Жаркое июльское солнце накаляло броню так, что на ней можно было жарить яичницу. Советские войска, измотанные непрерывными бомбежками и длинными переходами, снова и снова занимали оборонительные позиции, встречали врага и снова отходили на восток. Немецкая третья танковая армия рвалась к Минску и Смоленску. Каждая успешная операция Красной Армии вносила надежду в сердца солдат и командиров. Может быть, вот здесь, вот на этих рубежах и окончится отступление, может быть, отсюда и погоним врага назад, с нашей священной земли.
Вот и сегодня, во время короткой передышки на марше, когда батальон остановили на дозаправку танков, а танкисты получили возможность получить горячее питание, политрук зачитывал сводки с мест боев: «Попытки наступающих немецко-фашистских войск с ходу прорвать советскую оборону в междуречье Березины, Западной Двины и Днепра наткнулись на ожесточенное сопротивление. В районе города Борисова 1-я Московская стрелковая дивизия вместе с частями местной обороны сумела остановить танки Гудериана. Полковнику Крейзеру за эти бои одному из первых на Западном фронте было присвоено звание Героя Советского Союза. Вы слышите, товарищи, как страна, как наша партия высоко ценят бойцов, которые не щадят жизни, героически и умело сражаются с врагом».
К вечеру, когда стало темнеть, батальон остановился в небольшом селе, рассредоточив танки на опушке леса и среди строений. Соколов очень удивился, когда его вызвали в штаб корпуса на совещание. Взводные командиры обычно на такие мероприятия не вызывались: им ставил задачу командир роты, а тот получал приказы от батальонного командира. Когда Алексей вошел в большой дом, у входа в который еще виднелась покосившаяся фанерная табличка «Сельсовет», то его сразу дернул за рукав Заболодько и оттянул в сторону, к бревенчатой стене. У стола, покрытого зеленой суконной скатертью, стояли командир корпуса и командиры полков. Генерал Тарханов водил указкой по расстеленной на столе карте, рассказывая о ситуации, сложившейся в районе действия войск корпуса. Молодой командир покосился на графики на стенах сельсовета, на кривые роста сельскохозяйственного производства. Да, сколько всего теперь порушено, разорено. А ведь передовой был колхоз, судя по результатам и графикам. Но тут он прислушался к тому, что говорит генерал. Предположения лейтенанта оправдались, что у их корпуса сил оставалось очень мало. Потери последних боев привели к тому, что в соединении не осталось ни одной полнокровной воинской части. Полки по численному составу приближались уже к численности батальонов. Артиллерия была почти вся уничтожена, огромные потери были в танках. Множество машин и тягачей вышли из строя и были оставлены в ходе отступлений. Значительная часть хозяйства корпуса теперь была на конной тяге. А перед генералом, как оказалось, командование поставило еще и очень серьезную задачу, как перед полноценным корпусом полного состава.
– Чтобы задержать продвижение немецких войск и выиграть время для организации обороны, – говорил Тарханов, – командование фронтом приняло решение силами 20-й армии нанести контрудар между Витебском и Оршей в районе города Сенно. На острие удара 5-м и 7-м механизированными корпусами. Мы входим в прорыв с другими частями и развиваем успех, расширяя прорыв и закрепляясь на новых, утвержденных рубежах обороны. Всего планируется ввести в бой до 1300 танков.
«Вот оно что, – догадался Соколов. – Если учесть, что танков в корпусе осталось очень мало, нам будет поставлена особая задача, а может, и нас придадут другим корпусам, чтобы таранить немецкую оборону. Значит, ударим и погоним! Здорово! Вот почему вызвали и меня… Хотя других командиров танковых взводов здесь нет». Вскоре Алексей понял, как он сильно ошибался. И почему его вызвали в штаб корпуса под самый конец совещания.
Тарханов отпустил командиров и попросил остаться капитана Заболодько и младшего лейтенанта Соколова. Алексей с удивлением увидел, что в комнате остались еще два офицера, которых он до этого в корпусе не видел. Коренастый широкоплечий полковник с глубоким шрамом на виске и невысокий худощавый майор с колючими внимательными глазами. Все офицеры вышли, оставшиеся почему-то как один посмотрели на Соколова, отчего тот почувствовал себя не совсем уютно со своим одиноким кубиком в петлице. Не так часто ему приходилось общаться со старшими офицерами и даже генералами.
– Значит, это и есть ваш Соколов? – спросил полковник, откровенно разглядывая танкиста с ног до головы. – Молод, мальчишка совсем.
– Младший лейтенант Соколов, – вдруг заговорил Заболодько, – обладает незаменимым опытом боев взводом в отрыве от основных сил. Успешных боев. Он молод, но решителен, смел, обладает необходимыми знаниями тактики в части маневра в современном бою. Находчив, хорошо знает матчасть, прошел обучение в танковой школе на всех типах танков. Хорошо знает все преимущества и недостатки немецкой бронетехники.
Алексей слушал с удивлением и даже, забывшись, стал крутить головой, глядя то на одного офицера, то на другого. Когда комбат закончил, следом за ним вставил свое мнение и командир корпуса.
– Я видел результаты его боя в отрыве от основных сил, – вздохнул он. – Умелый командир. Добавьте к этому еще и его знание немецкого языка. Один из наших лучших молодых командиров. Комсомолец. Политически грамотен.
То, что добавил Терехов, Соколову не понравилось. Когда начинают заводить разговоры о политической грамотности, обычно все сводится или к какой-то проверке по линии НКВД в результате чьего-то рапорта на тебя, или… Вообще Алексей чувствовал себя как конь на базарном торге. Все стоят вокруг него, обсуждают его масть и стать, торгуются. А он один молчит и не знает, чего ждать для себя лично.
– Хорошо, – наконец кивнул полковник со шрамом. – У меня возражений нет. Хотя все же я предложил бы поискать командира с бо`льшим опытом и постарше возрастом.
– Вам возраст нужен или результат? – нахмурился Тарханов.
– Командир корпуса прав, – добавил майор. – Нам нужен прежде всего результат, прежде всего успех. Я не возражаю против кандидатуры младшего лейтенанта.
– Хорошо. – Генерал кивнул Соколову, чтобы тот подошел ближе к столу, и достал из папки другую карту, сложенную в несколько раз. – Теперь слушай, Соколов, для чего мы тебя пригласили. Эти товарищи – представители штаба фронта. Полковник Горбунов и майор Сорокин.
– Представитель 3-го Управления наркомата обороны[2], – добавил майор значительно.
– Ситуация такова, лейтенант, – снова заговорил Тарханов, поставив кулаки на край карты. – В настоящее время в 400-километровой полосе Западного фронта, в тылу у немцев в полном окружении сражаются десятки и сотни групп. Это остатки наших частей и подразделений. Среди них и штаб корпуса генерала Казакова. В соответствии с приказом Ставки Верховного главнокомандования мы должны сформировать мобильную ударную группу, которая сможет пройти по тылам немцев и вывезти генерала из-за линии фронта. Задача непростая, но на войне простых задач не бывает. Руководить операцией будет полковник Горбунов – опытный командир, за плечами которого и Хасан, и Халхин-Гол, и финская война, и Испания. А также в группу включили представителя контрразведки. Ты, Соколов, будешь командиром войсковой группы в составе твоего танкового взвода и взвода автоматчиков на трех грузовиках. Полковник Горбунов изложит план операции. Прошу вас.
Потерев шрам на виске, полковник подошел к карте, взял со стола карандаш и обвел им район северо-западнее Бобруйска.
– Вот из этого района в последний раз три дня назад выходила в эфир рация штаба корпуса. Генерал Казаков был жив и осуществлял командование остатками корпуса. Точнее, группой бойцов и офицеров, с которыми он пробивался к линии фронта. Мы полагаем, что выход в эфир в последующем был невозможен по многим причинам, в том числе и по причине осторожности. Немцы активно используют на захваченных территориях радиопеленгаторы. Мы передали на частоте штаба корпуса о своих планах по эвакуации генерала, но получил ли он сообщение, сказать пока сложно. Наша задача – выйти в указанный район, возможно, движение будет корректироваться по радио по мере поступления сведений о генерале. На месте мы готовим взлетно-посадочную полосу, на которую прибудет легкий самолет и вывезет генерала. Все.
– Позвольте еще мне добавить, – строго сказал майор. – Операция строго секретная. Во-первых, с генералом через тылы идет и секретная часть корпуса. А это документация, которая не должна попасть в руки врага. Во-вторых, к штабу корпуса прибилась группа товарищей с архивом Гродненского горкома партии. А это не только сведения о коммунистах и партийном активе, это еще документы чисто мобилизационного характера и документы, касающиеся подготовки партизанской и подпольной борьбы на временно оккупированной фашистами территории. Все эти документы должны быть или вывезены из-за линии фронта, или уничтожены в присутствии комиссии. В состав комиссии обязан войти представитель контрразведки.
– Понятна задача, Соколов? – спросил генерал.
– Так точно, – попытался ответить твердым голосом Алексей и замолчал, хотя ему хотелось задать несколько вопросов.
– Хорошо. – Генерал выпрямился и посмотрел на Соколова. – Удачи тебе, лейтенант. Отправляетесь в расположение батальона, там решите все вопросы, касающиеся подготовки и выхода вашей группы. Ответственным за подготовку я назначаю капитана Заболодько. Технические службы и службы вооружения предупреждены и окажут всю посильную помощь.
В блиндаже комбата было накурено, вестовой принес уже второй чайник с кипятком. Офицеры склонились над картой, по которой полковник Горбунов водил курвиметром[3].
– По прямой всего 220 километров, – сказал полковник, – но, учитывая рельеф местности и то, что нам нельзя будет двигаться по дорогам, то расстояние, которое должна пройти группа, будет равняться примерно пятистам километрам. Если не ввязываться в бои, то пройти его можно за три дня. Как состояние машин, лейтенант?