А вот экипаж «Клима Ворошилова» был озабочен другим, не менее важным делом. Старший лейтенант Горелов наблюдал, как немцы устанавливают сразу два орудия как раз в тех местах, которые они определили вместе с наводчиком. Все же знание местности было на стороне советских танкистов, как говорится: «Дома и стены помогают!»
Два полугусеничных тягача подтянули длинноствольные зенитные орудия. Номера расчетов быстро отцепили пушку и развернули ее на позиции. Так же быстро стали оборудовать огневую точку.
В начале Великой Отечественной войны Pak.35/36 была основной пушкой противотанковых подразделений Вермахта. Она была принята на вооружение немецкой армии в 1934 году, а боевое крещение прошла в Испании. Затем Pak.35/36 с успехом использовалась во время Польской кампании против слабо бронированных танкеток и легких танков.
Но уже в сражениях с французскими танками с противоснарядным бронированием эти пушки оказались малоэффективными. Ну, а в борьбе с советскими танками Т-34 и «Клим Ворошилов» Pak.35/36 были что моськи против слона. Сами немцы с иронией называли эти орудия «армейскими колотушками» и «дверными молотками».
Требовалось новое, гораздо более мощное противотанковое орудие, способное пробивать 75-миллиметровую броню «Клима Ворошилова» и рациональную наклонную бронезащиту «тридцатьчетверок». Наиболее эффективно с этими задачами справлялась знаменитая «acht-acht» — «восемь-восемь».
После поражения Германии в Первой мировой войне Версальский договор запрещал немцам иметь зенитную артиллерию, а все имевшиеся зенитные орудия подлежали уничтожению. Однако уже в двадцатых годах немецкие инженеры вновь занялись разработкой подобного вооружения. Работы велись тайно в Германии, а также в других европейских странах. В целях секретности новые полевые и зенитные орудия, изготовленные на рубеже двадцатых и тридцатых годов, получили обозначение «образца 1918 года», как будто были созданы еще в период прошедшей войны. Таким образом, разработанная в 1931 году фирмой Круппа 88-мм зенитная пушка именовалась «88-миллиметровое зенитное орудие образца 1918 года».
Первые образцы пушки Flak.18 были построены в Эссене, а боевое крещение новая зенитная артсистема получила в Испании. Там она применялась не только против воздушных целей, но и против танков. Поэтому на орудия стали монтировать бронещит.
Полуавтоматический клиновой затвор обеспечивал скорострельность до двадцати выстрелов в минуту. Противооткатные устройства включали в себя гидравлический тормоз отката и гидропневматический накатник. Основанием лафета служила крестовина, у которой боковые станины при переходе в походное положение поднимались вверх, а продольная балка играла роль повозки.
Зенитка калибра «восемь-восемь» была смертельно опасна для всех танков, особенно — в начале войны.
Немецкие пушки пока молчали, но Николай Горелов знал: как только их «Клим Ворошилов» обнаружит себя огнем, его уничтожат тут же, не оставив на выживание ни единого шанса.
— Радист, передавай координаты немецких огневых точек в штаб бригады.
— Есть, командир. — Стрелок-радист Леонид Красин застучал ключом радиотелеграфа. Точки-тире азбуки Морзе шифрованным посланием полетели в штаб бронетанковой бригады Катукова.
Ответ не заставил себя ждать.
Танкисты думали, что позиции проклятых «acht-acht» накроют гаубицы из приданного полка Резерва Главного Командования. Но они и представить себе не могли, что небеса обрушатся на землю адовым огненным дождем!
Полковник Катуков задействовал самое мощное оружие из имеющегося в его распоряжении арсенала.
За несколько десятков километров от этого адова поля и буквально за полчаса до огневого налета на опушке леса затормозили восемь пятитонных грузовиков. Их кузова скрывались под непроницаемыми брезентовыми чехлами.
В оцеплении секретной реактивной батареи замерли пушечные броневики БА-10, вооруженные 45-миллиметровой пушкой 20К и спаренным пулеметом во вращающейся башне от Т-26. Тут же стояло и несколько полуторок со счетверенными «максимами» в кузовах — зенитчики тоже были наготове. Меры безопасности были просто беспрецедентными, и не зря: обладающая подавляющей огневой мощью и дальнобойностью, в ближнем бою «катюша», как и всякая девушка, была абсолютно беззащитна.
Гвардейским минометом реактивная установка БМ-13-16 называлась тоже весьма условно. Когда на полигонных стрельбах бойцы и командиры попросили представителя Главного артиллерийского управления назвать «подлинное» имя боевой установки, тот посоветовал: «Называйте установку как обычное артиллерийское орудие. Это важно для сохранения секретности». Командование стремилось как можно дольше сохранять их конструкцию в секрете.
Расчеты быстро расчехлили пакеты направляющих и навели качающуюся часть в соответствии с полученными координатами. Установки были настолько засекречены, что даже запрещалось использовать команды «пли», «огонь», «залп», вместо них звучали приказы «пой» или «играй» — для запуска надо было очень быстро крутить ручку пусковой электрокатушки.
И «катюши» — заиграли!
Огненные кометы сорвались с направляющих. Вой и свист заполнили воздух. Остроносый сорокадвухкилограммовый реактивный снаряд прошил белесое марево легкой метели и поднялся над заснеженным сосновым бором. Огонь и лед — зимний ветер и бешеное сияние реактивных дюз сошлись в извечной схватке. Пока что побеждал огонь.
Замерев на секунду в высшей точке дугообразной траектории, данный конкретный реактивный снаряд пошел вниз по пологой траектории. Твердотопливный ракетный ускоритель уже отгорел, и теперь только сила инерции несла обтекаемую стальную смерть к цели. Один из немецких артиллеристов поднял голову, услышав нарастающий свист. И последнее, что он успел увидеть перед собственной гибелью, — как рушится прямо на него что-то темное и продолговатое. А потом реактивный снаряд лопнул огненным шаром, сметая все на своем пути. И вместе с ним взорвались остальные «эрэсы» в залпе!
Мощный удар реактивных гвардейских минометов огненным валом прокатился по позициям зениток, превращая смертельно опасные орудия в груды горящего металлолома. Обожженные и обезображенные тела артиллеристов расшвыряло в разные стороны. Ракетный удар «катюш» не был точен, в сами орудия попало всего несколько «эрэсов», но хватило и этого. А остальные хвостатые огненные кометы обрушились на боевые порядки атакующих немецких танков и мотопехоты.
— Экипаж, в атаку! Механик-водитель — полный вперед!
— Есть, командир!
Массивный бронированный молот под названием КВ-1 ударил по раскаленной реактивным огнем наковальне, круша уцелевшие «панцеры» и «артштурмы». Грохотало башенное орудие «Клима Ворошилова», дырявя бронебойными снарядами крупповскую броню. Широкие гусеницы давили пехоту, пулеметы полосовали оккупантов. «Гремя огнем, сверкая блеском стали!» — советский тяжелый танк громил механизированные подразделения Гудериана!
Бой продолжался, внезапный огневой залп «катюш» и контратака «Клима Ворошилова» под командованием старшего лейтенанта Горелова позволили нашим войскам перегруппировать силы. Еще несколько часов подряд отбивались от наседавших фашистов танковые засады Лавриненко. У села Шеино они подбили до десятка вражеских машин. «Активная оборона» полковника Катукова показала свои блестящие результаты.
Последующие дни прошли в непрерывных боях. Войска Калининского фронта под руководством генерал-полковника Конева при поддержке авиации постоянно атаковали немцев в районе Калинина. В результате этих действий 23 октября последовала директива фельдмаршала фон Бока о приостановке наступления через Калинин. Таким образом, энергичные удары в районе Калинина хотя и не привели к овладению городом, но сорвали выполнение основной задачи, ради которой 3-я танковая группа разворачивалась от Москвы на север.
С начала ноября фронт на калининском направлении стабилизировался на рубеже исключительно Селижарово — река Большая Коша — река Тьма — северная и восточная окраины города Калинин, а также западный берег Волжского водохранилища. Наступательные действия войск с обеих сторон в полосе обороны Калининского фронта в ноябре успеха не имели. Предусмотренный замыслом противника удар во фланг и тыл Северо-Западного фронта был сорван, участие 9-й армии в наступлении на Москву исключено.
Впоследствии маршал Конев в своих воспоминаниях характеризовал этот период войны следующим образом:
«Непрерывные и кровопролитные сражения, которые хотя и не приносили нам ощутительных территориальных успехов, но сильно изматывали врага и наносили колоссальный урон его технике».
С 13 октября по 5 декабря части Калининского фронта уничтожили до 35 000 немецких солдат и офицеров, подбили и захватили 150 танков, 150 орудий разного калибра, большое количество мотоциклов и автомашин, сбили 50 самолетов. Активной обороной и наступательными действиями они сковали тринадцать гитлеровских пехотных дивизий, не позволив перебросить их под Москву, где развернулись решающие сражения.
К исходу операции войска Калининского фронта занимали по отношению к северному флангу группы армий «Центр» охватывающее положение, выгодное для перехода в наступление. Несмотря на то что эти бои не приносили крупных территориальных завоеваний, в них изматывались силы немцев, а части Калининского фронта приобретали боевую закалку.
Однако фронту не удалось ни окружить группировку противника в Калинине в октябре, ни прикрыть московское направление в середине ноября 1941 года.
Глава 6Nach Moskau — jeden Preis![26]
Дитриху Шталльманну повезло и в этот раз. Когда «Сталинские органы» завели свою страшную песню, его командирский танк Pz.Kpfw.IV Ausf.F1 B.W. успел заехать за небольшой пригорок. Огненные стрелы русских падали слева и справа, поднимая фонтаны огня и дыма. Одно прямое попадание — и танк превращался в крематорий на пять человек! Но не только огнем поражали русские ракеты, они испепеляли души стойких танкистов Вермахта ужасом! Перед огненной стеной, кометами, падающими с небес, человеческий рассудок был просто бессилен… Обер-лейтенант Шталльманн пережил и это. Его танк единственный не получил серьезных повреждений. Остальные, из тех, что вернулись, — годились разве что на металлолом.