Россия
10Вступление в Россию
Весь октябрь и часть ноября 1942 года мне пришлось провести в госпитале, находившемся в городке Гармиш в Баварских Альпах, где я пытался избавиться от амебной дизентерии, которой заболел в Африке. Это одна из самых неприятных болезней, распространенных в пустыне; часто она быстро заканчивается смертельным исходом, потому что вызывающие ее амебы селятся в печени своей жертвы и разрушают ее. На мое счастье, Германский институт тропической медицины располагал достаточно эффективными средствами борьбы с этими отвратительными созданиями. Эти средства, а также самостоятельная «реабилитация» зимой 1942/43 года в России (с принятием лекарства в виде изрядных, но полезных для здоровья порций водки) быстро поставили меня на ноги и позволили вернуться в боевой строй.
После почти 15 месяцев в пустынях Северной Африки недели, проведенные в Баварских Альпах, показались мне сущим раем. Здесь нас оставила в покое даже английская авиация, так что достаточно быстро мы забыли и думать о так называемом «немецком взгляде» – на африканском фронте каждый из нас вынужден был постоянно следить за воздухом, опасаясь налета вражеской авиации, готовый тут же спрятаться в укрытие. Такой устремленный в небо взгляд солдаты называли «der deutsche Blick» («немецкий взгляд») – шутливый парафраз от «der deutsche Grass» («немецкий салют»).
Во время пребывания в госпитале я много разговаривал с офицерами, находившимися в России ужасной зимой 1941/ 42 года. Такая холодная зима стала неожиданностью для немецкой армии. Верховное командование рассчитывало победоносно завершить военные действия в России к концу осени, поэтому не было принято никаких специальных мер для подготовки к русской зиме, особенно такой, какая выдалась в 1941/42 году. Я также разговаривал с офицером, который был ранен на Кавказе несколько недель тому назад. Немецкое наступление с целью захвата нефтяных месторождений сначала развивалось по плану, но было остановлено в горах. Радио сообщало также новости об ожесточенном сражении в районе Сталинграда, но и там наши войска пока не добились успеха.
Сталинград и Эль-Аламейн – эти названия говорят о тех пространствах, которые завоевали немецкие войска за три года войны. Еще несколько недель тому назад я стоял рядом с Роммелем, изучающим карты, на которых были нанесены места переправы через Суэцкий канал. Разрабатывались планы военных операций с целью завоевания Среднего Востока – армии фон Клейста наступали на Кавказ, а оттуда намеревались двинуться в Персию. В Африке же мы были остановлены у Эль-Аламейна; наше последнее наступление захлебнулось в начале сентября. Беспристрастная оценка обстановки в Северной Африке приводила к единственному выводу – о возрастающей силе и мощи 8-й английской армии, а это означало, что рано или поздно нам придется покинуть Северную Африку. Слушая сообщения с фронта, я мысленно уносился к своим боевым товарищам, сражающимся в пустыне, которых мне пришлось покинуть несколько недель тому назад. С тяжелым сердцем я слушал известия о наступлении Монтгомери. 3 ноября он прорвал нашу оборону под Эль-Аламейном, а 8 ноября американские и британские экспедиционные силы высадились в Марокко и Алжире. Мы оказались на пороге катастрофы – немецко-итальянские силы в Северной Африке были обречены.
Чуть позже, в конце ноября, пришла ошеломившая всех нас весть о том, что русские армии прорвали фронт немецких и румынских войск к северу и югу от Сталинграда. Это означало, что немецкая 6-я армия окружена в районе Сталинграда; что мощное наступление 1942 года окончательно остановлено, а весь наш фронт на юге России оказался под смертельной угрозой.
Танковая война на Востоке
В последующих главах мне придется рассказать о некоторых самых трагических событиях в истории германского оружия – жестоких и кровавых битвах на истощение, отчаянных контратаках, долгих и изнуряющих отступлениях. Эти боевые действия заслуживают самого тщательного изучения, поскольку, кроме их исторического интереса, они раскрывают поразительные качества русского солдата, а также силу и слабость военной машины русских. Но прежде чем приступить к анализу мрачных и страшных сражений 1943–1945 годов, думается, следует сказать о некоторых особенностях наступательных действий немецких танковых сил в те дни, когда наша наступательная мощь еще не иссякла.
Я не буду много распространяться о сражениях 1941 года – они были самым подробным образом описаны в книге генерала Гудериана «Воспоминания солдата»[156]. Вообще говоря, наши наступательные действия 1941 года лишний раз демонстрируют справедливость высказывания Жомини о наполеоновском вторжении в Россию, заметившего, что «Россия – такая страна, в которую легко попасть, но из которой очень трудно выбраться». В течение нескольких первых недель вторжения немецкий блицкриг внешне развивался точно так же, как и все ранее до него. В самом его начале авиация русских – весьма низкого технического уровня – была подавлена нашим люфтваффе, а немецкие танковые дивизии все глубже вклинивались в пространства России. Навсегда останется спорным вопрос: если бы стратегия Гитлера была иной, смогли бы мы решительно победить в критическом 1941 году? Удар на Москву, горячим сторонником которого был Гудериан и который был временно приостановлен в августе ради завоевания Украины, вероятно, мог бы принести решающий успех, если бы жестко проводился в жизнь как главный удар. Россия могла бы быть поражена ударом в самое сердце, поскольку обстановка в 1941 году существенным образом отличалась от ситуации 1812 года. Москва больше не была варварской метрополией в центре примитивного и бесформенного государства, она представляла собой ядро административной машины Сталина, крупный промышленный регион и – возможно, самое важное – была центром железнодорожной системы европейской части России.
Не следует, однако, упускать из виду, что, хотя германские вооруженные силы и были намного выше в качественном отношении, а также имели подавляющее превосходство в воздухе, они все-таки испытывали большие трудности. Самой серьезной помехой нашему движению вперед стали дороги России, о которых весьма точно сказал Лиддел Харт: «Если бы советская власть создала в России дорожную сеть, примерно такую же, как в западных странах, то Россия, вероятно, была бы завоевана очень быстро. Немецкие механизированные войска не прошли испытание русскими дорогами.
Карта 26. Наступление южного крыла немецкой армии (лето 1942 года)
Но это имеет и другую сторону. Немцы упустили свой шанс на победу, поскольку основой их мобильности были колеса, а не гусеницы. Колесный транспорт просто-напросто застревал в грязи русских дорог, тогда как танки все же могли двигаться по ним. Танковые части с гусеничным транспортом могли овладеть жизненно важными центрами России задолго до начала осени, несмотря на отвратительные дороги»[157].
Другим фактором было очень высокое качество русских танков. В 1941 году у нас не было ничего сравнимого с «Т-34», имевшим 50-мм броню, 76-мм пушку с высокой начальной скоростью снаряда и обладавшим высокой скоростью при великолепной проходимости по пересеченной местности. Эти танки в больших количествах не использовались до тех пор, пока наши передовые части не подошли к Москве; именно тогда они и сыграли огромную роль в спасении русской столицы. Гудериан описывает, как 11 октября 1941 года его XXIV корпус был внезапно атакован к северо-востоку от Орла, и особо замечает: «В атаке участвовало множество русских танков «Т-34», которые нанесли тяжелые потери нашим танкам. До этого мы действовали в условиях танкового превосходства, но с этого времени ситуация коренным образом изменилась»[158]. По инициативе Гудериана были приняты меры для ускорения производства наших модернизированных танков «Т-III» и «Т-IV», а также для усиления их брони[159].
Возвращаясь к нашему летнему наступлению 1942 года, я хотел бы сначала остановиться на прорыве немецкими войсками русской обороны на юге с выходом к Дону, потому что это наглядно демонстрирует те принципы, которыми мы руководствовались в боевом использовании танков, а также причины, которые позволили нам достичь столь значительных тактических успехов. Немецкое наступление на юге России в июне и июле 1942 года еще раз продемонстрировало важность маневра в ходе военных действий и дало основания для известного высказывания Гудериана: «Двигатель танка является не менее важным оружием, чем его пушка».
В ходе этого наступления наши танки поддерживались авиацией, обладавшей полным превосходством в воздухе, но на Восточном театре военных действий эта поддержка не имела такого значения, как во Франции или Африке. В ходе кампаний 1940-го и 1944–1945 годов на Западном фронте авиация во многом определяла исход танковых сражений, но на необозримых равнинах России танковые армии были главным инструментом победы. Эффективная поддержка авиации могла быть обеспечена только на определенном участке и на ограниченный период времени. Но никогда не удавалось добиться такого превосходства в воздухе, которое имели на Западе немцы в 1940 году и англо-американцы в 1944–1945 годах.
Я отнюдь не хочу сказать, что авиационная поддержка не слишком желательна в условиях России, но лишь то, что громадная протяженность фронтов в 1941–1942 годах и относительная слабость военно-воздушных сил, участвующих в сражениях, ограничивали эффективность авиационной поддержки. Русская военная кампания показала, что чем шире танковые войска поддерживаются и снабжаются авиацией, тем больше их мобильность и выше шансы на успех.
Карта 26 показывает линию фронта в Южной России в середине июня 1942 года и направления ударов немецких войск. На летний период 1942 года перед нашими армиями на юге России была поставлена задача разгромить войска маршала Тимошенко и уничтожить противника в излучине реки Дон между Ростовом и Воронежем и тем самым подготовить плацдарм для последующего броска на Сталинград и к нефтяным районам Кавказа. В планах наступление на Сталинград и Кавказ предусматривалось начать позже, не ранее 1943 года.
Первоначально основная роль в операции отводилась группе армий Вейхса, в которую входили три армии, в том числе 4-я танковая. Эта группа армий имела своей задачей прорыв русского фронта на курском направлении. Затем в прорыв должна была устремиться 4-я танковая армия, состоявшая из двух танковых корпусов, и выйти к Дону в районе Воронежа. С этого плацдарма она должна была повернуть вправо и, соединившись с XL танковым корпусом 6-й армии, находившейся на ее фланге, наступать вдоль Дона на юг. Предполагалось, что в громадной излучине реки между Ростовом и Воронежем удастся заманить в ловушку много русских дивизий[160].
Одновременно в наступление должны были перейти пехотные дивизии, которым отводилась роль флангового прикрытия танковых войск, в особенности северного фланга, который был бы обращен к неприятелю и оказался бы весьма уязвимым. Группа армий Вейхса должна была наступать по идеальной для танков местности – широкой холмистой равнине, обеспечивающей нашим танкам свободу маневра.
Фронт маршала Тимошенко был ослаблен неудачным майским наступлением южнее Харькова; кроме того, Верховное главнокомандование русских считало, что мы будем наступать в направлении Москвы, и соответствующим образом расположило свои стратегические резервы. Поэтому наступление наших войск на фронте между Курском и Харьковом, начавшееся 28 июня, оказалось полной неожиданностью для противника. Фронт его в скором времени был прорван, и 4-я танковая армия устремилась к Дону.
Генерал Гот, командующий 4-й танковой армией, получил приказ выйти к Дону в районе Воронежа, а затем сделать поворот и двигаться к югу. Эту задачу он выполнил за 10 дней, пройдя с постоянными боями 120 миль. Я не стану подробно описывать ход всей операции, ограничусь только характеристикой основных факторов, предопределивших успех Гота. К их числу можно отнести следующие:
1) приказ, отданный бронетанковым войскам командованием группы армий Вейхса и группы армий «Юг», был четко сформулирован и никогда не менялся, не дополнялся и не корректировался. Резервы русских, спешно подтянутые сюда, были сначала смяты немецкими танками, а затем уничтожены пехотными дивизиями, следовавшими за танками. Командование смело принимало рискованные решения. Генерал Гот ни разу не уклонился от своей основной цели – выйти к Дону в районе Воронежа;
2) авиация осуществляла поддержку только наступающих танковых частей;
3) разведывательные подразделения авиации были переданы в прямое подчинение 4-й танковой армии; это сделало возможным своевременно получать дивизиям и корпусам предупреждения о прибытии русских резервных танковых частей в район боев. В танковом бою у Городища – посередине между Курском и Воронежем – передовые танковые части русских были встречены противотанковой артиллерией танкового корпуса и затем уничтожены немецкими танками, нанесшими им удар с фланга и с тыла. Поскольку наше командование могло заблаговременно узнать, что собирается предпринять противник, мы могли организовать засады для приближающихся русских частей и отразить их контратаки. Подобно французам в 1940 году, командование русских растерялось и бросало резервы в бой по частям. И было это на руку 4-й танковой армии;
4) все старшие офицеры, в том числе командиры корпусов, находились в боевых порядках частей, идущих в авангарде наступления. Даже генерала Гота чаще можно было видеть в передовых танковых частях, чем в своем штабе, хотя и штабы находились, как правило, близко к фронту. Командиры дивизий двигались впереди, и их сопровождали бронированные подвижные средства радиосвязи, с помощью которых они могли управлять своими войсками. Таким образом, они имели самое непосредственное представление о ходе боя и могли принимать быстрые решения в любой обстановке. Многие офицеры 4-й танковой армии раньше служили в кавалерии и сохранили в душе смелость и приверженность к стремительным ударам, свойственные кавалеристам.
Во время наступления 4-й танковой армии к Дону пехота 2-й немецкой армии заняла оборону на рубеже Воронеж – Орел, которую русские танки безуспешно пытались прорвать. Подойдя к Воронежу, наши танковые дивизии развернулись по дуге к югу. Этот поворот по времени совпал с яростными атаками противника против 2-й армии, так что у нас появилось сильное искушение вернуть танки назад для оказания помощи пехоте. Один за другим бронетанковые корпуса русских подходили к недостаточно защищенному северному флангу и вводились в бой. Но путь на юг был открыт, и немецкие группы армий решили не отступать от поставленной цели. Группа армий Вейхса и группа армий «Юг» не стали принимать во внимание опасения 2-й армии, и всем имеющимся в нашем распоряжении танковым силам был отдан приказ наступать в южном направлении. Благодаря силе воли и решительности фельдмаршала фон Вейхса и его коллеги фельдмаршала Листа была одержана крупная победа. Войска Тимошенко были отброшены далеко на юг, и танки Гота устремились вперед по равнине между реками Северский Донец и Дон. Ни жара, ни густые клубы пыли – ничто не могло остановить их наступления. Ростов пал 23 июля, и наше Верховное командование объявило о захвате 240 тысяч пленных.
Глубина района боевых действий определялась рекой Дон, которая преградила нашим войскам путь. Но авангарду 4-й танковой армии удалось форсировать Дон, и он вошел в Воронеж 3 июля, что расходилось с первоначальным планом. Однако не так-то легко было сдерживать отчаянных, быстро и решительно действующих командиров, которые мчатся на противника в головных танках. В этом наступлении командир танковой роты, в азарте погони, ворвался со своими 15–20 танками в Воронеж по отбитому у русских оставшемуся невзорванным мосту и увлек за собой свой батальон, свой полк и, наконец, всю дивизию.
Выход к Дону и последующий захват плацдарма между Ростовом и излучиной Дона наглядно демонстрируют, какой наступательной мощью обладали танковые войска при хорошем управлении. В этом наступлении в полной мере проявилось тактическое превосходство наших танковых дивизий. Однако ведение танковой войны на обширных пространствах предполагает также наличие генералов, владеющих стратегическим мастерством. У нас были такие генералы, но у нас также был и Адольф Гитлер.
Карта 27. Сталинградский фронт осенью 1942 года
К сожалению, крупные победы, одержанные в июне и июле 1942 года, пропали втуне, потому что немецкое Верховное командование не смогло развить успех, ему не хватило решимости в тот момент, когда победа уже была, казалось, близка. Русские несли огромные потери, а их командование пребывало в растерянности, и было жизненно необходимо не дать им возможности восстановить равновесие на фронтах. Фельдмаршал фон Клейст, командующий 1-й танковой армией, утверждает, что Сталинград можно было взять в июле 1942 года. Он говорил Лидделу Харту: «4-я танковая армия наступала… левее моих войск. Сталинград мог быть взят ею без боя в конце июля, но она была повернута на юг для того, чтобы помочь мне форсировать Дон. Я совершенно не нуждался в такой помощи, танки лишь забили все дороги, по которым двигались мои войска. Когда две недели спустя 4-я армия повернула снова на север, русские уже сумели воспользоваться этим для организации необходимой обороны Сталинграда»[161].
А потом произошло одно из самых больших несчастий в германской военной истории – мы рассредоточили усилия между Сталинградом и Кавказом. По мнению фон Клейста, он мог бы выполнить свою задачу и захватить жизненно важные нефтяные районы Кавказа, если бы его силы не перебрасывались на помощь 6-й армии под Сталинградом. Когда Сталинград не был взят с ходу, было бы лучше оставить у города заслон, но концентрацией всех сил против одного крупного города и его осадой Гитлер сыграл на руку командованию русских. В уличных боях мы утратили все свои преимущества в маневре, тогда как недостаточно обученная, но чрезвычайно стойкая пехота русских действовала вполне успешно.
Осенью 1942 года Гитлер совершил самую, пожалуй, грубую ошибку при ведении военных действий – пренебрег древнейшим принципом сосредоточения. Распыление сил для достижения двух целей – захвата Кавказа и Сталинграда – стало причиной поражения во всей кампании.
Окружение под Сталинградом
Существует очень мало достоверных материалов о Сталинградской битве – разве что несколько ярких и мрачных зарисовок в книге Пливьера[162], но она по сути своей является беллетристикой, написанной человеком, посредственно не участвовавшим в событиях. По счастью, мне оказал содействие один старший офицер, который находился в 6-й армии и прибыл оттуда буквально за несколько дней до капитуляции. Это полковник Г.Р. Динглер из немецкого Генерального штаба, служивший начальником оперативного отдела штаба 3-й моторизованной дивизии и предоставивший в мое распоряжение свои записки об этом периоде.
Динглер считает, что, подойдя к Сталинграду, немецкие войска исчерпали свою силу. Их наступательная мощь была недостаточной для завершения победы, а восполнить понесенные нашими войсками потери не было возможности. Все это вынуждало начать отступление. Однако германское Верховное командование отказывалось даже думать об отступлении, пренебрегая уроками истории и опытом предыдущих войн. Результатом такого отношения стало окружение под Сталинградом и уничтожение целой армии.
В этой связи Динглер приводит слова Клаузевица: «Положение наступающей армии, даже если цель ее близка, может оказаться таковым, что даже победа может вынудить ее к отступлению, поскольку у нее уже нет ни необходимой наступательной мощи, чтобы завершить и воспользоваться плодами своей победы, ни возможности восполнить свои потери».
Это высказывание заставляет вспомнить слова Наполеона, сказанные им после Бородинского сражения 1812 года: «Если бы я старался довести здесь победу до конца, то у меня не осталось бы войск для других побед». Подобная ситуация может возникнуть при проведении операций в России, с ее громадными пространствами, суровым климатом и неисчерпаемыми ресурсами.
Динглер рассказывает о том, что 21 августа 1942 года 16-я танковая дивизия и 3-я моторизованная дивизия, входившие в состав XIV танкового корпуса, наступали с плацдарма на Дону в районе Песковатки, стремясь выйти к Волге севернее Сталинграда. XIV танковый корпус должен был прикрывать северный фланг германских сил, наступающих в междуречье Дона и Волги на Сталинград. В этом районе расстояние между двумя этими реками составляет приблизительно 70 км. 16-я танковая дивизия должна организовать оборону, обращенную фронтом на север, причем ее правый фланг примыкал к западному берегу Волги. 3-я моторизованная дивизия получила задачу расположиться левее 16-й танковой дивизии, а пространство между 3-й моторизованной дивизией и Доном должны были занять пехотные дивизии.
Местность между Доном и Волгой представляет собой степь, похожую на пустыню. Ее высота лежит в пределах 70—150 метров над уровнем моря. Продвижению наших войск мешали многочисленные балки (сухие русла рек с крутыми обрывистыми берегами), перерезающие степь в основном с севера на юг. Сопротивление, оказанное русскими в междуречье Дона и Волги, было относительно слабым. Моторизованные части, как правило, обходили узлы сопротивления, которые позднее подавлялись шедшей следом пехотой. XIV танковый корпус достаточно легко занял определенную ему оборонительную позицию фронтом на север. Но в полосе наступления 3-й моторизованной дивизии оказались одна высота и одна балка, где русские не прекращали сопротивления в течение нескольких недель.
По словам Динглера, сначала сопротивление русских, засевших на этой высоте, не было воспринято серьезно, поскольку казалось логичным, что она будет занята, когда подойдет вся дивизия. Он пишет: «Если бы мы знали, что эта высота доставит нам столько проблем и станет причиной стольких потерь, то мы бы действовали более энергично». Далее Динглер делает следующее заключение: «Этот случай послужил нам хорошим уроком. Если нам не удавалось сразу достичь успеха и выбить русских с занимаемых ими позиций, прорвать линию их фронта или окружить их, когда мы еще наступали, то последующие попытки сломить сопротивление обычно оборачивались гораздо большими потерями или требовали гораздо больших сил. Русские весьма искусно окапываются и строят полевые укрепления. Они умело выбирают позиции, являющиеся ключевыми для предстоящих боевых действий. Подобное произошло и с этой высотой, на которой они смогли закрепиться и так долго обороняться, находясь в нашем тылу».
Балка, удерживаемая русскими, оказалась в тылу 3-й моторизованной дивизии; она была длинной, узкой и очень глубокой; шли недели, а мы никак не могли захватить ее. Описание Динглером этого боевого эпизода свидетельствует о стойкости, которая отличает русского солдата в обороне:
«Все наши попытки захватить балку, удерживаемую русскими, оказались безуспешными. Мы предприняли ее бомбардировку пикирующими бомбардировщиками и артиллерийский обстрел. Мы бросали в атаку ударные группы, которые ничего не добились, но только понесли большие потери. Русские прочно окопались. По нашим подсчетам, их было там приблизительно 400 человек. В обычных обстоятельствах противник был бы вынужден сдаться через две недели. Помимо всего прочего, русские были полностью отрезаны от внешнего мира. У них не было никакой возможности получить помощь по воздуху, поскольку в то время наша авиация обладала полным превосходством в воздухе. Порой ночью небольшим одноместным самолетам удавалось прорваться и сбросить незначительное количество груза окруженным русским. Не следует забывать, что русские значительно отличаются от обычных солдат, для которых снабжение всем необходимым крайне важно. Мы имели много случаев убедиться в том, сколь малым они могут довольствоваться.
Балка эта не давала нам покоя, словно бельмо на глазу, но мы не могли рассчитывать на то, что сможем заставить противника сдаться под угрозой. Надо было что-то предпринимать.
Исчерпав все возможности, которые мы, как опытные штабные офицеры, могли использовать, мы решили обратиться к боевым командирам. Мы вызвали трех наших лейтенантов и предложили им придумать какой-нибудь практический ход. После трех дней раздумий и оценки обстановки они представили свой план. Они предложили разбить балку на несколько участков и установить танки и артиллерию против окопов русских на нижележащих склонах. Затем наши штурмовые группы должны были подползти к этим окопам и выбить оттуда противника.
Все прошло в соответствии с этим планом – русские даже не ожидали, что к ним так вот просто придут и персонально «попросят их из окопов». Ручные гранаты и орудийные выстрелы сделали свое дело. Мы были чрезвычайно удивлены, когда сосчитали наших пленных и обнаружили, что вместо 400 человек мы захватили около тысячи. Почти месяц эти люди питалась только травой и листьями и обходились минимумом воды, которую они добывали из выкопанных в земле глубоких ям. Более того, они не только выжили на таком рационе, но еще и сражались до самого конца».
Тем временем немецкое наступление на Сталинград развивалось. Русские упорно сопротивлялись, и нашим войскам приходилось сражаться буквально за каждую улицу, за кажждый квартал и дом. При этом мы несли огромные потери, боеспособность наших войск снижалась, что чрезвычайно нас тревожило.
Сталинград расположен на западном берегу Волги, которая достигает в этом месте более 2 миль в ширину (3 км. – Пер.); сам же город тянется вдоль ее берега с севера на юг более чем на 20 миль (30 км). В центре города находятся заводы, а на окраинах расположены, по крайней мере были расположены, небольшие деревянные дома. Обрывистый берег реки чрезвычайно удобен для обороны, и небольшие очаги сопротивления держались здесь до тех пор, пока Сталинград снова не оказался в руках русских. Заводские здания также очень удобны для обороны, и все наши усилия выбить оттуда их защитников обернулись огромными потерями. По личному приказу Гитлера в Сталинград были переброшены по воздуху пять саперных батальонов, но через несколько дней от них почти ничего не осталось. Тактически эти очаги сопротивления не могли изменить общую обстановку в районе Сталинграда, но Гитлер считал полную ликвидацию защитников города вопросом своего политического престижа. В жертву этому были принесены лучшие немецкие части и соединения, которые понесли невосполнимые потери.
В ходе этих боев XIV танковый корпус занимал оборонительные позиции на северном участке Сталинградского фронта. Местность представляла собой открытую равнину, слегка повышающуюся к северу, но в полосе 3-й дивизии трудно было найти позицию, которая не просматривалась и не простреливалась бы русскими, – они по-прежнему занимали высоту, о которой я упоминал выше. Штаб дивизии расположился в неглубокой балке, в которой еще были вырыты траншеи. По этому поводу Динглер пишет: «Мы просидели в ней два месяца и пережили много неприятных моментов». И добавляет: «Наша балка имела одно неоценимое преимущество – ни один из старших командиров не рисковал бывать у нас».
В начале сентября русские стали предпринимать атаки на фронте XIV танкового корпуса. В этих атаках ежедневно принимали участие более 100 танков в сопровождении крупных сил пехоты. Они действовали по исконно русскому принципу – если «Иван» решил достичь какую-либо цель, он бросает в бой массу войск и будет делать это до тех пор, пока не добьется своего или пока не исчерпает все свои резервы. При этом любые потери личного состава совершенно не принимаются во внимание. Атаки против северного участка обороны предпринимались до конца октября, и Динглер комментирует их следующим образом: «Ничуть не преувеличивая, я могу сказать, что во время этих атак наши войска не раз оказывались почти в безнадежном положении. Пополнения личного состава, боеприпасов и продовольствия, полученные нами с родины, были совершенно недостаточны. Солдаты-новобранцы, не имевшие боевого опыта, были практически бесполезны в этих ожесточенных боях. Потери, которые они несли с самого первого дня на передовой, были огромны. Мы не могли дать этим людям возможность набраться боевого опыта постепенно, направляя их сначала на относительно спокойные участки, поскольку таких участков в то время просто-напросто не было. Не было возможности и отозвать с фронта ветеранов, чтобы те могли передать свой боевой опыт новобранцам».
Огонь русской артиллерии был очень сильным. Русские не только обстреливали из полевых орудий наш передний край, но их дальнобойная артиллерия вела огонь и по нашим тылам. Стоит, думается, коротко сказать об опыте, полученном в те тревожные недели. Артиллерия стала самым важным фактором в системе нашей обороны. По мере того как росли наши потери и слабела пехота, основное бремя по отражению русских атак ложилось на наших артиллеристов. Без огня артиллерии невозможно было противостоять массированным атакам русских. Обычно мы вели только сосредоточенный артиллерийский огонь, стараясь нанести удар по позициям русских частей до того, как они переходили в атаку. Интересно отметить, что русские ни к чему другому не были столь чувствительны, как к артиллерийскому огню.
Мы осознали нецелесообразность использования позиций на передних скатах, поскольку они не защищены от танковых атак. Не нужно забывать, что главными средствами нашей противотанковой обороны были танки, и мы старались сосредоточить их в низинах сразу за основной линией обороны. С таких позиций они могли уничтожать русские танки, как только те достигали верхней точки высоты. В то же время наши танки имели возможность поддержать пехоту, обороняющуюся на обратных скатах, в ходе атак русских танков.
Об эффективности такой тактики можно судить по тому, что наша дивизия за два месяца боев подбила более 200 танков противника.
Командир XIV танкового корпуса генерал фон Витерсгейм понимал, что обстановка ухудшается; его корпус слабеет день ото дня, тогда как атаки русских становятся все ожесточеннее, все кровопролитнее. Приближался момент, когда XIV танковый корпус оказался бы не в состоянии прикрывать северный фланг наступающих на Сталинград войск. Генерал фон Витерсгейм доложил об этом и предложил отвести войска, действующие в районе Сталинграда, на западный берег реки Дон, если не будут получены необходимые нам подкрепления. Если бы его предложение было принято, то сталинградской катастрофы просто не произошло бы. Но предложение принято не было, как не были переброшены нам и подкрепления. Единственным результатом доклада фон Витерсгейма стало то, что он был снят с должности, поскольку вышестоящее командование посчитало его мнение чересчур пессимистическим[163]. В течение октября атаки русских против XIV танкового корпуса стали менее интенсивными; противник перегруппировывал свои силы и готовился к большому контрнаступлению.
Штабы дивизий и даже корпусов, действующих в районе Сталинграда, очень мало знали об общей ситуации на фронтах, поскольку по приказу Гитлера до штабных офицеров доводилась только та информация, которая была им абсолютно необходима для выполнения той или иной конкретной задачи. Поэтому в среде сотрудников штабов распространялись самые невероятные слухи. Но стратегическая обстановка действительно была весьма серьезной. В 6 милях южнее Сталинграда русские все еще удерживали сильный плацдарм у Бекетовки, сохранили они и несколько плацдармов на западном берегу Дона. Стало известно, что позиции на Дону южнее Воронежа заняли венгерские, итальянские и румынские армии. Это известие отнюдь не прибавило боевого духа немецким частям – мы прекрасно представляли себе боевую мощь наших союзников и никогда не переоценивали ее. К тому же их устаревшая техника вряд ли могла поднять их престиж. К тому же никто не мог понять, почему румынские части оставили большую часть излучины Дона. Официально сообщалось, что это пришлось сделать, чтобы высвободить войска для других целей, но на самом деле они оставили позиции, весьма удобные для обороны, получилось, что румыны просто-напросто подарили их русским.
В ноябре в излучину Дона был переброшен новый танковый корпус, состоявший из одной немецкой и одной румынской дивизий. Это был XLVIII танковый корпус, и в конце ноября я был назначен начальником его штаба. К этому времени русские уже перешли в наступление, имея значительный перевес сил и преимущества внезапных действий.
Карта 28. Сталинград. Окружение
19 ноября танковая армия генерала Рокоссовского начала мощное наступление со своего плацдарма у станицы Кременской в излучине Дона. Удар этот был нанесен во взаимодействии с наступлением русских с плацдарма у Бекетовки южнее Сталинграда. Оба эти удара были нанесены по румынам – их 3-я армия удерживала излучину Дона, а 4-я дислоцировалась южнее Сталинграда. Я не хочу вспоминать о той панике и замешательстве, вызванных среди них этим новым наступлением русских[164]. Две ударные армии русских быстро продвигались вперед и вскоре соединились у города Калач на реке Дон.
Полковник Динглер подробно описывает, как известия об этих событиях были получены в 3-й моторизованной дивизии:
«20 ноября 16-я танковая дивизия, наш сосед справа, получила приказ немедленно оставить занимаемые ею позиции и переправиться на западный берег Дона у Калача. Стало ясно, что произошло нечто серьезное.
21 ноября мы узнали от наших тыловиков, которые базировались на восточном берегу Дона и южнее Калача, что русские танки приближаются к городу с юга. Из других тыловых частей, расположенных к западу от Дона, сообщили нам по радио, что русские подходят к Калачу с севера. Стало ясно, что окружения наших войск под Сталинградом не миновать. Мы сознавали, как трудно будет прорвать это кольцо теми силами, которые имелись в нашем распоряжении, – их слабость была очевидна.
Если русские решили перейти в наступление столь крупными силами западнее Дона, то вырваться из кольца их окружения будет не так-то легко. Несмотря на все эти опасения, в нашем секторе обороны не было заметно ни малейших признаков паники – в конце концов, большинству из нас уже пришлось побывать в окружении, и не раз. Мы рассчитывали, что и на этот раз все так или иначе обойдется.
На северном участке фронта все оставалось без перемен. 24 ноября стало совершенно ясно, что мы окружены крупными силами русских. В ходе своего крупномасштабного наступления противник, двигаясь с севера, прорвался в излучину Дона и, задержанный нами на короткое время у южной ее границы, подошел к Калачу крупными танковыми силами. Хуже всего было то, что, воспользовавшись внезапностью и общим замешательством на нашей стороне, русские смогли захватить исправный мост через Дон.
Одновременно русские, выйдя со своего плацдарма у Бекетовки, развили наступление, преодолевая степной район и не встречая сопротивления, поскольку здесь находились лишь немецкие тыловые части».
Наши соединения, сражавшиеся на западном берегу Дона, вынуждены были отойти к востоку и, переправившись через реку по оставшемуся невзорванным мосту около Вертячего, соединились с немецкими войсками, окруженными у Сталинграда. Штаб 6-й армии на берегу Дона оказался как раз на направлении главного удара русских танков и вынужден был на некоторое время передислоцироваться к реке Чир западнее Дона. Впрочем, несколькими днями позже штаб армии был переброшен по воздуху в район Сталинграда и обосновался поблизости от Гумрака.
6-й армии пришлось произвести перегруппировку. XIV танковый корпус должен был свернуть свой левый фланг, который до последнего времени занимал позиции на Дону; а 3-я моторизованная дивизия получила приказ пробиться к Калачу. Но противник был значительно сильнее, чем мы предполагали, и дивизия была остановлена западнее населенного пункта Мариновка.
В конце ноября генерал-полковник Паулюс, командующий 6-й армией, решил предпринять наступление в западном направлении с целью прорвать кольцо окружения и соединиться с немецкими и румынскими частями, сражавшимися к западу от Дона. Но в это время он получил приказ Гитлера: «Держитесь! Помощь будет оказана».
Паулюс поверил этому обещанию и верил в него, к несчастью, слишком долго.