– Девятка, твой правый. Уничтожить танки! – приказал Соколов второму танку и тут же приказал Логунову: – Бронебойным. По лобовой броне справа.
– Выстрел! – крикнул сержант.
Рявкнула пушка, звонко сработал казенник, выбрасывая на пол гильзу, зажужжал вентилятор, вытягивая пороховые газы, которыми сразу наполнилась башня. Соколов в перископ видел, как в районе смотровых щелей водителя немецкого танка вспучился серый дым. И тут же из танка повалил дым. Бронебойный снаряд пробил броню и угодил в моторный отсек за спиной водителя. Тут же распахнулись люки, и из танка стали выпрыгивать танкисты в черной форме. Второй немецкий танк получил снаряд от «девятки» по правым каткам. Он закрутился на месте, разматывая разорванную гусеницу, но вторым снарядом в боковую часть башни Никитин пригвоздил зверя.
Бронетранспортер открыл пулеметный огонь по спешившим покинуть танки немецким экипажам и полез вверх по склону. Соколов со стоном проворчал ругательства и вызвал Никитина:
– Девятка, прикрывай нас справа, со стороны дороги. Я на мост. По моему приказу пустишь второй «ханомаг», потом переправишься сам.
«Тридцатьчетверка», ломая молодые деревца, вырвалась из леса и понеслась к мосту. Соколов четко понимал, что не может быть, чтобы там просто так находились два немецких танка. Танк – это вам не самолет, они просто так парами не болтаются. Они выполняют задачи в составе подразделений. Тем более у немцев, которые вообще не использовали танки частями менее батальона. Молодому командиру не хотелось думать о том, с какими силами они сейчас столкнутся. Надо было спасать своих, которые перебрались на другой берег. Прямо под пушки и гусеницы вражеских танков.
На склоне высокого берега появились немцы, несколько десятков автоматчиков. Значит, не стрелковая часть. Бронетранспортер открыл огонь из пулемета… через бойницы в бортах стали бить автоматы. Покатились тела в зеленых мундирах, немецкие солдаты отпрянули, побежали назад, за кромку берега, куда уже лез за ними следом «ханомаг». Соколов понимал, что Сорокин хочет прикрыть их атаку, хочет поддержать огнем пулемета переправу группы. А что он сделает, если там еще танки? Эх, не так все надо было, эх, майор, майор.
Следующий танк не заставил себя ждать. Тех секунд, что понадобились Логунову, чтобы довернуть башню и прицелиться, немцам хватило на первый выстрел. Это было опасно, немецкий танк стрелял сверху, и наклон брони «Т‐34» мог не спасти, снаряд мог попасть в броню под прямым углом. Но повезло: немецкая «болванка» скользнула по башне чуть выше пушки. От удара зазвенела броня, Логунов вскрикнул от боли, но выстрелил и только потом зажал руками лицо. Его окатило осколками брони.
– Что с вами, Логунов? – закричал лейтенант и схватил сержанта за плечо.
– Ничего… сейчас… Лицо посекло.
Командир башни снова прижался к нарамнику прицела и стал крутить башней. Он все же промахнулся: снаряд только задел немецкий танк, и тот сдал назад, скрывшись за кромкой высокого берега. Соколов приказал не форсировать скорость, а идти по мосту спокойно. Сооружение из бревен может не выдержать, а по нему еще надо переправить второй танк и второй бронетранспортер.
– Внимательнее, Василий Иванович, внимательнее, – спокойным голосом приговаривал Соколов, вращая командирскую башенку и выискивая цель.
Трофейный бронетранспортер поднялся на самый верх, но не остановился, как полагал Алексей. И случилось то, чего он так боялся. Стоило «ханомагу» появиться наверху, как возле него тут же рванул снаряд. Черный фонтан разрыва окутал машину. Видимо, было повреждение в тягах передних колес, а может, их просто заклинило от удара. Бронетранспортер повело боком, открылись задние створки люка, и наружу стали выпрыгивать и отбегать в сторону автоматчики. Вторым снарядом «ханомагу» разворотило кабину и мотор. Он замер и окутался черным дымом.
– Справа! – закричал Соколов, увидев немецкий танк. – Бей в борт!
Но теперь и немец потерял из виду советский танк. Видимо, там, наверху, решили, что «тридцатьчетверка» попятится, станет возвращаться, не пойдет через мост. Но танк с бортовым номером 077 быстро оказался возле самого берега.
– Короткая, – скомандовал Логунов механику. Танк остановился, качнувшись всем корпусом.
– Дорожка! – отозвался Бабенко.
С легким гудением башня довернулась, и через секунду пушка выстрелила. Соколов вцепился в нарамник перископа, с радостью увидев, что снаряд попал в заднюю часть борта немецкого танка. Как раз в моторный отсек. Оттуда задымило, потянуло сизым, потом черным дымом. А следом вырвались и языки пламени.
– Вперед, Бабенко, вперед, – откашливаясь и отплевываясь от пороховых газов, приказал Алексей и развернул командирскую башенку назад.
То, что он увидел, заставило его похолодеть. «Тридцатьчетверка» Никитина маневрировала, то останавливаясь, то уходя за деревья, то возвращаясь, делая выстрел и тут же уходя в небольшую балку. В поле неподалеку от опушки горел немецкий танк. Еще один с порванной гусеницей замер метрах в двухстах левее. Подбитый бронетранспортер уткнулся носом в воронку, а вокруг него рассыпались немецкие автоматчики, поливая огнем лес и кустарник, за которыми находились автоматчики Хвалова с мотоциклами. Еще два танка двигались на Никитина по дороге, но были еще далеко, метрах в восьмистах. Чуть ближе остановились два немецких бронетранспортера, высаживавшие пехоту. Откуда они тут взялись? Только что отремонтированный мост – и такое движение сразу с двух сторон!
– Девятка, держись! – крикнул Соколов. – Сейчас мы тебя прикроем. Маневрируй.
Алексей понимал, что Никитин подбил два танка из засады. Он мог бы подбить и больше, потому что со стороны поля определить, кто и откуда стреляет, когда перед тобой стена леса, трудно. Но шедшие сзади танки подбили бы «тридцатьчетверку» Соколова. И Никитин вышел из-за укрытия, чтобы отвлечь на себя огонь врага и прикрыть «спину» своему командиру.
Танк Соколова буквально вылетел по склону наверх. Пушка, заряженная осколочно-фугасным снарядом, рявкнула, выплюнув смерть в первую же цель, которую увидел Логунов. Снаряд разворотил борт немецкого бронетранспортера. Омаев поливал из пулемета немецкую пехоту почти без перерыва. Враг отходил к крайним домикам. Несколько выстрелов осколочными сделали свое дело, заставив немцев укрыться за ними.
Алексей развернул командирскую башенку и посмотрел назад, на другой берег. Его сердце сжалось. Несколько автоматчиков залегли возле самого моста и отстреливались от наседавших немцев. Подбитая «тридцатьчетверка» стояла боком к немцам, развернув башню и наведя ствол пушки на приближающиеся три немецких танка. Груженный бочками с горючим бронетранспортер въезжал на мост. Водитель остановил его метрах в десяти от берега, выбежал на бревенчатый настил и взмахнул рукой. И тут же бросился в воду, скрывшись с головой. На том месте, где только что стоял трофейный «ханомаг», в небо взвился столб огня. Две гранаты разворотили бочки с остатками солярки и бензина. Чудовищный ослепительный взрыв разметал обломки железа и залил жидким огнем треть моста, стекая между бревнами в воду.
Мост горел, голова водителя появилась метрах в трех, и он поспешно стал грести руками, приближаясь к берегу, где залегли его товарищи. Из танка вытащили горевшего механика-водителя, сбили с его спины огонь и потащили в укрытие. «Тридцатьчетверка» стреляла. Пушка выстрелила, но огонь уже полыхал в моторном отсеке, захватывая башню. Пушка выстрелила еще раз.
– Девятка, покинуть танк! – кричал по рации Соколов. – Я приказываю покинуть танк и уходить с бойцами к лесу.
– Уходите, командир, – раздался в шлемофоне тихий хрип, в котором Алексей едва узнал голос командира танка. – Я долго не продержусь, уходи, лейтенант…
– Степан!
Соколов смотрел, как автоматчики перебежками уходят к лесу и под руки тащат двух раненых танкистов. А 079-й стрелял. Выстрел, еще выстрел – и немецкий танк, лишившись гусеницы, развернулся боком. Еще выстрел. Два других танка остановились и стали бить по «тридцатьчетверке». Вот один снаряд угодил в моторный отсек. Вот еще одна вспышка на башне. Пушка больше не стреляла. Еще попадание… еще. Соколов насчитал пять прямых попаданий в корпус танка Никитина. Он звал сержанта, но в шлемофоне была тишина. Мост горел, теперь починить его немцам удастся не скоро.
– Товарищ младший лейтенант, – послышался голос Бочкина, который вел, как и положено по боевому расписанию, наблюдение за правым сектором. – Там наш майор.
– Где? – Соколов развернул башенку и стал осматриваться по сторонам.
– Там, из бронетранспортера сейчас выпал. Шевелится.
Соколов откинул крышку люка и высунул голову из башни. Омаев постреливал в сторону деревни, но оттуда больше в ответ не стреляли, никто из немцев не показывался. Вокруг лежали тела убитых автоматчиков группы. Майор пытался подняться, но у него не получалось. Ноги его были в крови, лицо тоже залито кровью. Как он остался жив в кабине бронетранспортера после прямого попадания снаряда, было непонятно.
– Логунов, наблюдать, – приказал Алексей. – Омаев, держи сектор со стороны деревни. Они могут подтянуть орудия или минометы. Бочкин, за мной из машины. Живо!
Отсоединив разъем ТПУ, Соколов подтянулся на руках и выбросил ноги из люка. Бегая глазами по сторонам, особенно настороженно поглядывая в сторону убитых немецких солдат, он спрыгнул на траву. Следом спрыгнул и Коля Бочкин с автоматом на ремне. Вдвоем они проверили красноармейцев, но живых среди них не было.
Подбежав к майору, Алексей наклонился над ним. Ноги очень сильно пострадали от осколков, большая потеря крови. Лицо Сорокина было бледным, он цеплялся скрюченными пальцами за рукав комбинезона лейтенанта, как будто боялся, что тот его бросит.
Бочкин вернулся из танка с аптечкой. Вдвоем они перевязали майору раны на ногах, голову, наложили жгуты, чтобы остановить кровь. Алексей машинально посмотрел на часы. Жгуты надо снять не позже чем через два часа.