Глава 6
Очнулся Глеб от крепкой руки, что трясла его за плечо:
– Шубин, Шубин, очнитесь. Срочно! Штаб требует сведения по результатам разведывательной операции. – Над ним склонился майор Джахеев. Где-то в стороне вскрикнул Баро.
Разведчик вскинулся, стряхнул остатки сна:
– Где мальчик, что с ним? Почему он кричит?
Майор нахмурился:
– У него перелом, переложили на носилки, я приказал доставить его в госпиталь. Почему он вообще оказался с вами на секретной операции?
– Я все объясню, товарищ майор, – пообещал офицер. – Сначала задание. Можно мне карандаш и бумагу, за полчаса зафиксирую все полученные сведения. Можно будет отправить шифровкой в штаб.
Командир сразу же дал ему блокнот и химический карандаш, достав их из своего планшета:
– Вот, держите!
Глеб пристроился прямо на большом пне, что торчал неподалеку от здания, где расположился узел связи. Он не замечал ничего: ни любопытных взглядов шифровальщиц и связистов, что рассматривали грязного, измученного разведчика, который только что вернулся с задания; ни нетерпеливых кругов Джахеева, который отмерял шагами пятачок между домами; ни серой стылости зимнего утра.
Как и обещал разведчик, через полчаса он отдал густо исписанные листы.
– Готово, товарищ майор. Сведения можно шифровать и пересылать в штаб.
Джахеев кивнул, перехватил ценные записи:
– Ничего не забыли?
– Никак нет, товарищ майор. – Капитан Шубин был даже немного задет таким замечанием, он отличался фотографической памятью и даже после тяжелого перехода все картинки, которые он видел во время вылазки, отпечатались перед глазами во всех мелких деталях.
– Ждите, я скоро. – Джахеев заторопился в узел связи.
Разведчик переспросил:
– Товарищ командир, могу я пока навестить Баро, цыганенка, в госпитале. Переживаю, как он там, его серьезно избили.
– Полчаса, потом жду обратно. Вы мне так и не ответили, почему он был с вами на боевом задании. – Голос Джахеева был строг как никогда.
Только разведчик уже не обращал на это никакого внимания, он торопился к своему маленькому другу в госпиталь. Там, в смотровой комнатке, хирург уже колдовал над маленьким тельцем. А Баро лежал с закрытыми глазами, только страшная бледность и закушенная губа выдавали его сильную боль. Хирург качал головой и вздыхал, ощупывая пациента. Мальчик вдруг почувствовал присутствие разведчика рядом и, не открывая глаз, сказал:
– Товарищ командир, Шубин, Шубин, ты здесь?
– Да, Баро. Я зашел узнать, как у тебя дела.
Хирург покачал головой, лицо его было серым и недовольным, как смятая застиранная шапочка на голове. Но он все же пробурчал обнадеживающие слова:
– До свадьбы заживет. Сейчас будем накладывать шины и гипсовать, пара месяцев – и будет бегать как новенький. Придется потерпеть, анестезии у нас давно нет, а спирт тебе нельзя. Сейчас принесу все что нужно и начнем.
Капитан подошел поближе к мальчику:
– Спасибо, Баро. Ты спас мне жизнь, и не раз. Ты настоящий герой. Но обещай мне, что больше не сбежишь. Тебя отправят в тыл, где ты пойдешь в школу и будешь таким же, как обычные ребята. Обещай мне, что будешь счастливым обычным ребенком. И что научишься писать и читать, мы сможем тогда писать друг другу письма.
– Обещаю. – Белые губы дрожали от страшной боли, которая терзала ребенка много часов.
Рядом хирург загремел инструментами, уложил ворох бинтов. Кивнул офицеру:
– Санинструктор спит, она трое суток ассистировала мне на операциях, пускай отдохнет. Будете помогать. Снимите одежду, оботрите от грязи, пока я готовлю гипс.
Шубин послушно принялся за дело, стянул штаны с тощих ног, а потом неуверенно дотронулся до рукава куртки:
– Придется разрезать одежду, чтобы тебе не было больно, когда начну вытаскивать сломанную руку.
– Не надо, потом куртки не достать. – Цыганенок беспокойно зашевелился на самодельном операционном столе из оструганных досок. – Тяни потихоньку, товарищ командир, я вытерплю. Можно только петь буду? Так легче.
– Пой, – вдруг поддержал его хирург. – Как раз утро, вставать пора раненым на процедуры и перевязки. Вот с утра настроение всем и поднимешь. Веселая песня?
– Да! Про мальчишку в красной рубашке, который загулял после базарного дня, – просипел сквозь боль Баро и затянул звонко во весь голос:
Ой, традынэ, ромалэ,
Традынэ барэ форостыр,
Ой, тэрдён, ромалэ, ой,
О дрэво сы баро.
Он пел почти час, пока хирург колдовал над его телом, а разведчик ассистировал ему. Наконец со звоном металлический штырь был отброшен в посудину.
– Готово! – Перед ними лежал весь перебинтованный мальчик, разбитую голову тоже пришлось укрыть бинтом.
И тут же за спинами раздались аплодисменты: в дверях процедурной столпились пациенты военного госпиталя; они уже давно пришли на звуки веселых песен и наконец смогли выразить свое восхищение маленькому артисту. Когда хлопки стихли, врач приказал:
– Уносите в палату, там есть свободные койки. Три недели пробудет в госпитале, а потом отправим лечиться в тыл. Мне жена писала, сейчас в Ташкент детей эвакуируют, как раз там фрукты, витамины, солнце его быстро поднимут на ноги.
Капитан бережно подхватил мальчика и понес по коридорчику через толпу. В палате так же аккуратно уложил его на койку. На бледных, искусанных до крови губах мелькнула улыбка.
– До свидания, Шубин. Я тебе напишу, никогда тебя не забуду, как и обещал. Слово даю, слово цыгана и разведчика.
От усталости измученный мальчик мгновенно уснул, наконец он был в тепле, в безопасности, а беспощадная острая боль немного отступила от его измученного тела.
На плечо разведчика вдруг легла чья-то крепкая рука. Он повернул голову, рядом стоял усатый пожилой сержант на костылях.
– Не переживай, капитан, присмотрим за твоим пареньком, в беде не бросим. Такой артист растет, позаботимся о нем, будь спокоен. – Он сунул под подушку мальчику пряник и кусок шоколада в фольге. – Вот, насобирали ему за концерт угощение. Проснется, подкрепится, чтобы сил набираться дальше, расти.
– Спасибо, – неожиданно для себя сжал Глеб руку сержанту. – Пожалуйста, присмотрите за ним. Ему нелегко будет, его сильно избили фашисты. Позаботьтесь о нем, прошу вас.
А потом широкими шагами направился к выходу, чтобы никто не увидел, как на глаза его навернулись слезы. Разведчик, боевой офицер, он и вспомнить не мог, когда последний раз чувствовал, как внутри все разрывается от боли при расставании. Война приучила прятать все чувства глубоко внутрь, отодвигать в сторону, чтобы они не мешали действовать с холодной головой. Но сейчас он никак не мог унять тоску по маленькому цыганенку, к которому так быстро прикипел всей душой.
От волнения разведчик не замечал, куда шагает. А ноги будто знали, привели его к зданию узла связи. Здесь все на том же поваленном пне сидел майор Джахеев. Гимнастерка его была расстегнута, фуражка лежала на коленях, черные волосы с густой проседью он то и дело теребил, сжимая всклокоченные пряди. Весь вид его говорил о душевном смятении и внутреннем напряжении.
– Извините, товарищ командир. Виноват, опоздал. Делали мальчику перевязку, – вытянулся перед ним капитан.
А майор вдруг грузно поднялся со своего места:
– Пойдем, капитан, перекусим. Не помню, когда я ел. Вчера вроде. Надо чаю выпить, хлеб у меня, кажется, там был. Голова совсем не варит.
Глеб приноровился к медленному шагу Джахеева, внимательно вгляделся в мрачное лицо:
– Что-то случилось, товарищ командир? Плохие новости?
В ответ майор молча кивнул. Только в своей скромной по-спартански комнатушке, служившей и спальней и кабинетом, когда заварили в котелке чай, майор поделился тяжелой новостью:
– Вчера танковая атака разгромила третий батальон пехотного полка пятой бригады в пятнадцати километрах от нас на левом фланге. Ребята только начали окапываться, как атаковали танки, пришлось отступать с большими потерями без контратаки. Куда с винтовками против этих махин. От батальона осталась сотня личного состава. Атаковали и ушли обратно к Зуйской гряде. – Он вдруг снова вцепился в свои волосы пальцами, затеребил их. – Они совсем близко. Что, если решат атаковать нас, у меня же тут госпиталь и склады?! Надо срочно передислоцироваться в тыловую часть. Как же мне все это хозяйство перевозить на трех-то грузовиках, еще и топлива не отгрузили.
Глеб с наслаждением сделал глоток горячего чая, впился зубами в сухую горбушку, ощутив вдруг, что он очень голоден. А Джахееву кусок в горло не лез, он метался у окна, будто пытаясь высмотреть на пустынной улице решение.
– Товарищ командир, давайте из партизанского отряда, что прибыл со мной, организуем удаленный кордон. Будут дежурить на дальней границе, сообщат, если какая опасность возникнет. Хотя через лесной массив танки не пройдут, будьте уверены. Это им просеку надо рубить, так что маловероятно такое направление атаки.
Но майор не мог успокоиться:
– Никто фашистской атаки не ожидал! Они только отступили, затихли, все указывало на то, что противник понес сильные потери и ему потребуется оперативная задержка, чтобы пополнить силы. И вместо этого танковый удар там, где мы их вообще не ждали. По нашим расчетам, противник должен был отойти за горный массив, использовать его как естественное заграждение. А по твоим разведданным выходит, что гитлеровцы развернули базу перед грядой. И не просто временный плацдарм, а строят «Восточный вал», линию оборонительных сооружений, окопы, огневые точки, доты, дзоты, водные преграды! Поэтому так нагло отгоняют нас подальше от границы фронтов, пытаются сместить назад, чтобы мы не помешали строительству.
Майор схватил кружку и сделал несколько глотков, потом закинул кусок рафинада в рот и с хрустом разжевал. Глаза его горели темным огнем, выражая готовность немедленно действовать.
– Так и будут бить точечно по нашим частям танками! Если бы знать, куда ударят, и туда выставить артиллерию! Или «тридцатьчетверки» против «тигров», наши знаешь какие шустрые, хоть и меньше! Впятером его, как зверя, в окружение берут и с малого расстояния расстреливают! – Майор вдруг стукнул кулаком по столу. – Нет, просто так сидеть я не могу! Сейчас попрошу в штабе, пускай госпиталь перевозят в тыловую часть. На подводах да хоть пешком. А остальных я соберу на окопные работы, надо быть готовым к удару! – Он схватил фуражку со стола, залпом допил чай. – Ты, капитан, отдыхай пока, жди приказа, что в штабе решат. Паек получи, присмотри себе ребят в разведгруппу. Вечером прибудут комполка и комбриги на совещание, решать будем, как действовать. Жди, вечером вызову, еще