Цыганенок спал, уронив голову на стол. От сытной пищи и тепла его разморило прямо во время обеда, отчего обессиленный малыш крепко уснул. В одной руке цыганенок продолжал сжимать ложку, а второй оперся на узелок со своим скарбом, чтобы и во сне знать: его богатство на месте.
Шубин укутал мальчика в свой ватник, взвалил вещмешок с одеждой на спину, в руки взял спящего ребенка и его нехитрые пожитки. Поблагодарил за обед и отправился на поиски казармы. Вновь прибывших размещали в длинных бараках. Там в полутемном помещении с большим количеством самодельных настилов из досок и соломы навстречу Шубину кинулись только что прибывшие партизаны.
– Товарищ командир, наконец! А мы гадали, что же с вами произошло?
– Товарищ капитан, нашелся! Мы у всех спрашивали: где наш командир?!
– Тихо, тихо, – указал офицер на спящего Баро. – Покараульте пацана, пока я ему организую наряд.
Он пристроил крепко заснувшего в тепле и безопасности Баро на одной из лежанок и отправился к школе, на которую указал ему каптенармус. Прошел по длинной улице, свернул от скопления домов к пустырю, а потом оказался на деревянном мостике через бурный и глубокий ручей. Старые доски проскрипели под торопливыми шагами мужчины, и вытоптанная тропинка провела его через небольшую полоску деревьев к широкому двору, где черным остовом застыли руины местной школы. В ней учились, по всей видимости, дети из всех окрестностей. Четыре этажа, два просторных крыла, большие окна, было даже футбольное поле с уцелевшими воротами. Здесь должны были учиться, веселиться, радоваться жизни сотни школьников, но от юных жизней остались лишь у входа обугленного здания деревянные памятные таблички с именами погибших. Во дворе высилась гора одежды и обуви, все заставили снять школьников пред казнью: отцовские сапоги подростков, совсем еще крохотные курточки младшеклассников, девчачьи юбочки, платки. От жуткого зрелища сжималось сердце, одновременно изнутри рвалось яростное желание отомстить. Но как же могут так поступать фашисты. Даже звери не убивают без надобности, не трогают чужих детенышей. Только у слуг Гитлера не было не только человеческой совести, но даже правил, по которым живет мир природы.
С содроганием капитан Шубин принялся перебирать кучу вещей. Выбрал подходящего размера ботинки, брюки, рубаху и теплое шерстяное пальтишко. Бросил прощальный взгляд на мертвую школу и поспешил обратно. Нельзя поддаваться печальным мыслям, мертвых не вернуть к жизни, поэтому внутренний огонь надо направить на заботу о живых. Послужить тому, чтобы очистить советскую землю от фашистов и создать будущее, безопасное и мирное, для тех детей, которые выжили в страшном котле войны.
Потому разведчик спешил обратно, чтобы успеть до пробуждения мальчишки очистить одежду от грязи и просушить. Пускай Баро обрадуется обновкам, теперь для него начнется совсем другое время.
Вдруг у казармы его нагнал совсем молоденький лейтенант:
– Вы капитан Шубин?
– Так точно.
– Вас вызывает срочно в штаб майор Джахеев. – Юный офицер замер в ожидании ответа.
Капитан Шубин тотчас же кивнул:
– Загляну в казарму, и можем идти. – Он стремительно шагнул в полумрак барака, нашел глазами знакомые лица: – Ребята, помогите. Почистите одежду пацану, меня вызывают в штаб.
Его бойцы охотно забрали вещи и принялись за работу. А сам разведчик поспешил в центральную часть поселения. Там его встретил комбат Джахеев:
– Товарищ разведчик, для вас срочная телефонограмма. – Он протянул свернутый лист капитану.
Глеб развернул листок, наверху в глаза бросилась надпись «секретно».
Глава 3
«Приказ штаба 17-й армии РККА. В кратчайшие сроки произвести разведывательную операцию на территории совхоза “Красногорский” вблизи Зуйского горно-лесного массива. Собрать и доложить сведения о прорыве линии советской обороны немецкой танковой частью в указанном квадрате. Командиром операции “Дозор” назначить капитана Г. К. Шубина. Командиру батальона майору Джахееву оказать всестороннее содействие проведению операции. В срок до 15 февраля 1943 года доложить результаты».
Глеб Шубин поднял взгляд на комбата:
– Все-таки сведения сержанта подтвердились?
– Не совсем так. – Майор нахмурился. – Нет связи с частью уже больше двух суток, проверить сведения возможности нет. Хотя там был запланирован наш узел обороны. Пойдемте, я все покажу на карте. Она вам понадобится.
Военные прошли внутрь штабного помещения, где комбат разложил на столе карту и ткнул пальцем в небольшую территорию, отделенную от остального пространства полосой возвышенности.
– Зуйский хребет – естественная защитная полоса. Раньше служила немцам, потом двадцать третья воинская часть атаковала и заняла этот квадрат. Там остался шестой пехотный батальон, планировалась организация крупного оборонного узла, куда должны приходить боеприпасы, планировалась организация полевого госпиталя для прибывающих с передовой раненых. Да только на связь шестой батальон не выходит уже третьи сутки. Даже если радиостанция вышла бы из строя, то время на ее восстановление и ресурсы у них были. Я думаю, что немцы действительно атаковали наших. Захватили или окружили, поэтому они не могут выйти на связь. – Комбат тяжело вздохнул. – Помощь нужна ребятам, и срочно, товарищ капитан. Это наверняка понятно. Если в этом направлении пройдут немецкие танковые части, то они сразу окажутся на советской территории. Считай, с тыла к нам зайдут, отсюда нет и сотни километров до Зуйского хребта. Против немецких «тигров» нам поставить нечего. Вся артиллерия, «тридцатьчетверки» на передовой. Тут у нас госпитали, склады, аэродром, из обороны – мальчишки, которые только на фронт прибыли, станция железнодорожная. А дальше так и вовсе укрепрайон да освобожденные территории с мирными жителями. Женщины и старики, что ли, с вилами против бронированной техники пойдут?! Понимаешь, капитан, чем этот прорыв грозит?
Джахеев перешел чуть ли не на крик, он был очень взволнован поступившими сведениями, и Шубин прекрасно понимал его. Сам недавно был в его шкуре, когда на плечах у тебя огромная ответственность, каждый день нужно думать о пропитании, лечении, бытовых нуждах множества людей. Трудно быть фронтовым офицером, полевым командиром и заведовать огромным хозяйством. Чтобы защитить всех этих людей, нужны большие оборонительные силы. Их нет, комбату Джахееву некого и нечего выставить против возможной атаки гитлеровских войск, поэтому он так волнуется. Одна танковая атака разрушит до основания важную часть советского тыла, перекроет жизненно важную артерию, по которой поступает на передовую пополнение личного состава, провиант, запас боеприпасов.
Капитан в знак согласия кивнул:
– Понимаю все, товарищ комбат. Надо выдвигаться как можно быстрее. Дайте два часа на подготовку операции, хочу еще раз поговорить с Дыбенко. Доктор обещал, что к вечеру он очнется от наркоза.
– Разрешаю, – кивнул майор Джахеев и спросил: – Что будет нужно для операции, капитан? Толковые бойцы, минеры? Стрелки? Есть десяток толковых ребят, по первому приказу с вами отправятся к «Красногорскому».
– Думаю, что я отправлюсь в разведку один, – огорошил Шубин комбата.
– Как один? Почему?
– Если сведения Дыбенко верны, то отряд ни в десять, ни в двадцать единиц танки не остановит. А вот передвигаться таким количеством личного состава быстро и скрытно по вражеской территории почти невозможно. Войсковая разведка на передовой – это всегда невидимая служба, так просто ее не освоить. Поэтому не вижу смысла рисковать.
– Ну, как решите, товарищ капитан, вы командир разведывательной операции, – развел руками комбат. – Я вас жду назад со сведениями о ситуации у Зуйской гряды.
Он опустился на табурет, всем своим видом показывая, что будет считать каждую минуту отсутствия Шубина. Поэтому разведчик как можно быстрее направился в госпиталь, не обращая внимания на то, что на улице уже сгустились сумерки. Жизнь в городке почти затихла, не спали только дозорные патрули, они следовали по маршрутам обхода территории или дежурили на своих постах. В госпитале тоже уже погас свет в операционной, больные разошлись по казармам, а тяжелораненые остались в лазарете под присмотром медиков. В круглосуточном стационаре дежурила все та же строгая Клара Львовна. При виде темной фигуры в проеме двери она подскочила со своего стульчика рядом с тусклой керосинкой:
– Кто там? Что случилось? Где болит, показывай!
– Ничего не болит, Клара Львовна, это капитан Шубин. – Глеб говорил шепотом, стараясь не нарушить тишину госпиталя. – Я сегодня доставил к вам раненого. Сержанта Дыбенко, его еще сразу на операцию забрали. Помните? Доктор обещал, что с ним можно будет поговорить, когда тот придет в себя.
– Помню. – Медсестра покачала головой. – Уже ночь почти. У меня ведь раненые, им и так несладко. Каждая минута сна к поправке ведет. Ладно, проведу вас. Халат накиньте, у нас стерильно все. И тихонько, не разбудите остальных. – Она повела офицера по узкому проходу между самодельных коек, на ходу давая одно указание за другим. – Недолго, он очень слаб, потерял много крови. И воспаление под вопросом, лихорадит все так же. Сутки – и станет ясно, выкарабкается ли. Организм крепкий, молодой, я уверена – справится. Главное, чтобы сам он хотел жить, тогда любую болезнь преодолеет. Вы будете говорить с ним, подбодрите товарища, чтобы он жить хотел, боролся за себя. Тогда все будет хорошо, тогда он выживет, выкарабкается.
– Да, обязательно, – пообещал Глеб, еще не зная о том, каким сложным будет разговор с сержантом.
Леонид Дыбенко шел в атаку по приказу ротного командира. Тот поднялся во весь рост в окопчике, серый от усыпавшей форму пыли, повернул к ним, бойцам пехоты, лицо в пороховой копоти:
– В атаку! Вперед! Огонь на подавление!
И Леонид шел в цепи среди своих товарищей прямо на врага, что залег в таком же окопе в нескольких метрах напротив них. Они задыхались от гари тысяч ружейных выстрелов и автоматных очередей, тела людей содрогались от пронзительного цвирканья летящих пуль, будто пытались таким образом затвердеть и не дать смертельным раскаленным кускам железа распороть кожу и мышцы, разорвать сосуды. Вдруг Леонида ужалило что-то в правую руку, словно овод впился. Сержант дернулся, в нескольких метрах от него упал на землю с криком боец. Но строй продолжал идти вперед в соответствии с приказом ротного: