Капитан покормил ею Рата.
– Давай жуй. Надо подкрепиться, жуй, Рат, с собой еще наберем для тебя провианта, всю ночь нам с тобой ехать дальше от села к селу, – вполголоса объяснял свой замысел Глеб жеребцу, пока тот шуршал сухими стеблями.
Вдруг что-то темное мелькнуло на соседнем пустом огородике, на черном пятне еще голой почвы явно кто-то шевелился. Разведчик отреагировал мгновенно, он присел на корточки, чтобы укрыться за постройкой, и потянул вниз узду. Послушный конь опустился бесшумно на землю и перестал жевать. Глеб заглянул за угол, чтобы рассмотреть получше, что происходит у соседнего дома. Тот был явно обитаем: на маленьком наделе земли не было мусора; у двери на чистом крыльце стояли кирзовые сапоги, а в окне горел огонек керосинки.
Капитан долго всматривался в движения фигуры на огороде. Это был мужчина в длинном пальто, по силуэту разведчик определил знакомый покрой немецкой формы для офицерского состава. Когда крадущийся человек подобрался к крыльцу совсем близко, лунный свет отразился от стекла и на секунду осветил его лицо. Кулаки капитана Шубина сжались – это Нойман! Его предположения оказались верны, предатель и беглец пробрался на советскую территорию, рассчитывая укрыться здесь от преследования СС за гибель роты бронетехники. По всей видимости, голод выгнал его из укрытия, и теперь, позабыв о своем высокомерии и осторожности, фашист решил добыть себе пропитание у мирного населения.
Глеб не стал выдавать себя движением или окриком. Он дождался, пока лейтенант проберется, словно ящерица, почти ползком в дом, а потом одним движением перемахнул через ограду и кинулся к крыльцу. В пять шагов капитан оказался в доме, он выхватил табельный пистолет и пинком распахнул дверь из сеней в комнату:
– Hände hoch![10]
От его неожиданного появления закричала женщина, которую удерживал одной рукой Нойман.
– Hände hoch! – Грохнул выстрел в потолок, а потом дуло пистолета снова уставилось на немца.
Тот оттолкнул в сторону женщину и поднял руки:
– Тише, тише, Кох, или как там тебя зовут. Не пали. Видишь, я все делаю, как ты прикажешь!
– Legen![11]
По приказу разведчика лейтенант Нойман лег на дощатый пол. Глеб ощупал его карманы и вытащил браунинг. Он покосился на женщину, которая в страхе забилась в угол. В темноте он не мог рассмотреть ее лица.
– Не бойтесь, он вас не тронет. Это беглый немецкий офицер.
Несчастная молчала, лишь тонко всхлипывала, боясь пошевелиться.
Шубин попросил:
– Принесите веревку или ремень, чтобы связать пленного. Я сдам его властям.
Темная фигура в углу зашевелилась.
Нойман, лежащий на полу, зло прошипел:
– Зачем тебе это нужно? Что ты хочешь получить, орден? Я дам тебе больше. Золото. Ты сможешь купить себе все, что пожелаешь. – Он поднял голову, в глазах горела ненависть к настырному русскому офицеру. – Ты же обещал, ты дал слово, что отпустишь меня.
– Я сдержал его! – отчеканил капитан. – А ты – нет! Ты солгал мне, солгал своим танкистам. Ты предал дважды, себя, свою офицерскую честь и своих людей, их доверие.
– Тебе-то что, – огрызнулся лейтенант. – Ты получил то, что хотел. Славу, победу и награды от советской власти. Какого черта ты меня преследуешь, что ты прицепился? Я просто хочу свободы от всех этих войн и приказов. Мне не нравится быть военным, понял? Никого не трону, не убью, отпусти, и я исчезну, будто никогда не существовал. За что ты меня хочешь убить, я не сделал тебе ничего плохого!
– Мне – ничего, но моим товарищам – сделал. А еще ты убил своих бойцов. Ты позоришь звание офицера, ты не человек, а животное, которое не знает ни жалости, ни совести! Я не буду убивать тебя, но ты предстанешь перед военным трибуналом и ответишь за все свои преступления! И даже за эту несчастную женщину, которую ты хотел ограбить, забрать у нее последние крохи еды.
Шубин вспылил не на шутку от наглости Ноймана, который не только не раскаивался в своих поступках, а, наоборот, злился на него, считая себя правым.
Глеб повернулся к спальне, где затихла хозяйка дома.
– Нашли что-нибудь? Может, пояс от платья? Подойдет что угодно. Надо связать этого предателя и доставить в лагерь для пленных. Он понесет заслуженное наказание за все деяния!
Женщина резко шагнула из темноты комнаты, в руке она сжимала красный широкий пояс. Она сделала несколько шагов к разведчику, а потом вдруг резко замахнулась на него второй рукой, спрятанной за спиной, и ударила со всей силы по лицу. В женских пальцах была зажата бронзовая тяжелая статуэтка в виде вставшего на дыбы коня. От удара у Глеба потемнело в глазах, сознание его покинуло, и разведчик рухнул на пол рядом с Нойманом.
Очнулся капитан уже связанным, руки за спиной стягивал тот самый шелковый пояс, что принесла хозяйка дома из своей спальни. Он не открывал глаза, вслушался в разговор между ней и лейтенантом.
– Стефан, я говорила, тебе нужно быть осторожным. Кругом советские военные, надо быть очень бдительным. – Женщина причитала и при этом торопливо складывала вещи в большой чемодан.
Нойман жадно ел из котелка на столе, переругиваясь со своей любовницей:
– Все было тихо. Я не знаю, как он меня нашел. Этот принципиальный красный офицер хочет справедливости и суда надо мной. Что за идиот. Отказался от золота. Придется его ликвидировать.
– Я не буду этого делать! – вскрикнула женщина. – С меня хватит всех этих тайн. Ты и так обманул меня. Ты обещал, что мы уедем в Германию и будем жить там красиво на те трофеи, что ты собрал. Если бы ты знал, как я боюсь их хранить и везти с собой. Что, если нас кто-нибудь обыщет?
– Все будет в порядке, перестань хныкать. – Стефана Ноймана раздражало это женское нытье. – Я поеду по документам твоего мужа, в гражданской одежде. У нас есть деньги, у нас есть золото. Это самое главное! Да не набивай ты этот чемодан своим старым тряпьем, нам надо добраться до станции в Белогорске. Я не хочу тащить такую тяжесть почти двадцать километров!
– Если спросят, куда и зачем мы едем?
– Ты почти не солжешь, мое сокровище. – После еды немец подобрел и стал ласковее разговаривать со своей сообщницей. – Представь, что ты возвращаешься с мужем в свой Ленинград, наконец-то к себе домой. Только вместо твоего мужа буду я. Никто не знает, что он погиб два года назад, все будет выглядеть естественно. Главное сейчас – добраться до крупного города, оттуда направимся в сторону Польши, а оттуда переберемся в Англию или во Францию. С такими богатствами мы можем жить припеваючи, где захотим. И никто никогда не узнает, что там было в нашем прошлом. Я всю войну лично обыскивал мертвецов на поле боя и забирал у них все ценное. Я лично собирал эти драгоценности в каждом захваченном доме. Так что, будь добра, закрой свой чемодан и свой рот. Хватит ныть и ворчать!
– Я тоже старалась. Я выдавала партизан и сотрудничала с вашим абвером. Помогала установить власть Гитлера здесь, я была гауляйтером и скопила почти пятьсот рейхсмарок! – запальчиво воскликнула женщина.
Но ее сообщник только насмешливо фыркнул:
– К черту твоего Гитлера и его бумажки, они ничего не стоят. Мы в СССР сейчас, на советской территории. Здесь будет работать только мое золото, за него можно купить новую жизнь! А твоими рейхсмарками можно подтирать зад.
Стефан Нойман скинул испачканную немецкую форму и принялся натягивать гражданскую одежду, видимо оставшуюся от погибшего мужа своей подруги. А женщина вдруг осторожно тронула лежащего капитана Шубина:
– С ним что ты будешь делать? Ты должен избавиться от него.
– За меня это сделает огонь. – Немец споткнулся о какой-то выступ в полу и в сердцах выругался: – Чертовы русские с их дурацкими погребами. Что за глупость – делать яму под домом! Дикари!
– Почему нельзя просто убить его? Зачем поджигать дом?! Это же наделает столько шума! – снова забеспокоилась сообщница германского офицера.
А тот зло бросил, устав от ее бесконечных вопросов и сомнений:
– Идиотка, твои соседи пойдут тебя искать через пару дней, станут совать свои носы, интересоваться, почему ты не выходишь из дома. И что они найдут здесь? Советского капитана с перерезанной глоткой!
– Ах, Стефан, не кричи, умоляю. Вдруг кто-то услышит! – Женщина торопливо принялась натягивать ботинки, пальто, завязывать платок.
Нойман подхватил чемодан, вынес его в сени. Оттуда он вернулся уже с бидоном, где плескался керосин. Он облил им связанного разведчика, протянул пахучую дорожку через всю комнату до входной двери.
Женские каблуки и мужские ботинки застучали у входа, потом на крыльце. Грохнула тяжелая входная дверь, чиркнула спичка, и темнота за окном вспыхнула белым светом огня. Шубин перевернулся мгновенно с бока на живот, дополз до того места, где споткнулся Нойман. Кричать и звать на помощь нет смысла, его не услышат из-за воя пламени снаружи. Остается лишь надеяться на то, что неравнодушные соседи кинутся тушить пожар. Бело-красное пламя распространялось уже по комнате, приближаясь к разведчику. Он перекатился в сторону, потом со всей силы вцепился зубами в железное кольцо крышки подпола. Деревянный настил приподнялся на несколько сантиметров, разведчик навалился плечом. Наклонил голову и вцепился зубами в край крышки, снова потянул вверх – щель стала еще шире. Спину уже припекало жаром от занимающихся деревянных стен, огонь медленно плыл по занавескам на окнах, половикам на полу, заполняя все пространство едким черным дымом. Еще несколько усилий, и у капитана получилось плечом удержать крышку на ширину достаточную, чтобы просунуть туда ноги. Со звоном от накала пламени вылетели стекла в окнах, с улицы донеслись крики: «Пожар! Горим!»
Капитан Шубин протиснулся до половины в зазор. Волосы на голове затрещали под языками пламени, он уже кашлял, не в силах задерживать дыхание, задыхался от едкой гари. Наконец у него получилось лечь на бок и кубарем скатиться по узким ступеням в подполье. Над головой стукнула тяжелая крышка, и Глеб вдохнул полной грудью, здесь воздух не успел пропитаться копотью и газами от горения. Тянуло землей и сыростью. Он подождал, пока перестанет ныть ушибленный бок, потом встал на колени, уперся плечом в стену и попытался подняться. Надо срочно найти, чем развязать руки. Капитан выставил вперед плечо и осторожно сделал шаг. Подвал оказался совсем крохотным. Почти сразу Шубин наткнулся на полки, где громоздились банки с соленьями. Он с размаху ударил ногой по одной из них, и банка лопнула на несколько кусков, обдав его пахучим рассолом. Глеб развернулся к полкам спиной, нащупал пальцами стеклянный осколок и, вывернув кисть, резанул острым краем ткань. Еще раз и еще, он бил куском стекла по тугой перемотке, пока не удалось освободить одну руку. Обрывки пояса разведчик вымочил в рассоле и прижал к носу, чтобы можно было дышать в маленьком пространстве, которое постепенно задымлялось. Наверху над головой во всю силу ревело пламя, проглатывая домик, словно крохотную игрушку. С грохотом рухнула крыша. Он слышал даже, как кричат соседи и шипит вода, которой они пытаются залить пламя, чтобы пожар не перекинулся на соседние дома. Вот загрохотал топор или багор, кто-то догадался начать растаскивать в стороны бревна из стен, чтобы уменьшить горение.