– Вашего первого командира экипажа помните?
– А как же! Лейтенант Шинкаренко Алексей Кириллович. Мы с ним долго вместе провоевали и все это время прожили душа в душу. Поэтому и после войны связь не потеряли. И переписывались, и я к нему в гости в Минеральные Воды ездил.
А потом за нами приехали «покупатели» – офицеры 2-го гвардейского танкового корпуса, который за знаменитый рейд под Сталинградом получил не только гвардейское звание, но и почетное наименование «Тацинского». И через Москву поехали в сторону Сталинграда ближе к Курской дуге. Вот так мы оказались в 4-й гвардейской танковой бригаде.
Вначале в резерве стояли, готовились, а боевое крещение получили на Курской дуге. Правда, мы застали только конец операции, когда началось наступление. Где уже мы наступали, не вспомню. (В наградном листе на Ивана Дмитриевича есть пометка, что он начал участвовать в боях с 20 августа 1943 года, а в это время 2-й гвардейский танковый корпус входил в оперативное подчинение 21-й армии. – Прим. Н.Ч.) Помню лишь как поддерживали огнем пехоту, как подавляли немецкие огневые точки. И именно тогда произошел случай, когда я таранил немецкий танк.
– Расскажите, пожалуйста, об этом поподробнее.
– Числа я уже не помню, запомнилось лишь, что стоял прекрасный солнечный день. Мы наступали, как вдруг немцы неожиданно перешли в контратаку. Но наша пехота открыла плотный огонь, и немцы залегли. Лишь одна их «четверка» – Т-4 быстро приближалась к нашим позициям. А наш танк стоял замаскированный в кустах и оказался незамеченным во фланге у немца. Причем довольно близко. И у меня мгновенно мысль – нужно таранить! Только успел спросить Шинкаренко: «Делаем таран?» – «Делай!» Рассчитал и сбоку ударил своей серединой в его ведущее колесо. Оно сразу в дугу, фактически вывернул его – он встал. А у немцев принцип – если только танк встал, они сразу из него выскакивают. Берегут экипажи. Меня поначалу даже удивило, насколько легко они бросали свои танки. Но они только стали выскакивать, а у нас же четыре десантника. И ребята их сразу расстреляли… Без танка их контратака сразу захлебнулась, и немцы отступили. А у нас и машина в порядке, и сами целые. Только легкие ушибы получили.
– А разве не проще было расстрелять его из пушки?
– Во-первых, еще неизвестно, попадешь ты или нет. Во-вторых, даже если попадешь, то может случиться рикошет. Он же быстро ехал мимо нас под углом. Но главное, что все это случилось настолько быстро, что даже не было времени обдумать все как следует. Ударили, а они и не ожидали совсем. Думаю, даже заметить меня не успели. Вы думаете, из танка все хорошо видно? Там и спереди-то не все увидишь, а уж сбоку и сзади и подавно. У меня однажды был такой случай. Там же, наверное, на Курской дуге. Не помню уже.
Вот пошли немцы в атаку, впереди танки, а за ними пехота. А я опять стоял замаскированный в кустах. Так я дождался, пока танки поравняются со мной, и как дал газ, поехал по пехоте за ними. Они же все по одной линии идут – 30–50 метров. У них сразу паника. Не поймут, откуда я взялся и мну их… У них же только автоматы, и они мне ничего не сделают. А эти танки меня и не заметили. Они же не видят, что у них сзади творится. Так что я проехал мимо них и навел панику.
– А вас не должны были наградить за этот таран?
– Наверное, должны, но разве я пойду просить – наградите меня?! Вот только представь, я провоевал фактически целый год, за это время две машины полностью отводил по моточасам, и мне только за это положена «Красная Звезда». Хотя мне потом говорили, что должны прийти две медали – одна за Курскую дугу, а вторая за Минск. И везде, сколько техники было, но я ни разу не подставился под огонь. Ни разу!
Все-таки я был очень сообразительный, какой-то понимающий, и хотя многое уже умел, но всему учился с удовольствием, какие-то вещи сам додумывал. Помню, например, такой момент.
Когда нам в учебном полку объяснили, что обычные пушки можно повернуть только на 15 градусов в каждую сторону, то я на доске расчертил возможный сектор обстрела. И эта картинка у меня в мозгу так моментально закрепилась, что я всегда примерно представлял себе, как уйти из-под огня. И вот я уйду в мертвую зону, подкрадусь, сразу поворот, и давлю этих пушкарей…
– На сайте www.podvignaroda.ru я нашел на вас наградной лист, по которому вы были награждены орденом Отечественной войны 2-й степени. Вот что в нем написано:
«…механик-водитель танка Т-70 2-го танкового батальона 42-й гвардейской танковой бригады гвардии старшина Цыбизов Иван Дмитриевич представляется к награде за то, что 23.06.44, участвуя в боях при прорыве переднего края обороны противника в районе высоты 202,3 и д. Застенки и в наступательных боях до р. Днепр, действовал смело, умело маневрируя на поле боя вел свой танк строго по намеченному курсу, в результате чего его танк одним из первых ворвался на высоту и уничтожил там: 1 ПТО, 2 станковых пулемета и до 25 солдат и офицеров противника».
Танк Т-70
– Ну, это уже позже, когда я воевал в 42-й бригаде. Вот, кстати, тогда по моему танку единственный раз крепко попали. А как получилось.
Ворвались на высотку и стали утюжить траншеи. Причем я вошел в такой раж, что открыл люк и стал стрелять из автомата. Веду машину точно над траншеей, а командир и я строчим вдоль нее. Два диска успел выпустить. Но только кончил утюжить, как вдруг заметил вдалеке, километра за два, танк. И у меня сразу мысль: «Закрой люк!» И только закрыл, как такой удар по лицу… Я сначала и не понял, что случилось. Только боль с левой стороны и как ослеп. Говорю в переговорное устройство: «Не вижу ничего!» Только потом увидел, в углу один огонечек проскочил, потом второй, и сообразил, что сверху краска горит. Но главное – я вижу. Сообразил, что смотровой прибор разбит, я нажал, он выскочил, тут же другой вставил. Там же три запасных было.
А как из боя вышли, посмотрели, а вся броня исковеркана такими кусками… Это разбито, то разбито, а у меня двух зубов нет… Потом два майора встречают: «Мы вас награждаем орденом!» Пожали руку…
– Неужели болванка не пробила вашу броню?
– Я и не знаю, кто в нас попал. Но думаю, что это не танк и не пушка, а какой-то немец бросил противотанковую гранату, хотя я его и не видел. Но там же такая обстановка кругом, непонятно, с какой стороны садануть могут. Хорошо, если в радиатор попадут, а если в бак, в котором 400 литров авиационного бензина? Тут даже непонятно, успеешь ли ты выскочить…
– Хотелось бы узнать ваше мнение о Т-70.
– Для своего времени нормальный танк. Главное – соображать, как правильно его использовать. Это же был пехотный танк – для огневой поддержки пехоты непосредственно на поле боя. Вот мы как действовали? Подъедем, остановились где-то, и вижу, что ракета бьет в ту точку. Значит, там пулемет не дает подняться пехоте и нам указывают цель. Так я на своем танке подойду к нему, а он мне ничего не сделает. Только противотанковое ружье могло пробить бортовую броню. Как-то был случай.
В бою командир никак не может вставить снаряд в пушку. После боя посмотрели, а это, видно, пуля из противотанкового ружья пробила броню, но там стояли кассеты со снарядами, и она на одном из них смяла гильзу.
Так что нужно понимать, для чего оружие предназначено и как правильно его использовать. Можно ведь и на льва послать собаку, понимаешь?
– А проходимость как?
– Хорошая. Он же десять тонн всего, но два двигателя. Помню, на дороге Дрогобуж – Смоленск подъехали к мосту через речку. А там полно саперов, и через мост не пускают – «Заминировано!» А нам срочно надо ехать. Тогда я говорю командиру: «Давайте я проверю правее. Там метрах в двухстах вижу и пологий спуск и подъем, может быть брод». Подъехал туда, посмотрел и был уверен: «Преодолею!» И точно. Там даже грунт твердый оказался. Сразу форсировали и поехали куда нужно. А был еще такой случай.
Дали нам команду форсировать речку Бася. Посмотрел, она неглубокая, на метр-полтора, наверное, и тоже был уверен, что сразу преодолею. Спускаюсь, заехал, половину проехал и вдруг проваливаюсь в какой-то котлован… А люк-то у меня открытый и вся лавина воды на меня… Но газ не сбросил. Если машина тянет, педалью не прыгай – это закон! Но эти секунды мне очень долгими показались… Наконец, смотрю, просвет стал появляться. Все больше, больше, и выбрался. А на том берегу стоял генерал, так он прямо обе руки поднял: «Ну, молодец!»
– А вам не хотелось перейти на Т-34?
– Наши хотения там не спрашивали. Да я и привык, и Шинкаренко мне тоже говорил: «Ваня, нам ничего другого не надо!» Ведь мы на своей машине не сделали ни одного ляпсуса. И в бою не подставлялись, и из реки тогда выбрался. Но у меня ведь и опыт большой уже был, да и образование неплохое. А у большинства ребят всего по четыре класса, да еще и не работали нигде. А у меня как-то все бои почему-то складывались. Видимо, или на роду написано, или что… В какую бы атаку ни ходил, мы выигрывали. Если что, командир всегда старался послать меня: «Цыбизова послать!» Я еду, и всегда успешно. Запомнился такой случай.
Форсировали мы Березину. Саперы понтонный мост навели, но на том берегу выезд вроде как в горку. Небольшой совсем подъем, но первый же танк встал. Подъехал, чуть поднялся и покатился назад. Заглох мотор! И ни один танк не может вылезти оттуда. Переправа встала, а это такое ЧП… Тогда меня вызывает наш зампотех и посылает туда: «Ваня, выручай!»
А на «тридцатьчетверках» стоял топливный насос – РН-10. У него на конце рейки, когда педаль выжимаешь, рейка поворачивается и поворачивает форсунки. Там три крестовины, у них прорезь, а внутри ходит шарик. Но если дашь газ до упора, дизель вразнос начинает идти. Начинает реветь как самолет, и тогда рейку поворачивает на выключение. Я это все знал, поэтому сразу понял, в чем была ошибка. Не нужно было жать педаль до отказа. Тогда рейки расходятся, обороты падают и мотор глохнет. Поэтому, когда подъехал к подъемчику, сразу немножко отпустил педаль. То есть прибавил топлива, но не даю шарику выйти до конца, чтобы эту рейку перекрыть. И у меня танк вышел. Сколько же было радости у зампотеха…