное слово, профессор, пока мне просто нечего сказать. Выкладки ваши пока что сыроваты, разумеется, да и саму, так сказать, процедуру переноса сознания вы слишком уж упрощаете, но подумать, право слово, есть о чем! Ведь, если всерьез развивать вашу теорию, это и в самом деле может дать проекту дальнейшее развитие! Если нас, конечно, раньше не прикроют. Ну, или если вскоре не начнутся изменения реальности, в которые вы не верите.
— Мне не привыкать, — хмыкнул Мякишев, допивая окончательно остывший чай. — Может, прикроют, может — нет. Но обоснование мы в самое ближайшее время должны разработать и предоставить вышестоящим органам — уж не знаю, кто там у вас сейчас все решает. Ну, что ж, коллега, пойдемте спать, пожалуй? Светает уже.
— Конечно, Сергей Николаевич, — Леонид Львович первым поднялся на порядком затекшие от долгого сидения ноги. — Последний вопрос, если не против?
— Прошу вас, — профессор с интересом взглянул на собеседника.
— Помните, перед началом эксперимента мы навещали Краснова? И вы предположили, что омоложение, назовем это так, хоть сей термин мне категорически не нравится, может быть следствием как раз начавшихся изменений настоящего? А сейчас убеждали меня, что никогда не верили ни в какие «теории бабочки»?
— Ах, вы об этом… думаете, подловили на противоречиях? — улыбнулся тот. — Извольте. Во-первых, я говорил об изменениях, происходящих с конкретным человеком, а не об изменениях истории вообще, в которые по-прежнему не верю. А во-вторых? Ну, хорошо, хорошо, каюсь, ошибался. В конце концов любой ученый, будь он хоть семи пядей во лбу, имеет право на ошибку! Я ведь все-таки физик, сугубый технарь до мозга костей. Полагаю, инцидент исчерпан, коллега?
— Ну, что вы, Сергей Николаевич, какой еще инцидент, скажете тоже! Пойдемте, я провожу вас до вашей комнаты, нам по пути…
Опустевший лабораторный блок погрузился во тьму. Пульсирующий на настенной панели зеленый индикатор мигнул и погас — звукозаписывающая система, больше не получая сигнала с внешних микрофонов, перешла в режим ожидания.
В назначенный день Соня не прилетела. Накануне Краснова никто не трогал, разве что утром знакомый охранник принес пакет с несколькими комплектами сменной одежды. Заодно предупредив, чтобы Василий в ближайшее время по территории не разгуливал, отлучаясь только в столовую, поскольку объявлено особое положение, ограничивающее перемещения всего персонала, к которому, нужно полагать, отнесли и мамлея.
Краснов лишь плечами пожал — ну, особое, так особое, ему-то что? Несмотря на все произошедшее, он по-прежнему ощущал себя военным человеком, привыкшим четко подчиняться приказам. Да, собственно, почему «ощущал»? Они с Захаровым и были военными. Вот разве что курево еще вчера закончилось. Впрочем, дымить, как ни странно, практически не хотелось. И танкист, сочтя это последствиями эксперимента и необъяснимым «омоложением» его нынешнего тела, решил просто махнуть рукой. В конце концов, у него, можно сказать, свадьба на носу, вот и сделает и себе, и молодой жене подарок, курить бросит. Тоже мне, проблема…
А утром Василия разбудил телефон. Поскольку до сих пор на врученный полковником мобильный так никто и не звонил, танкист не сразу понял, что незнакомая мелодия — именно звонок. И потому вызов принял с непростительным для боевого офицера промедлением.
— Слушаю?
— Спишь, танкист? — голос Анатолия Анатольевича лейтенант узнал сразу, инстинктивно подобравшись и окончательно проснувшись.
— Никак нет… то есть, так точно, товарищ полковник! Виноват!
— Ну, так просыпайся да спускайся гостей встречать. Мы внизу, — и аппарат коротко запикал гудками отбоя.
Оделся Краснов быстро, пожалуй, даже быстрее, чем того требовали нормативы боевой тревоги. Едва ли не с разбегу впрыгнул в джинсы, натянул новую камуфляжную футболку, сунул босые ноги в кроссовки — на носки и шнурки времени не было, словно прорвавшие оборону немецкие танки уже вышли на дистанцию прямой наводки. Бывало такое в его прошлом, бывало: не успевшие толком высохнуть портянки — в карманы, босые ноги — в сапоги, туловище — в танк. Обуется нормально после боя… если выживет.
Спустя две минуты Василий уже толкал под удивленным взглядом охранника подпружиненную входную дверь жилого корпуса. Неужели сейчас он наконец увидит Соньку?!
Полковничья «Волга» стояла на том же месте, что и в ночь приезда. Сам Анатолий Анатольевич, опершись о капот, с усмешкой глядел на торопящегося мамлея. Девушки нигде видно не было, и Василий неуверенно остановился в паре метров от авто. Как, почему?!
— Здоров, лейтенант, — первым протянул руку Логинов. — Ты чего такой? Не проснулся еще, что ли?
— Так точно, тарщ полковник… то есть никак нет! Проснулся. Просто я думал… ну, что вы это…