Но со временем колхоз встал на ноги и с какого-то момента стал помогать. В школе, например, детей кормить стали. Нас ведь, школьников, регулярно привлекали к каким-нибудь работам. Например, собирать горох. А там, то здесь просыпется, то там, вот и набирали его для школы. А потом нанимали тетю Паранью и она готовила нам в столовой обеды.
Колоски собирали – то же самое. А сейчас дети и не работают, и не помогают. Комсомола нет, пионерии нет, вот только глупостями и занимаются…
Нет, как мы жили до войны, мне нравилось. Как воскресенье – праздник. Село на село играем в футбол. То у них, то у нас. По всему району ездили. На телегах все едут болеть за своих. И мужики рады – бабы дадут на сто граммов…
– А до войны сильно пили?
– У нас совсем немного. И всегда все мирно. Было принято гулять и веселиться. На масленицу всю неделю праздновали. Санки, ленты, гармошки… А какие в Плахино были ярмарки… У нас в округе сады были богатые, каких только яблок там не было. Лишь иногда кто-то лишнего выпьет, шумиха начинается. Но даже если и дрались, то без злобы, а не как сейчас, одна поножовщина… Зато у нас был кулачный бой. Улица на улицу. Но не как сейчас. Если упал, лежачего не бьют – таков закон. У нас на улице самый здоровый Кирюха был, а на другой Абрамов. Этого Абрамова все боялись, настолько здоровый был. Как-то зимой он вез сено, но при выходе из оврага лошадь встала и все – не может вытащить. Так он ее выпряг, сам встал и вытащил этот воз. Вот такие здоровые мужики были!
– Как вы в школе учились?
– Я всегда учился отлично. Любил учиться и все классы окончил с грамотами. Помню, когда начальную школу на отлично закончил, мне и еще одному отличнику, Леше Крикселю, сделали подарки. Но их восемь было в семье, а нас шестеро, так ему дали ботиночки, а мне отрез на рубаху. Прихожу домой, а мама спрашивает: «Чего ж ты ботиночки не взял?» – «Мама, их же восемь и ни у кого нет никаких ботинок». Все в лаптях ходили.
Но вот вспоминаю сейчас и сам поражаюсь, до чего же интересно мы жили. Я, например, и читал много, и мало того что способности имел, но и стремился хорошо учиться. Особенно в математике был силен, поэтому, наверное, и в шахматы хорошо играл. Уже как-то после войны, правда, у нас в доме офицеров гроссмейстер Флор давал сеанс одновременной игры на двадцати досках, так он мне сам предложил ничью. Я согласился, а он мне потом объяснил: «Если б ты вот так сейчас сходил, я бы короля положил…» И пел, и на балалайке играл, и в футбол гонял. Левого инсайда. Я хоть и маленький, но не курил и очень здорово бегал, поэтому на меня в концовке всегда рассчитывали. Как только все успевал, сам не понимаю.
– Помните, как узнали о начале войны?
– Я тогда уже работал у отца в пекарне. А когда он на выходные уходил домой, то я его там подменял. Все знал, все умел, а на счетах был и посильнее его. Вот там как раз и был, когда по радио объявили…
Такая неожиданность… Хотя перед самой войной у нас один парень прислал из армии такое письмо: «Совершаем марш на запад. Здесь шпионов много, пытаются панику навести…»
– Обсуждали неудачи начала войны?
– Конечно, непростое было время, соответственно у людей настроение тревожное, и разговоры всякие ходили. Но в целом никто не допускал, что можем проиграть. Настрой был боевой, особенно у молодежи.
У меня, например, была идея в Рязань уехать. Но не просто уехать, а что-то сделать напоследок. Я даже думал так. Вот бы мне раздобыть у наших солдат один автоматик, и когда бы немцы пришли, вскрыли наш магазин, хотя там ничего не было – одни хомуты да соль. И даже конкретно прикидывал, мне бы в дальний дом, я бы их косанул, оружие забрал, на лошадь и в Рязань. А там бы показал – вот, принимайте шесть автоматов… Но немцы до нас так и не дошли. Ненадолго, правда, заняли Михайлов, он от нас в 30 километрах, но их оттуда быстро выбили. (Выдержка из «Википедии» – «…город Михайлов был оккупирован 24 ноября 1941 года, но в ходе Тульской наступательной операции был освобожден уже утром 7 декабря»).
– Ваше село бомбили?
– Нет, село не пострадало, но у нас произошел один страшный случай…
– Расскажите, пожалуйста.
– Когда немец занял Михайлов, наша авиация вдруг прекратила летать. До этого постоянно летали самолеты, и вдруг ничего! Тут уже совсем тревожно стало, и я пошел в Плахино к Семыкиной Евгении Дмитриевне – это была директор нашей школы. Разговаривали за создание партизанского отряда. Были еще двое братьев Араповых, у них отец был еще дореволюционный коммунист. И еще двое Кравчиковых – Иван и Алексей.
Иду от нее, а надо сказать, что нашу церковь еще до войны закрыли. И когда танки шли из Михайлова, то засели в грязи. Тут разобрали ее и вымостили дорогу. Так до сих пор и стоит… А еще до этого ребята с церкви сбросили главу, а осенью прикатили ее на пруд, поставили как стакан, а когда весной лед растаял, она опустилась и где-то на метр торчала из воды. Я иду, смотрю, а в овраге ребята возятся с неразорвавшейся бомбой. «Вы что творите?!» – «А мы ее проверить хотим. В газетах пишут, в неразорвавшихся бомбах лежит бумажка – послание от немецких рабочих: „Чем можем – тем поможем!“» И поперли ее на пруд.
А слух по деревне уже прошел и туда стали сбегаться все деревенские пацаны. Я в это время уже дошел наверх, мне как раз навстречу Арапов Алексей на телеге едет. Говорит мне: «Иван, я за хлебом. Но даже не в чем перевезти». Его на фронт не взяли, потому что он хромой был, и он остался у нас единственным трактористом. И когда уборку закончили, нужно ему выдать хлеб, а даже мешков нет. И я ему предложил: «У меня бочка пустая стоит, и закром пустой. Три-четыре мешка я найду, в них за несколько рейсов все перевезем». Так мы потом и сделали. Но тут только с ним доехали наверх, и взрыв. Да такой, что всю деревню потряс – одиннадцать пацанов погибло… В некоторых домах по двое хоронили… Среди них был один Сергей, на год младше, но со мной учился, и его младший брат. Так, оказывается, этот Сергей залез на эту главу, взял бомбу, она килограммов двадцать весила, раз он ее смог поднять, бросил, и она взорвалась… А был один Василий с 25-го года, дома сидел, обедал, но как услышал про бомбу, бросил есть, побежал и тоже попал…
И прошел слух, что я и сам их не остановил, и Алексея этого увез. Хотя я на них даже прикрикнул: «Не тяните ее, бросьте, она сейчас рванет и вас всех побьет!» Но у них своя компания, и они меня даже слушать не стали: «Чего ты нас учишь?! Иди своей дорогой!» Но если не знаешь – зачем лезть-то?!
Проходит какое-то время, немцев прогнали и меня вызывают в сельсовет: «Вот тебе лошадь, езжай в военкомат!» Приезжаю туда: «Вызывали?» – «Погоди, сейчас мы дадим тебе сапера!»
И мы с ним приехали в нашу деревню. Оказывается, кто-то заметил, что на лугу у обрыва оврага видели еще одну бомбу. Стали искать и нашли аж три такие бомбы. Стабилизаторы торчат… И он мне объяснил, что они на взвод встали, но в этой жиже застряли и не взорвались.
Он бикфордовой шнур достал, в капсюль вставил, поджег, и кидаемся с ним под обрыв – прячемся. Так все три взорвали. Но самое страшное, что уже после, когда я стал понимать, что к чему, то пришел к выводу, что эти были наши бомбы… У нас ведь неподалеку огромный дягилевский аэродром, а там тяжелые бомбардировщики стояли. И, видимо, один из них или потерял их, или специально избавлялся, а у нас такая трагедия…
– В вашем селе жили эвакуированные?
– Совсем немного. Вот в Плахино их очень много приехало, человек восемьсот. В основном из Михайлова, но запомнилось, например, что в школе учителями стали работать эвакуированные евреи. Но как фронт близко подошел, они еще дальше в тыл уехали. Видимо, знали, что с ними немцы сделают. А вот мой дядя Андрей работал за Клином на торфоразработках, но эвакуироваться то ли не успел, то ли не захотел, и когда туда пришли немцы, они сразу выявили коммунистов и его повесили…
У меня тут в Рязани есть друг – Черничкин Дмитрий Алексеевич, так он мне рассказывал, что в их деревне поймали парня, а у него в кармане оказался комсомольский билет. И тут же днем его и повесили…
Но мне отец строго-настрого наказал: «Иван, не жги ни одного документа! Спрячь, закопай, зарой, передай, может, кому, но не жги! Даже зная, что ты комсомолец, а билета нет, они с тебя шкуру снимут!»
– Чем вы занимались до призыва?
– В сентябре, как обычно, пошел в школу. Из ребят нашего села я один учился в 10-м классе. А из девочек только Аня Миронова, но ее забрали на трудовой фронт. Я директору колхоза пожаловался, и он со мной согласился: «Нужно, чтобы вы вместе доучились!» Говорю ей: «Пойдем в школу!», а она не верит… И когда пришли, учительница ее предупредила: «Даже если кто-то за тобой придет, никому не открывай!» И она так и окончила десятилетку, а потом стала директором школы.
Но как немцы заняли Михайлов, школу закрыли. А как немца прогнали, чуть ли не на второй день всех толковых ребят, двадцать два человека, вызвали в военкомат. Дают нам противогазы, польские винтовки, лыжи, и мы на них через Поярково до самого Михайлова дошли. В школе разместили, а кормили так: на первое – суп чечевичный. На второе – каша из чечевицы, вот и весь обед…
И оказалось, для чего нас вызвали? Перед этим ведь все наши трактора угнали в глубь страны, а трактористов в армию забрали. И руководство задумалось, скоро посевная, а чем сеять? И кому? Вот тогда директор МТС договорился с директором школы: «Давай мы десятиклассников обучим на трактористов!» К тому же, на наше счастье, с фронта как раз вернулся один раненый тракторист – Иван Арсентьевич Исаев. Его назначили военруком и наказали обучать нас на трактористов. В школу не ходили. Сказали: «Это дело важнее, а аттестаты так всем дадим!» И вот он нас учил. Сам не особо грамотный, но опытный.
Получили новые трактора прямо с завода и с апреля стали работать в поле. Особенно мне запомнилось, как у меня в первый раз заглох трактор. Это ведь не как сейчас, нажал кнопку и поехал, нет. Нужно было с ручки завести, а там не только сила, там и понимание нужно. Когда трактора гнали из Михайлова в нашу МТС, то по дороге они заглохли. И никак не заведут. Но Иван Арсентьевич с опытом был мужик и показал им как надо. А там тонкость есть – если из положения сверху начнешь крутить, можешь руки лишиться. Потому что когда мотор вспыхивает, то ручка бьет в обратную сторону. И он тогда объяснил, а я запомнил: «Доведи ручку, кругом обведи тихонько, поставь внизу и берешь вот так вверх! А если она обратно, то отсечет тебе ручку…»