В этой связи полагаю, что учитывать в соотношении сил на 22 июня 1941 года бронетанковые части указанных стран некорректно. Если это делать, то надо считать и многие сотни абсолютно исправных советских танков, которые прибывали в приграничные округа (выехав задолго до начала войны) в течение последней недели июня. Например, 57-я отдельная танковая дивизия подполковника В.А. Мишулина прибыла из Забайкалья и разгрузилась в Шепетовке уже к 23 июня. В тот же день Мишулина с его дивизией там обнаружил (и, разумеется, приятно удивился такому сюрпризу) командарм -16 Лукин. В составе дивизии — 300 танков (В. Муратов, Ю. Городецкая (Лукина) «Командарм Лукин», с. 29). 24 июня в 21-й мехкорпус в Ленинградском военном округе прибыли два батальона (105 танков БТ, Т-34 и КВ), сформированных из инструкторов Академии бронетанковых и механизированных войск (Д.Д. Лелюшенко «Москва — Сталинград — Берлин — Прага», с. 14). При желании таких примеров можно найти множество. Но и двух, с моей точки зрения, вполне хватает: 405 советских танков 57-й дивизии Мишулина и батальонов Академии БМВ — это больше (и лучше), чем объединенные бронетанковые силы Финляндии, Румынии, Венгрии и Словакии вместе взятые.
Не стоит забывать и о том, а что, собственно, имелось на вооружении всей этой танковой «армады» сателлитов Германии. Пролистав еще раз книгу М. Барятинского «Танки Второй мировой» и заглянув в соответствующую таблицу в работе А. Лобанова «Танковые войска Гитлера. Первая энциклопедия Панцерваффе», я, в частности, выяснил, что в состав бронетанковых частей союзников рейха могли входить: 140 чешских LT35 (R-2) у Румынии; 57 чешских LT40 и LT35 у Словакии; 81 танк «Толди» (не очень надежная копия шведского легкого танка L60B) у Венгрии. Кроме того, у финнов остались 27 английских «Vickers, 6-тонный» (на них поставили нашу старую знакомую — «устаревшую» советскую 45-мм танковую пушку), 34 захваченных ими же у Красной Армии в ходе «зимней войны» танка Т-26, 6 советских огнеметных танков ХТ-26 и 4 советских же трехбашенных Т-28. История умалчивает (во всяком случае, пока) о доле боеготовых танков союзников Германии. Сомнительно, впрочем, что доля исправных машин в той же Румынии была выше, чем аналогичный показатель в Красной Армии. Терзают меня сомнения и в отношении финских трофеев: если запчастей к советским танкам не хватало в Советском Союзе, то откуда им было взяться в Финляндии?.. Учитывая разношерстность и незначительную численность всего этого грозного потенциала, вполне можно понять немцев, не возлагавших особых надежд на упомянутое подспорье Панцерваффе.
«Поломанные» танки большевиков
По популярности использования историками-«традиционалистами» легенды о якобы повальной неисправности и «ограниченном» моторесурсе советской бронетехники накануне войны уступают, пожалуй, лишь сказкам о ее «устарелости». В одной из предыдущих глав я уже упоминал о поражающем воображение разбросе мнений по поводу наличия исправных танков в западных округах СССР. Скажем, М. Барятинский оценивает количество полностью боеготовых машин на 22 июня 1941 года то в 8553, то в И 660 единиц. Как уже говорилось выше, я решил «плясать» именно от второй цифры Барятинского — 11 660 боеготовых машин. И не потому, что считаю ее точной, а потому, что это число представляется хоть сколь-нибудь разумным. Скажем, зарубежные танковые авторитеты — С. Залога и Д. Грандсен — выдали совсем уж экзотическую оценку: «…из 24 000 танков, имевшихся у Красной Армии в 1941 году, — «на полном серьезе» утверждают они, — 29 % нуждались в серьезном ремонте, а 44 % — в ремонте капитальном (rebuilding). Иными словами, только 27 %, или примерно 7000 танков, были в состоянии выдержать несколько дней боевых действий, прежде чем поломаться» («Soviet Tanks and Combat Vehicles of World War Two», c. 126). Уж и не знаю, где они почерпнули эти сведения, но даже мне — любителю — понятно, что подобные утверждения не имеют ничего общего с действительностью. Если исходить из упомянутых ими же данных о производстве советской бронетехники в предвоенный период (там же, с. 108), то выходит, что на 22 июня 1941 года в Красной Армии могли ездить и стрелять лишь машины, произведенные в 1939–1941 годах (всего 7576 единиц). Соответственно, получается, что все остальные танки — условно «старше» 2,5 года — были «заезжены» до состояния полной разваленности. Кто, где и как смог довести 17 000 боевых машин РККА до подобного состояния, гранды танковой истории не поясняют. Не потрудились они подумать и над тем, как в такой стране, как сталинский СССР, за столь очевидное вредительство смогли бы избежать вполне заслуженного расстрела сотни «автобронетанковых» начальников — от сотрудников центрального управления до уровня зампотехов батальонов и даже рот включительно. Однако же никто пока не слышал о «деле танкистов». Совсем наоборот: в обстановке бурного роста автобронетанковых войск представителей «стальной гвардии» активно продвигали по служебной лестнице, прославляли в кино и присваивали им очередные воинские звания. Не тронул товарищ Сталин и самых главных «фигурантов» — наркома, начальника Генштаба, начальника соответствующего управления и командующих армиями и округами…
Начнем с того, что Приказ Наркома обороны № 15 от 10 января 1940 года установил следующие категории для учета бронетехники («22 июня. Анатомия катастрофы», с. 329–330):
1. Новые, не бывшие в эксплуатации и вполне годные к использованию по прямому назначению танки.
2. Находящиеся в эксплуатации, вполне исправные и годные к использованию по прямому назначению танки.
3. Требующие ремонта в окружных мастерских (средний ремонт).
4. Требующие ремонта в центральных мастерских и на заводах (капитальный ремонт).
Как пишет М. Солонин, «читатель уже догадался, как именно ему морочили голову: в разряд «боеготовых» зачисляли только первую категорию, т. е. абсолютно новые танки, а всю вторую категорию отнесли к разряду «нуждающихся в ремонте» (там же). Правда, некоторые историки к разряду «поломанных» относят не все машины второй категории, а только 30 % «вполне исправных» танков. Так, например, сделал М. Барятинский (см. выше). Почему?.. Объяснения отсутствуют. Однако же, как вполне справедливо указал М. Солонин, по ведомости на 1 июня 1941 года к 1-й и 2-й категориям относилось 82,5 % всех боевых машин, имевшихся на тот момент в приграничных округах. В самом мощном военном округе — Киевском Особом — новыми и вполне исправными являлись 87,6 % всех наличных танков. Соответственно, из 5465 находившихся на 1 июня на Украине боевых машин лишь 678 нуждались в ремонте. Р. Иринархов (со ссылкой на книгу А.Г. Хорькова «Грозовой июнь». М., 1991, с. 21) дает и того меньшую цифру — 350 требовавших среднего и капитального ремонта танков («Красная Армия в 1941 году», с. 169). Вполне возможно, что эта цифра отражает состояние техники на 22 июня и учитывает тот очевидный факт, что ремзаводы и мастерские округа в течение трех предвоенных недель работали, а не сидели без дела.
Предлагаю «углубиться в тему» и «копнуть» на уровне мехкорпусов. Е. Дриг, написавший фундаментальный труд «Механизированные корпуса РККА в бою», привел соответствующие данные по нескольким (но, к сожалению, не всем) мехкорпусам. Он, правда, указывал не процент исправных или нуждающихся в ремонте танков, а количество машин, реально покинувших парки после начала войны. На самом деле этот показатель гораздо более иллюстративен, чем учетные ведомости, в которых, разумеется, можно было написать всякое. Объявление боевой тревоги — это своеобразный «момент истины», когда самым наглядным образом проявляется настоящий уровень боеготовности механизированной части.
В результате выяснилось следующее:
— в 3-й танковой дивизии 1 — го мехкорпуса в поход выступили 32 танка Т-28 (из 38 имевшихся в наличии), 63 Т-26 (из 68) и 224 БТ-7 (из 232) — всего 319 (или 94 %) из 338 имевшихся в наличии танков;
— в 163-й мотодивизии того же мехкорпуса с места тронулись 211 Т-26 (из 251) и 22 БТ-5 (из 25) — всего 233 (84 %) танка из 276, имевшихся на ту же дату. Думаю, что 14 танкеток Т-27 упомянутая дивизия в поход не взяла не потому, что они были неисправны, а в связи с тем, что их боевыми машинами просто не считали;
— 24-я танковая дивизия 10-го мехкорпуса того же Ленинградского военного округа оставила в парке 22 БТ-2 (из 139) и 27 БТ-5 (из 142). Иными словами, к бою оказались готовы 232 из 281 (83 %) имевшихся в наличии на 1.06.1941 танков;
— в 11-м мехкорпусе Западного Особого военного округа в поход выступили 85 % из имевшихся на 1.06.1941 241 танка;
— в 10-й танковой дивизии 15-го мехкорпуса Киевского Особого военного округа были «выведены в поход» 63 КВ (из 63), 37 Т-34 (из 38), 44 Т-28 (из 51), 147 БТ-7 (из 181), 27 Т-26 и 8 ХТ-26 — всего же 326 (89 %) танков из 368 имевшихся на 22.06.1941 машин;
— в 37-й танковой дивизии того же мехкорпуса вышли в поход 1 КВ (из 1), 32 Т-34 (из 34), 239 БТ-7 (из 258), 13 Т-26 (из 22) и 1 ХТ-26 (из 1) — всего же 286 (91 %) из 316 бывших в наличии машин. Из 32 БТ-7 и 5 Т-26 212-й мотодивизии того же мехкорпуса в поход отправились 100 % танков. Если же считать весь корпус, то боеготовыми оказались 649 танков из 749 — или 87 %.
Нетрудно убедиться в том, что реальный процент боеспособной техники на 22 июня 1941 года в зависимости от соединения колебался от минимальных 83 до 100 %. Это, как говорится, «не лирика», а конкретные данные. Нетрудно заметить, что, с одной стороны, в ряде случаев неисправными оказались совсем, казалось бы, новенькие Т-34, но в то же время в боевой поход смогло отправиться подавляющее большинство «учебных» БТ-2 (84 % из бывших в наличии в 24-й танковой дивизии), а также «стареньких» Т-26.
В своей книге «25 июня. Глупость или агрессия?» историк М. Солонин подсказывает, как решалась проблема отсутствия запчастей: их добывали методом «каннибализации». Так, переброшенная по тревоге на границу с финнами (напомню, что соответствующий приказ о переброске был получен еще 17 июня) 1-я танковая дивизия 1-го мехкорпуса оставила в месте постоянной дислокации 20 единиц БТ-5 и БТ-7 (из общего числа в 265) со снятыми коробками передач, аккумуляторами, пулеметами и пр. (с. 329). Соответственно, если бы запчасти имелись в наличии, то доля исправных «бэтэшек» была бы не 92 %, а значительно выше. Данный пример подтверждает правильность моего предположения о том, что при перебазировании в районы предстоявших боевых действий мехкорпуса оставляли неисправную (или совсем уж устаревшую) бронетехнику на месте, справедливо считая ее ненужным балластом.