Сталинградская катастрофа
Испытание 6-й армии
Пока по обоим берегам Дона шли тяжелые танковые сражения, положение 6-й армии Паулюса становилось все более отчаянным. Слишком многое было поставлено на карту в этом районе между Волгой и Доном, и русские прекрасно понимали это. Запрет Гитлера на любые попытки прорыва кольца окружения был крайне необдуманным, если учесть, какие силы были окружены. На Сталинград наступала не просто обычная армия; 6-я армия представляла собой ударную силу вермахта, в ней была воплощена сама идея наступательной войны. А теперь в сталинградском кольце оказались следующие части:
штабы и все командование 6-й армии;
штабы пяти армейских корпусов: IV, VIII, XI, XIV танкового; LI армейского и 13 пехотных дивизий: 44, 71, 76, 79, 94, 100-й егерской, 113, 295, 305, 371, 376, 389 и 397-й;
три танковые дивизии: 14, 16 и 24-я;
три моторизованные дивизии: 3, 29 и 60-я;
одна дивизия противовоздушной обороны: 9-я.
Всего 20 немецких дивизий.
Кроме того, здесь находились остатки двух румынских дивизий (1-й кавалерийской и 20-й пехотной), а также хорватский полк, тыловые части и подразделения организации Тодта. Согласно данным Генерального штаба, 24 ноября 1942 года в окружении оказалось 270 тысяч человек. Уничтожение такой массы войск было чревато изменением всего баланса сил на Восточном фронте.
Такой была армия, которую рейхсмаршал Геринг столь опрометчиво пообещал обеспечивать всем необходимым по воздуху в разгар русской зимы и в разгар ожесточенных сражений, развернувшихся на фронте протяженностью в тысячу миль. Эскадрильи транспортных самолетов «Ju-52» появились над Сталинградом, как зловещие предвестники несчастья, и к тому времени, двумя месяцами спустя, когда была подписана неизбежная капитуляция, около 500 этих самолетов стали жертвами либо погоды, либо новых скоростных русских истребителей. Несмотря на все эти жертвы – такие пагубные для люфтваффе на столь критическом этапе войны в воздухе, объем получаемых нами грузов был намного ниже того минимума, который требовался для снабжения несчастной армии Паулюса. Я уже упоминал о мрачных предчувствиях генерал-полковника фон Рихтгофена во время его посещения штаба XLVIII танкового корпуса в начале декабря. Он совершенно определенно не разделял оптимистических взглядов своего командующего. И действительно, для доставки минимума в 500 различных грузов требовалось 250 машин «Ju-52» в день. А с учетом неизбежных потерь, время на ремонт и отдых экипажей ежедневно нужно было иметь около тысячи самолетов. Таким числом самолетов мы никогда не располагали, и лишь один раз по воздуху было переброшено 300 тонн продовольствия и боеприпасов в день.
Последствия подобной ситуации для 6-й армии так описывал мой друг полковник Динглер:
«Каждую ночь мы сидели в своих землянках, прислушиваясь к рокоту моторов и пытаясь угадать, сколько немецких машин прилетит на этот раз и что они доставят нам. С самого начала снабжение продовольствием было очень плохим, но никто из нас не думал, что голод вскоре может стать постоянным кошмаром.
Нам не хватало буквально всего: не хватало хлеба, не хватало артиллерийских снарядов и, что хуже всего, не хватало горючего. Горючее означало для нас буквально все. Покуда у нас было горючее – как бы мало его ни поступало, – у нас теплилась надежда. Поскольку в окружавшей нас голой степи найти дров было невозможно, то их приходилось привозить из Сталинграда на грузовиках. Поскольку бензина было в обрез, поездки в город за дровами были сведены до абсолютного минимума, и страшно холодно было в наших землянках.
До Рождества 1942 года ежедневная порция хлеба составляла 100 граммов на человека. После Рождества порция была уменьшена до 50 граммов. Сотрудники штабов от полкового уровня и выше хлеба не получали. Остальным выдавался жидкий суп, который мы готовили на лошадиных костях. В качестве рождественского подарка командование армии разрешило зарезать 4 тысячи лошадей. Моя дивизия, будучи моторизованным соединением, лошадей не имела, поэтому страдала особенно, так как конину мы получали в строго ограниченных количествах. Пехотные части были в несколько лучшем положении, поскольку они могли забивать лошадей «нелегально».
На первом этапе окружения русские не вели активных действий против 6-й армии, поскольку у них вполне хватало других проблем. Наши войска, как могли, укрепляли свои позиции в ожидании неизбежного наступления. Несмотря на большое количество заключенных в кольцо войск, их боеспособность была угрожающе низкой. Например, 3-я моторизованная дивизия, находившаяся в районе Мариновки, имела два пехотных полка по три батальона в каждом – значительная на первый взгляд сила, если не знать, что в каждом батальоне насчитывалось только 80 человек. Это означало, что дивизия численностью в 500 пехотинцев должна была удерживать фронт в 10 миль. Артиллерийский полк из 36 орудий сохранил свой состав, но танковый батальон имел только 25 машин из положенных 60. В резерве находился лишь саперный батальон численностью 150 человек.
Нехватка горючего, разумеется, крайне отрицательно сказывалась на использовании танков. Как я уже упоминал в описании боев на реке Чир, способность танков к маневру насущно необходима при отражении атак русских. Но из-за острейшего недостатка горючего командование 6-й армии было вынуждено дважды подумать, прежде чем принять решение о переброске хотя бы одного-единственного танка. В результате этого большая часть танков располагалась сразу же за передовой для оказания поддержки пехоте. Это означало, что, когда русские прорвут нашу оборону (а они впоследствии это и сделали), наши контратаки не будут иметь необходимой силы.
Карта 32. Сталинград. Решающее сражение
Состояние погоды Динглер комментирует следующим образом: «В первые дни декабря погода была еще более или менее сносная. Позже начались обильные снегопады, а затем ударил лютый мороз. Жизнь наша превратилась в сплошной ад. Копать окопы стало невозможно, поскольку почва затвердела как камень, и любая смена позиции означала, что на новых рубежах у нас не будет ни землянок, ни траншей. Сильные снегопады ухудшали и без того плохое снабжение горючим. Грузовики вязли в снегу, буксовали и нещадно жгли бензин. Становилось все холоднее и холоднее. Температура стабильно держалась на уровне 20–30 градусов ниже нуля, что до крайности затрудняло действия авиации».
9 декабря 6-я армия была официально извещена о том, что на следующий день 4-я танковая армия намерена перейти в наступление для прорыва блокады. Всю неделю окруженные войска жили надеждой, а когда 16 декабря в кольце окружения стала слышна отдаленная канонада, все поверили, что час освобождения близок. Горячие головы из 6-й армии тут же предложили пробиваться сквозь позиции русских навстречу передовым частям Гота, но генерал Паулюс принял решение пойти на это, только когда освободители будут в 20 милях. Нехватка горючего и общая ослабленность частей ограничивали ударную мощь дивизий Паулюса, и им оставалось лишь с замиранием сердца ждать исхода боев.
Попытка деблокады
В первые дни декабря три танковые, одна пехотная и три авиаполевые дивизии с Кавказа и из района Орла прибыли в распоряжение командующего 4-й танковой армией, чтобы вместе с ней участвовать в предстоящем контрнаступлении с целью прорыва кольца окружения под Сталинградом. Все они сосредоточились в районе Котельникова и были прикрыты остатками 4-й румынской армии и несколькими немецкими боевыми группами.
На этом участке русским удалось оттеснить немецкие войска более чем на 60 миль от Сталинграда, тогда как XLVIII танковый корпус, остановившийся на реке Чир у Нижне-Чирской, находился только в 25 милях от него. Стоящую перед нами задачу тщательно и, как всегда, подробно изучил знаток стратегии фельдмаршал фон Манштейн. Он решил, что форсирование было бы трудной и рискованной операцией и что район Котельникова юго-восточнее Дона является наилучшим для начала наступления.
Именно отсюда 10 декабря 1942 года генерал-полковник Гот, командующий 4-й танковой армией, военачальник заслуженной репутации и авторитета, и предпринял наступление, которого так долго ждали наши войска в сталинградском котле. Как я уже говорил, 6-й армии не было позволено начинать встречный прорыв, предпринимать каких-либо действий до тех пор, пока Гот не приблизится на 20 миль до их линии внешней обороны. XLVIII танковый корпус должен был форсировать Дон и поддержать Гота после выхода им на берега реки Аксай-Есауловский. Учитывая обстановку, сложившуюся в декабре 1942 года, не думаю, что мог бы существовать лучший план. Является, однако, спорным вопрос, не был ли Паулюс чрезмерно пессимистичен, а план прорыва кольца окружения 6-й армии следовало бы разработать раньше.
Карта 33. Бои на реке Аксай-Есауловский (I)
Главный удар 4-я танковая армия наносила силами своего LVII танкового корпуса. 23-я моторизованная дивизия находилась справа от него, 17-я танковая – слева, а 6-я танковая дивизия оставалась в резерве. С самого начала наступления войска Гота встретили яростное сопротивление крупных сил русских танков и пехоты генерала Ватутина, одного из способнейших русских военачальников. Сопротивление русских было столь яростным и упорным, что за неделю наши войска преодолели лишь 30 миль, отделявших Котельниково от реки Аксай. Но утром 17 декабря 23-я дивизия смогла овладеть двумя переправами через Аксай. Таким образом, было устранено последнее препятствие, разделявшее две армии, и расстояние между ними сократилось до 45 миль.
Но, как я уже говорил в предыдущей главе, именно этот момент был выбран маршалом Жуковым для начала нового крупномасштабного наступления против 8-й итальянской армии в среднем течении Дона с мощной атакой против XLVIII танкового корпуса по реке Чир. Многочисленные танковые и пехотные части русских прорвали оборону итальянцев на фронте шириной 60 миль и через эту брешь устремились на юг по направлению к Ростову. Манштейн обладал стальными нервами, поэтому, если бы было возможно продолжать наступление силами 4-й танковой армии, он бы непременно сделал это. Но такой возможности не было; потеря Ростова стала бы роковой для XLVIII танкового корпуса, для армии Гота и для группы армий фельдмаршала фон Клейста на Кавказе. Жуков, со своим стратегическим чутьем, возможно, намеренно откладывал наступление на итальянском фронте до тех пор, пока не убедился, что Гот бросил все свои силы к Сталинграду. Жуков, очевидно, надеялся отрезать пути отхода всем нашим армиям на юге России[173].
С тяжелым сердцем Манштейн был вынужден перебросить 6-ю танковую дивизию армии Гота на северо-запад с тем, чтобы она остановила наступление русских. Эта дивизия была лучшим соединением, имевшимся в распоряжении Гота, и если бы она осталась под его командованием, то, вполне вероятно, Готу и удалось бы пробиться к Паулюсу. Кроме того, восточный фланг 4-й танковой армии подвергался постоянным атакам русских, и пехотные дивизии Гота, в основном составленные из авиаполевых частей низкой боеспособности, были связаны в своих действиях необходимостью прикрывать железную дорогу от реки Аксай до Котельникова.
Несмотря на столь значительное ослабление LVII танкового корпуса, наступление продолжалось с необыкновенным упорством и настойчивостью. В сердце каждого солдата и офицера горело желание помочь своим товарищам в Сталинграде, для которых они оставались единственной надеждой на спасение. Приведенное ниже описание основано на рассказе офицера Генерального штаба, который принимал участие в этих трагических боях. Его рассказ представляется мне чрезвычайно ценным, потому что, хотя он подтверждает тот факт, что в своем большинстве русское командование среднего и низшего звена было медлительным и неэнергичным, в нем признается, что наряду с этим существовали и отдельные командиры, в основном в танковых частях, способные действовать быстро, инициативно и изобретательно.
Две танковые дивизии, оставшиеся в 4-й армии, имели всего 35 танков; большая часть первоначально имевшихся боевых машин вышла из строя из-за ужасного бездорожья или была потеряна в непрерывных боях. Все эти 35 машин были переданы под командование 17-й танковой дивизии, чтобы избежать распыления и так слабых танковых сил.
Местность, хотя и пересеченная многочисленными узкими лощинами, просматривалась на много миль вокруг; только ровная степь, покрытая ледяной коркой, ни холмов, ни растительности. Река Аксай в этом месте достигает 25 ярдов в ширину и течет в глубокой лощине. Снега почти не было, но стояли очень сильные морозы.
Именно здесь разыгралась драма, чью историческую значимость трудно переоценить. Не будет преувеличением, что сражение на берегах этой никому не известной реки стало поворотным пунктом в судьбе Третьего рейха, положило конец мечтаниям Гитлера о возрождении империи и явилось решающим звеном в цепи событий, приведших к поражению Германии.
Утром 17 декабря 128-й мотострелковый полк 23-й моторизованной дивизии удерживал позиции на северном берегу реки Аксай между Кругляковом, расположенным на железнодорожном пути к Сталинграду, и Шестаковом, где имелся шоссейный мост через реку. (И железнодорожный и шоссейный мосты были захвачены неповрежденными.) 17-я танковая дивизия со всеми своими 35 танками сосредоточилась у Климовки, на левом фланге (см. карты 33 и 34). В тот день русская пехота, поддержанная танками, непрестанно атаковала немецкий плацдарм под Кругляковом, а 15 русских танков были брошены в бой у поселка Шестаково, удерживаемого саперным батальоном 23-й моторизованной дивизии. Атаки были отбиты с тяжелыми потерями; стало понятно, что против нас действуют русские 87-я стрелковая дивизия и 13-я танковая бригада.
Карта 34. Бои на реке Аксай-Есауловский (II)
В ночь с 17 на 18 декабря 128-й мотострелковый полк провел успешную атаку на правом фланге и расширил плацдарм до будки путевого обходчика. После этого успеха генерал Гот утвердился в своем намерении готовиться к продолжению наступления на Сталинград.
В 8.00 19 декабря 17-я танковая форсировала реку на левом фланге и продвинулась к Антонову; разведка доложила, что русские части подтянули подкрепление. В полдень они силами до полка, при активной поддержке авиации и артиллерии, контратаковали наши войска в районе будки путевого обходчика, в то время как другие их части примерно той же численности контратаковали из глубоких лощин наши мотопехотные подразделения северо-западнее будки. За пехотой у русских двигалось до 70 танков, в основном поддерживая подразделения в районе будки. Из района Антонова подошли немецкие танки и тоже вступили в бой. Под огнем зенитных орудий, полевой артиллерии и танков русские не смогли развернуться в боевые порядки и после девяти часов яростного боя отошли.
20 декабря LVII танковый корпус попытался возобновить свое наступление, но сопротивление русских было таким упорным, а их огонь столь плотным, что продвинуться вперед не удалось. В течение следующих дней шли отчаянные бои в районе будки путевого обходчика; обе стороны несли тяжелые потери. Все атаки русских были отбиты, но если они могли восполнить свои потери, то мы такой возможности не имели. Силы немецкой армии таяли, а на поступление подкреплений никакой надежды не было. 23 декабря немецкие танки, наступавшие вдоль линии железной дороги, встретились с группой из 80 русских танков и после четырехчасового ожесточенного сражения заставили их отступить[174].
В канун Рождества русские крупными силами перешли в наступление по всему фронту. Будка на железной дороге была у нас отбита, а 128-й мотострелковый полк отброшен к железнодорожному мосту; на левом фланге сводный танковый полк понес столь серьезные потери, что вынужден был отойти на другой берег Аксая к населенному пункту Ромашкин. С наступлением ночи 20 русских танков атаковали Шестаков, тогда как другие танки с берега реки обстреливали Ромашкин. От мощной артиллерийской дуэли стало светло как днем, но в конце концов русские, очевидно, не выдержали и отошли назад. Сделано это было лишь с целью ввести нас в заблуждение; на рассвете 30 русских танков устремились к Шестакову и подавили сопротивление саперного батальона. Поддержанные огнем со стороны Антонова, русские танки попытались переправиться по мосту; одному танку это удалось, но под тяжестью другого мост рухнул. (За несколько дней до этого немецкий танк рухнул с моста и утонул в реке.)
Карта 35. Бои на реке Аксай-Есауловский (III)
Стало понятно, что русские удовлетворились уничтожением немецкого плацдарма. Они хотели форсировать реку и попытаются уничтожить немецкие части, чья слабость стала понятной в ходе непрерывных боев. Тем не менее в течение этого тяжелого рождественского дня все попытки русских захватить плацдарм на южном берегу реки Аксай не увенчались успехом. 88-мм пушки доказали свою эффективность и в этом бою с русскими танками; железнодорожный мост, несмотря на атаки пехоты противника, мощно поддержанные авиацией и артиллерией, также удалось удержать.
В ночь с 25 на 26 декабря русская пехота под прикрытием танков прорвалась по остаткам моста у Шестакова на южный берег реки; получив подкрепление, сумела ворваться в Ромашкин. Остатки 128-го мотострелкового полка были уничтожены в ходе ночного боя за железнодорожный мост у Круглякова, а сам мост был в конце концов нами потерян – 50 танков взяли его утром 26 декабря.
За утро русские соорудили импровизированный мост, использовав в качестве опор два танка, немецкий и русский, упавшие в реку около Шестакова. Эта конструкция оказалась способной выдержать вес бронетехники, и танки противника переправились через реку. Сопротивление немцев было в конце концов подавлено, и остатки LVII танкового корпуса отошли к югу.
Характерными чертами этих боев были маневренность, быстрая реакция и необычайная стойкость обеих сторон. Основным боевым средством были танки, и обе стороны полагали их главной задачей уничтожение бронетехники противника.
Даже с наступлением темноты русские не прекращали своих атак, они старались немедленно развить любой свой успех. Некоторые атаки русских осуществлялись танками, двигавшимися на предельной скорости; в самом деле, высокий темп наступления и сосредоточение сил были основными причинами их успеха. В зависимости от обстановки русские танки быстро меняли направление своих ударов. Было ли это следствием влияния генерала Ватутина, я не знаю, но руководство боевыми действиями со стороны русских находилось на самом высоком уровне.
Мне нечего добавить к уже сказанному о героизме солдат и офицеров LVII танкового корпуса во время их попытки спасти своих окруженных в Сталинграде товарищей. К 26 декабря от корпуса почти ничего не осталось; он буквально истек кровью.
Конец 6-й армии
6-я армия была обречена, и теперь уже ничто не могло спасти Паулюса. Даже если бы каким-то чудом удалось получить от Гитлера согласие на прорыв и измученные и изголодавшиеся войска смогли прорвать кольцо русских войск, не существовало никаких транспортных средств, чтобы перебросить их по промерзшей степи до Ростова. Во время марша армия просто-напросто перестала бы существовать, как «старая гвардия» Наполеона в период отступления из Москвы к реке Березине.
Войска, расположенные в районе Сталинграда, Гитлер объявил находящимися под его личным командованием, сам же район этот стал называться «театром военных действий Верховного командования». Фюрер возложил на себя ответственность за все имеющее отношение к Сталинграду. Ни разу не побывав здесь, он отдавал самые подробные приказы войскам в Сталинграде с расстояния 1300 миль, находясь в своей ставке в Восточной Пруссии.
В ходе наступления на Дону русские захватили два полевых аэродрома у Морозовска и Тацинской, ближайших к 6-й армии, с которых можно было доставлять по воздуху грузы в Сталинград. С этих аэродромов можно было осуществлять по три вылета в день, что обеспечивало более-менее регулярное снабжение 6-й армии. Теперь же, когда линия фронта отодвинулась на сотни миль, с оставшихся у нас аэродромов до Сталинграда было от двух до трех часов лету, а это означало, что грузы теперь могли доставляться лишь один раз в день. Ухудшение погодных условий сделало ситуацию со снабжением еще более безнадежной.
Одной из самых трудных была проблема помощи раненым; в этом плане не хватало буквально всего. Вплоть до последнего времени еще имелась возможность доставлять раненых на аэродром Питомник, откуда их можно было эвакуировать самолетами. Но из-за хронической нехватки горючего и транспортных средств такая возможность теперь отсутствовала. Число раненых и обмороженных росло столь стремительно, что было невозможно эвакуировать даже самых тяжелых из них. Большинство самолетов, количество которых все уменьшалось, предпочитало только сбрасывать груз, так как посадка становилась все более трудной проблемой. Бывали ночи, когда у нас не совершал посадки ни один самолет.
Полковник Динглер рассказывает:
«Я должен подчеркнуть то обстоятельство, что экипажи самолетов делали работу, которую вполне можно назвать нечеловеческой. Кого угодно, но только не летчиков можно было винить в той неэффективности, с которой решались проблемы снабжения окруженных войск.
Хотя абсолютно каждый понимал, сколь трудным и отчаянным было наше положение, не наблюдалось и намека на панику. Моральное состояние войск было на высоте; боевое братство и готовность помочь товарищу были отнюдь не исключением, но правилом.
Карта 36. Сталинградская битва (последний этап)
Примерно в это время мы стали обсуждать, что делать, если произойдет самое худшее. Мы говорили о плене, о самоубийстве, о необходимости защищаться до конца, до последнего патрона, оставленного для себя. Мнений было столько же, сколько и человек, но никакого давления сверху мы не ощущали. Решение предстояло принять каждому самостоятельно».
8 января дозорные наших передовых постов увидели полощущиеся на ветру белые флаги – русский парламентер передал нам условия капитуляции. Подписанные генерал– полковником Рокоссовским и маршалом артиллерии Вороновым, эти условия предлагали «почетную сдачу, достаточное питание, медицинскую помощь раненым, сохранение личного оружия офицерам и после окончания войны репатриацию в Германию или любую другую страну». Главным условием была передача вооружения и техники в целости и сохранности. Войска об условиях сдачи узнали из многочисленных листовок, сброшенных с русских самолетов.
Динглер рассказывает:
«Предложение русских было отвергнуто. Оно было отвергнуто единодушно всеми нами, потому что мы не верили их обещаниям. «Иванов» мы знали слишком хорошо, никто никогда не мог знать заранее, что «Иван» намерен сделать в следующий момент, будь это им обещано или не обещано. Подсознательно мы все еще питали надежду на то, что кто-нибудь придет и вытащит нас из этой западни, которая в конце концов все же лучше плена в Сибири.
У командования нашей осажденной армии была еще одна причина для отклонения ультиматума. Оно получило информацию о том, что наши войска на Кавказе собираются отступать. В Сталинграде нас окружали три русские армии, которые высвободились бы для действия на других фронтах, если бы мы капитулировали. Но если бы мы продержались, то наша армия на Кавказе, возможно, смогла бы осуществить намеченный отход».
10 января русские начали наступление на сталинградскую группировку всеми силами, имевшимися в их распоряжении. Главные удары были направлены против южного и западного участков фронта. На южном участке русским прорваться не удалось, но Мариновку, удерживаемую 3-й моторизованной дивизией, нам пришлось оставить и отвести войска на новую «линию» обороны, отмеченную на штабных картах, но в действительности не существовавшую. Не было ни окопов, ни траншей для стрелков; немногие оставшиеся в строю солдаты и офицеры, до предела изнуренные и обмороженные, просто лежали в снегу. Тяжелую боевую технику и танки пришлось бросить, поскольку для них больше не было горючего, и с самого начала было понятно, что на таких «позициях» не удастся удержаться сколько-нибудь продолжительное время.
Несколько солдат, попавших в руки русских, были отпущены, получив предварительно хлеб и сало. Они, как предполагалось, должны были побудить своих товарищей сдаться в плен. Но идея эта не сработала, и вернувшиеся солдаты заняли свои места в строю рядом со своими товарищами.
11 января русские снова атаковали западный выступ нашей обороны. Наши войска в этот момент как раз совершали перегруппировку. 29-я моторизованная дивизия и 376-я дивизия были уничтожены, а немецкая линия обороны сместилась к долине реки Россошка (см. карту 36). Новый рубеж проходил в глубоком снегу, без блиндажей и окопов; штаб 6-й армии обозначил его как «передовую позицию».
16 января русские возобновили свои атаки с запада и юга, наступая на Гумрак, последний аэродром, остававшийся у окруженной группировки. Там, где русские встречали упорное сопротивление, они останавливались и предпринимали атаки на другом участке. К 19 января кольцо вокруг 6-й армии сильно сжалось, и Паулюс собрал совещание командиров корпусов. На нем было предложено, чтобы 22 января все находящиеся в окружении войска попытались небольшими группами пробиться к немецким частям на Дону. По словам Динглера, «такой план мог быть продиктован только полным отчаянием», и он был отвергнут.
В этот период некоторые старшие командиры и офицеры получили приказ ставки вылететь на самолете из кольца окружения. Среди них был и полковник Динглер, чья потрепанная в боях 3-я моторизованная дивизия оборонялась неподалеку от водонапорной башни в поселке Воропоново. Вместе с генералом Хубе, командиром XIV танкового корпуса, ему было приказано вылететь из окружения и принять меры к улучшению снабжения осажденных войск. С тяжелым сердцем покидал он своих боевых товарищей, сделав это лишь после обсуждения приказа с командиром дивизии и другими офицерами, которые надеялись, что ему, может быть, удастся что-то сделать. Одно-единственное оставшееся в дивизии транспортное средство – разваливающийся на ходу мотоцикл с коляской доставил его до аэродрома в Гумраке: на дороге валялись трупы солдат, стояли сожженные танки, брошенные орудия – все это свидетельствовало о том, что армия находится на краю гибели. Аэродром являл собой картину такого же запустения – заснеженное поле, усеянное самолетами и автомашинами. Повсюду лежали трупы немецких солдат; смертельно усталые, они просто замерзали в снегу.
Тем не менее на аэродроме поддерживался строгий порядок, и никто не мог подняться на борт самолета без письменного разрешения, подписанного начальником штаба армии. Раненым отдавалось предпочтение, хотя к этому времени добраться до аэродрома мог только тот, кто был способен идти или ползти. За ночь с 19 на 20 января в Гумраке совершили посадку только четыре самолета. Взлетно-посадочная полоса постоянно обстреливалась вражеской артиллерией, поскольку русские находились от нее на удалении не более двух миль.
Самолет, увозивший Динглера, поднялся в воздух лунной ночью. Сам Динглер считает буквально чудом, что Гумрак продержался еще трое суток. 23 января его захватили русские; отныне все грузы для окруженных приходилось только сбрасывать с самолетов.
В таких условиях 6-я армия продержалась еще неделю. 30 января русские нанесли удар по южной части Сталинграда и взяли в плен Паулюса и его штаб. Северная часть города пала двумя сутками позже, и 3 февраля германское Верховное командование передало следующее сообщение: «Сражение за Сталинград окончено. Верная присяге, сражавшаяся до последнего вздоха 6-я армия под образцовым командованием фельдмаршала Паулюса была побеждена превосходящими силами противника в неблагоприятно сложившихся условиях».
Официальное сообщение далеко не отражало истинного отношения Гитлера к произошедшему. Появившиеся уже после окончания войны свидетельства говорят о том, что сдача Паулюса в плен привела его в ярость; он явно ожидал, что фельдмаршал покончит жизнь самоубийством. Одному из своих приближенных Гитлер сказал: «Лично мне больше всего неприятно то, что я произвел его в фельдмаршалы. Я хотел оказать ему эту последнюю честь… но этот человек в последний момент втоптал в грязь героические дела стольких людей! Он мог бы освободить себя от страданий и уйти в вечность, став национальным героем, но он предпочел отправиться в Москву»[175].
Русские взяли в плен 90 тысяч человек, 40 тысяч человек было эвакуировано самолетами, а 140 тысяч солдат пали в боях. Немецкая армия потерпела страшное поражение.