Шубин, который не любил табачного дыма, вышел на улицу, чтобы снова сосредоточиться на своем плане. Только теперь это была не просто задумка, а продуманная схема, которую ему надо было подготовить по пунктам. Форма, документы Коха лежат в казарме, нужно изготовить фальшивый приказ. Такие документы он видел вживую, поэтому вполне представлял, какие знаки отличия необходимо будет нарисовать или искусно воспроизвести. Потом следовало договориться с Джахеевым о машине, которая отвезет его к границе фронта. Но это та часть, которую он реализует сам, есть дело посложнее – подобрать членов отряда, которые будут караулить танки на Зуйской теснине. Действовать они будут отдельно, без всякого контроля со стороны разведчика. Он выведет, словно ловкий фокусник, к ним танки, и вот тогда они должны будут действовать без промедления и ошибок. Ограниченное количество снарядов не позволит делать «пустые» выстрелы, только попадание в цель, только огонь на поражение, чтобы воспользоваться преимуществом и ликвидировать танковое подразделение малым числом.
– Товарищ разведчик. – От мыслей Глеба отвлек оклик того самого раненого артиллериста. Он нагнал Шубина и предложил: – Давайте побеседуем? Думаю, мы с вами сможем найти общий язык.
– Хорошо. – Капитан указал на темную улицу. – Можем дойти до казармы, там присесть, если вам тяжело стоять. После ранения все с трудом дается.
– Ничего, – отмахнулся лейтенант артиллерии. Он крепко тряхнул руку Шубина. – Кротов Егор.
– Глеб. – Разведчик ответил крепким рукопожатием.
Егор сразу подошел к сути разговора:
– Я командир артбатареи семнадцать дробь два. Был. – Он с досадой вытащил из-за уха просмоленную самокрутку и чиркнул спичкой, затянулся жадно едким дымом. – От батареи остался один взвод, потеря – больше половины личного состава в столкновении с вражеским танковым подразделением. Понимаешь меня, капитан? Мои ребята, мои товарищи, подчиненные погибли на моих глазах, были расстреляны из танковых пушек и раздавлены гусеницами в неравном бою. Десятки моих людей. – Он вытянул руки с кровавыми ссадинами на ладонях. – Я копал сегодня могилу, где похоронил шестьдесят восемь своих товарищей. Капитан, я хочу отомстить за них. Операция очень рискованная. Если не подбить хотя бы два-три танка, пока есть боеприпасы, то оттуда никому не выйти живым. Танк – это же дзот на колесах, пушка не работает, можно из пулемета вести огонь. Закончились пули к пулемету, можно отстреливаться из личного оружия через амбразуры. Эту бронированную банку возьмет лишь специальное оружие или гранаты прямо под брюхо, когда гибнет не только экипаж и машина, но и тот, кто эту гранату метнул.
Глеб молчал, не возражал в ответ на рассуждения лейтенанта, потому что знал – тот прав. Операция очень рискованная, так как артиллерийский расчет и немецкое танковое подразделение окажутся в каменном мешке, откуда, может быть, никто не выйдет.
Егор затушил окурок и сказал:
– Капитан, знаю, ты хочешь помочь дивизии, спасти людей. Я хочу отомстить, я хочу, чтобы эти подонки приняли смерть так же, как погибли мои ребята. Этого хотят и мои артиллеристы, те, что вы жили. Мы, может, не разведчики, тихо ходить не умеем, привыкли орать во все горло, такая уж у нас служба. Но ты должен взять нас с собой, капитан. Потому что мы не боимся умереть и будем сражаться до последнего. Это важнее всего сейчас. Вот такая у меня к тебе просьба, возьми моих бойцов и меня в разведгруппу на операцию «Каменные клещи». Я даю тебе слово офицера, коммуниста: ни один танк не выберется из нашей ловушки. Чего бы нам это ни стоило.
Но разведчик на просьбу артиллериста ответил уклончиво:
– Утром обсудим с майором Джахеевым план, и тогда точно будет понятно, в каком количестве и из бойцов каких специальностей будет формироваться разведгруппа.
Егор не сводил взгляда с Шубина:
– Джахеев только подтвердит, что никого лучше, чем моя батарея, не найти. Я буду ждать, в восемь ноль-ноль дай ответ. И знай, мы готовы выступить в любую минуту.
– Я понял, – задумчиво кивнул Глеб. Он не хотел сразу отказывать парню, тот был прав по-своему. В такой операции важно, чтобы бойцы были согласны на смертельный риск и не боялись отдать жизнь за общую победу. И в то же время порывистость Егора, его горячее желание отомстить останавливали разведчика от решения. В разведке резкие движения, случайные поступки не в чести, каждый шаг должен быть продуман, а если план изменился, то действовать все равно приходится только с холодной головой. В такой службе чувства не помогают, а лишь мешают размышлять рационально, мгновенно принимать взвешенные решения.
Капитан уже хотел было отправиться в казарму, чтобы поговорить с ребятами из партизанского отряда и предложить им участвовать в операции, как нос к носу столкнулся на тропинке с майором Джахеевым. Тот воскликнул, ухватив за рукав Глеба:
– Вот ты где, наш герой. Как ты отбыл, комдив все про тебя расспрашивал, можно ли доверять. Ну поразил ты меня сегодня, капитан. Голова у тебя, конечно, соображает за троих.
На его слова Глеб Шубин усмехнулся, сколько раз он слышал это выражение. Даже позывной ему как-то дали во время операции – Голова за высокие умственные способности. Хотя сейчас он был растерян от неожиданного предложения артиллериста Кротова. Майор тем временем предложил:
– Ну что, идем в штаб. Там уже все готово, писарь приволок все, что нашел в своих закромах.
– Что готово? – не понял капитан.
– Ну как, бумага, клей, чернила. Депешу будем с тобой мастерить, разведка. – Майор хотя и выглядел усталым из-за всклокоченных волос и измятой гимнастерки, но даже его красные от усталости глаза сияли теперь от радости и азарта. Потому что теперь был виден выход из тяжелой ситуации, нет нужды собирать свое подразделение, перевозить госпиталь и в каждом звуке слышать грохот немецких танков. Четкий, хоть и рискованный план капитана Шубина пришелся ему по душе, и теперь майор торопился помочь парню реализовать все задуманное.
В штабе засыпающий на ходу дежурный собирал кружки с испитым чаем, пепельницы, карты. На расчищенном столе уже лежала куча исписанных бланков с разными печатями, оттисками в виде двуглавого орла и свастики, штампами разных подразделений.
– Это что? – снова изумился Глеб.
– Архив наш, – пояснил ему майор. – У немцев в этой деревне тоже располагалась штабная часть, при отступлении кинули все свои кофры с бумажками. Их особист просмотрел с переводчиком, разрешил ими растапливать печку или на самокрутки пустить. А вот они и пригодились. Я ведь как думаю, зачем колесо изобретать, если можно просто немного подправить уже имеющееся. Выбирайте, что из этого лучше всего подойдет, раз владеете немецким. А уж двойку на пятерку я с первого класса умею переделывать.
И Глеб с головой погрузился в бумаги, он вчитывался в каждое слово, на ходу прикидывая, много ли изменений придется внести в документ. Отложил три с фирменными гербами и красными печатями:
– Вот эти три подойдут, любой из них. Надо будет изменить в двух местах фамилию и имя, а вот здесь пункт назначения. И еще конверт, его надо запечатать специальным оттиском с орлом. Можно использовать кокарду или оттиск с пряжки немецкого ремня.
– Сейчас сделаю! – Джахеев вдруг завис над бумагой, держа в руках бритву. Словно нерадивый школьник, он аккуратно подтер буквы, так что осталось белесое поле. – Теперь надо вписать. Напишите мне буквы, а я скопирую. – Перехватив удивленный взгляд разведчика, майор вдруг впервые за время их знакомства улыбнулся. – Я в школе отчаянным двоечником и хулиганом был, вот и наловчился подделывать подписи родителей, учителей, отметки в дневнике, чтобы концы в воду прятать. Так и оказался в военном училище, родители отдали, чтобы дурь выбить, а дисциплину привить. Но навык остался.
Глеб старательно выписал на чистом клочке по-немецки «Юрген Кох», а его напарник аккуратными круглыми буквами вписал нужную фамилию. Таким же образом они изменили географические названия в приказе, подделали дату. Командир принялся рыться в своем вещмешке и вытащил из него металлическую фашистскую кокарду. Они растопили сургуч, залили им конверт с приказом, а потом аккуратно запечатали.
– Чернила красные нужны! – закружился по штабу Джахеев. Он вдруг кинулся на улицу, вернулся с каким-то грязным корневищем, явно только что выкопанным из земли. – Нашел! Я его давно приметил, корни сохранились за зиму. – Он ополоснул отростки и принялся скоблить жесткий корень. – Это крап!
Темный сок собрался в несколько капель, которые майор осторожно поймал кокардой и впечатал в бумагу. В месте касания проявился темно-красный штамп, отчего Шубин с облегчением выдохнул. Подделка получилась просто загляденье, надо было очень долго всматриваться, чтобы найти исправленные места. С таким документом не страшно будет лгать, глядя прямо в глаза лейтенанту Нойману. Джахеев также с удовлетворением рассматривал результат своих трудов. Потом коснулся кокарды и вдруг повернулся к разведчику. Он больше не улыбался.
– Расскажу тебе, откуда у меня эта штука и для чего храню. Значок был на фуражке моего первого пленного. Мы смогли сломить сопротивление немецкой роты, окружили немцев и взяли в плен. Их командир признал нашу победу, сдал оружие, встал на колени, умоляя о том, чтобы мы сохранили ему жизнь. Я и не собирался его казнить, пускай этим занимается военный суд. Я солдат, а не судья. Да и знаешь, мне было так неловко, я ведь видел в нем человека, а не нациста, убийцу, нелюдя. Он стоял передо мной на коленях, он был старше меня лет на десять, и так было стыдно, он, взрослый мужчина, офицер и так унижается. Я просто махнул ему рукой, чтобы он встал, приказал накормить пленных и развернулся, чтобы дальше заниматься своими бойцами. А он, оказывается, все это время держал в рукаве гранату, запустил ее мне прямо под ноги. Подло, со спины, гнусно! – Майор замолчал, пальцы его сжимали металлическую фигурку до красных отметин на коже. – Граната не разорвалась, произошла осечка. И я тогда понял: нельзя видеть в них людей, нельзя. Фашисты пропитаны ненавистью ко всем людям. И оттого они сами превратились в чудовищ, просто в обличье человека. Но это маска, а под нею грязь и низость. И как бойцы Красной армии мы должны всегда