– Вениамин Луканин (помню, его называли Луконин) и командир роты Ляхов действительно подбили на двоих 17 немецких танков и самоходок под Сандомиром и действительно за это ничего не получили, хоть и представления на Героя были посланы на обоих. Я хорошо помню те события. Тогда моим друзьям Арефьеву, Гуртовенко и Хохлову вручили высокие ордена.
Но мне трудно поверить, что такой человек, как подполковник Богунов, способен на явную подлость. Богунов, Гретчин и начальник штаба Вербицкий существовали как бы отдельно от экипажей и были самодовольными людьми. В бой они не ходили, в танках не горели. Увлекались трофеями и раздачей орденов друг другу в штабе. У них там всегда был вечный праздник. Наш командир разведроты Латышев был великим мастаком по обнаружению ценных трофеев для начальства, неизменно получая за свои находки очередной орден. Простые танкисты, завидев на гимнастерках штабных бог знает за что полученные новенькие ордена, роптали и возмущались, но кто их мнение спрашивал… Единственная женщина в полку, фельдшер нашей санлетучки, ни разу никого с поля боя не вынесла, но, будучи ППЖ нашего комполка, красовалась с парочкой орденов. Понимаете, такой стиль руководства и поведения старших офицеров был повсеместным. Редко какой комполка выделялся из «барского сословия».
Вдруг вспомнился смешной случай. Богунов еще был майором, когда в благодарственном приказе Главнокомандующего был упомянут наш полк, а Богунов назван в нем подполковником. Уже наутро ему привезли новые погоны.
Мог ли он поехать в штаб армии и от зависти похерить чужие наградные листы? Я не верю. При всех своих недостатках и человеческих слабостях Богунов знал пределы дозволенного. У нас в полку был офицер-танкист, старший лейтенант Зинин, получивший звание Героя еще на Финской войне. Я не помню, чтобы комполка его как-то затирал. Нет, Богунов сволочью или трусом не был. Трофейщик был знатный. У нас на ИС-2 корма танка была широкой, на ней всегда стояла пара снарядных ящиков, забитых трофейной едой. Там же складировали трофеи, барахло в узлах и так далее. Как-то в соседней роте все это барахло на танке загорелось от попадания зажигательной пули, и в итоге танк сгорел. Комполка психанул и приказал все наши «приобретения» уничтожить. За неделю до этого происшествия мы нарвались на брошенный немцами склад меховых изделий, все бойцы понабрали чернобурок. Только и разговоров у солдат было, как подарят меха женам и невестам после войны. Но приказ есть приказ. Популярности это решение командиру полка не прибавило, его стали просто ненавидеть. Он-то свои трофеи на грузовике возил… Но если вернуться к Сандомирским событиям… Чтобы он так ребят подставил?! Не знаю…
Но то, что Ляхов и Луканин так и остались не отмеченными наградами за свой подвиг – это просто черная несправедливость, которой так много было на войне… Вот вы говорите, что сейчас кто-то внес инициативу представить Ляхова и Луканина к званию Героя России. Это правильно и честно. Они настоящие герои!
– Как в вашем полку солдаты относились к немецким военнопленным или, например, к власовцам?
– Немцев не убивали. И тех, кто руки поднял, из озорства гусеницами не давили. Мы воевали без зверства. Часы могли снять с пленного, но не расстреливали почем зря. Власовцы – другой коленкор. Они стояли насмерть, зная, что пощады не будет. В январе 45-го против нас стоял отряд истребителей танков из бывших товарищей по оружию. К ним попал в плен наш разведчик, молоденький сержант-татарин. Они его зверски замучили, вырезали на груди пятиконечную звезду. Командир даже приказал не хоронить его тело, пока не отомстим. Взяли в плен троих власовцев – все кубанские казаки, каждый по возрасту лет за 30. Богунов начал их допрашивать. Наша рота стояла у штаба, и все танкисты собрались вокруг комполка и наблюдали все происходящее. Власовцы просили о пощаде, говорили, что не по своей воле у немцев воевали, про детей и так далее. Но тогда эти слова никого не трогали: для нас власовец был хуже эсэсовца. Богунов показал им на тело убитого разведчика и сказал: «За это вы заплатите!». Посмотрел на нашу толпу, нашел меня глазами и приказал: «Парторг, возьми автоматчиков и расстреляй этих гадов». Поставили их к стенке, и я скомандовал: «Пли!». Почему он выбрал именно меня, когда вокруг было немало офицеров, я не знаю. Но даже сейчас я не жалею, что привел приговор в исполнение. Нет хуже измены.
Еще одна встреча с им подобными была седьмого мая 45-го года. Нас кинули на помощь Пражскому восстанию. Мы шли на каком-то участке по железнодорожному полотну. Вдруг колонна остановилась. Разведка доложила, что впереди лес, на опушке которого заняла оборону большая группа власовцев. Во избежание лишних потерь послали к ним парламентеров – капитана в сопровождении двух автоматчиков – с предложением о сдаче в плен и гарантиями о сохранении жизни каждому, кто сложит оружие. Я видел с башни танка, как наших парламентеров, несших белый флаг, расстреляли в упор из нескольких пулеметов. Тогда подтянули к лесу «катюши», гаубичный полк. После тридцатиминутного обстрела там никто не уцелел.
– А какое отношение было к гражданскому немецкому населению?
– Отношение было в основном корректным. Очень часто мы подкармливали голодных немецких женщин и детей со своей полевой кухни. Танкисты в большинстве своем народ был сознательный, образованный, бывшие городские жители. Были случаи, конечно, по «дамской части». Мой заряжающий Вася Иванов, из бывших зэков-штрафников, как мы только остановимся в немецком городе, сразу «выходил на охоту». Помню, у нас в какой-то момент десант на танке был из приданной полку штрафной роты. Так Вася взял троих «корешей», которым терять было нечего, и в «бл…ход». Получаем приказ срочно выйти из города. Побежал в немецкий дом искать своего заряжающего, а там «картина»… Вася на немке пыхтит, а штрафники где-то нашли опахала и машут ими над Васей, при этом ржут как кони. Говорю им: «Приказ на движение дали, сворачивайтесь». Иванов мне в ответ: «Не лишай радости, может, через час сгорю в танке!». Сидим в танке, я ему начинаю пропаганду пропихивать и мораль читать: мол, нельзя так, мы же советские люди, солдаты-освободители, если поймают – под трибунал пойдешь, зачем тебе бесславно пропадать ни за грош… А он мне: «Вспомни концлагерь, который мы освободили». В Польше ворвались в лагерь смерти, а там уже живых не было, только на земле лежали обтянутые кожей скелеты с желтой шестиконечной звездой на лагерной робе. Больше я не пытался найти аргументы в защиту немцев.
Даже если кто-то из наших и творил что-то подобное Васе, их никто из экипажей не выдавал. Политотдельцы стращали расстрелами, требовали уважения к мирным гражданам. К нашей чести, большинство солдат вело себя достойно, хотя жажда мщения была очень сильной. А некоторые мстили не только в бою… В Берлине нам зачитали очередной приказ о недопустимости насилия, хулиганства и мародерства, и уже через пару недель согласно этому приказу стали расстреливать фронтовиков, насаждая железную дисциплину. После Праги нас перебросили в столицу Австрии город Вену. Там произошло ЧП: трое наших солдат изнасиловали австриячку. В штабе гарнизона решили устроить показательное мероприятие. Маршем на один из венских стадионов привели несколько тысяч солдат из разных частей. Личный состав нашего полка тоже туда пригнали. Трибунал заседал на футбольном поле, поставив стол для заседателей прямо на газон. Поле оцепили особисты и бойцы из погранполка. Всем троим участникам изнасилования был вынесен жестокий приговор – расстрел, который тут же был приведен в исполнение. Это вызвало большое волнение и недовольство среди солдат. Бойцы в гневе сжимали кулаки, раздавались возгласы: «Победителей не расстреливают! Немцы еще похуже в сто раз зверства творили!». Было очень тяжело и больно… Вот такой страшной ценой и такими карательными кровавыми методами наши войска приводили в чувство.
Экипаж и десантники. Чехословакия, 1945 г.
Гражданских немцев мы не убивали. Единственный случай на моей памяти произошел на подступах к Берлину. От попадания вражеского снаряда разорвалась гусеничная лента ходовой части – лопнул трак. В сумерках начали приводить машину в порядок. Вдруг один из наших автоматчиков стал кричать. Смотрим, к танку бежит пожилая женщина с распущенными волосами, держа перед собой зажженный факел. Раздалась длинная автоматная очередь. Один из наших солдат в порыве ярости разрядил весь диск в безумную немку.
– Где вас застало известие об окончании войны?
– В 30 километрах от Праги. Мы остановились в маленькой деревушке, сломался трак. Занялись ремонтом, и вдруг началась бешеная стрельба. Что такое? Наступление? Немцы прорвались? Оказалось, что проходящие рядом армейские части услышали по рации о капитуляции фашистской Германии и на радостях устроили своеобразный салют. Наш заряжающий Вася Иванов от избытка чувств, не долго думая, тоже выпустил снаряд в воздух. При этом воздушной волной снесло крышу стоявшего рядом домика – и такие потери случались на войне. Мы не верили своему счастью. Неужели все кончилось?!
13 мая 1945 года в Праге, на Врацлавской площади, состоялся военный парад. Возглавляла его наша боевая машина ИС-2, на башне которой со знаменем полка стоял я. В сентябре 45-го меня демобилизовали, и я вернулся домой.
Интервью и лит. обработка Григория Койфмана