обстрелянные и чувствовали себя неуверенно. Вот и получилась «петрушка»: когда по команде командира батальона мы стали размещаться на танках, немцы открыли по нам артиллерийский огонь. Произошло это уж очень неожиданно, налет был короткий, но плотный, «смачный». Нас всех как ветром сдуло с танков, и весь батальон бегом устремился от танков в глубь рощи. Но, отбежав метров сто, мы остановились и быстро привели себя в чувство, тем более что налет прекратился. Мы бегом возвратились к танкам, и опять наступила тишина. Потерь в роте не было, за исключением ранения в голову командира нашей роты старшего лейтенанта Григория Вьюнова. Его быстро отправили в госпиталь, и больше я с ним никогда не встречался и ничего о нем не слышал. Командир батальона приказал мне принять роту. Мы быстро разобрались, получили матюков, успокоились, и поступил приказ не покидать танки. Через некоторое время наша колонна устремилась вперед, на запад. Я снова остался в роте единственным офицером – Шакуло опять был ранен и болтался в хозвзводе батальона, Гущенков тоже, кажется, был в госпитале, Григорий Михеев – с поврежденными танками. Но с назначением мне опять не повезло, через несколько дней возвратился из госпиталя старший лейтенант Николай Чернышов, он влетел ко мне в укрытие во время скоротечного боя за какой-то населенный пункт и сказал, что решением командира батальона назначен командиром роты.
Наступление велось в трудных условиях лесистой местности, изобиловавшей речками, каналами и заболоченными участками. Приходилось двигаться только по дорогам, что сковывало маневр. Противник яростно сопротивлялся, часто пули как горох отскакивали от бортов наших танков. Танк покинуть было нельзя, и мы только чудом не несли потери. Вражеская авиация наносила по колонне, по батальону удары, особенно яростно действуя, когда не было наших истребителей. Я уже писал, что нас они почти никогда не прикрывали.
Дороги были заминированы, перекрыты баррикадами, завалами, особенно в населенных пунктах и перед ними, а также в проездах под железнодорожными и шоссейными мостами, где имелась высокая насыпь. Против танков применялись фаустпатроны. Бои шли непрерывно днем и ночью, а это нас всех изматывало.
Немцы боялись нас, русских воинов. Иногда в домах оставалась на столах недоеденная горячая пища, в скотных дворах находился брошенный скот. Встречались случаи, когда вся семья – два или три человека – кончала жизнь самоубийством, вешались, боясь возмездия русских. Населенные пункты почти все обезлюдели, некоторые из них мы проходили без боя, немцы их быстро оставляли, бросая подготовленные к обороне позиции, но иногда оставляли фаустников для борьбы с нашими танками. К оставленной на столах пище я запретил прикасаться, боясь, что она может быть отравлена. По возможности мы сами готовили на коротких привалах – еды хватало в немецких подворьях – или ели консервированые продукты домашнего приготовления – в подвалах домов можно было многое найти из еды. В общем, не бедствовали, голодными не были. С осторожностью пили вино, водку, спирт, для «хохмы» просили испробовать сначала Александра Гущенкова, и если он не отравлялся, то и мы прикладывались. Мой ординарец Андрей Дрозд во фляжке всегда носил спиртное, вместо воды – как я ему ни запрещал, все было без толку. Мы с Петром Шакуло не увлекались спиртным, да и вообще редко кто пил беспробудно в батальоне, но были и большие любители этого – Александр Гущенков, Юрий Григорьев и Григорий Штоколов.
Александр Гущенков был мне хорошим товарищем, он был старше меня почти на 10 лет. Он так хорошо ни к кому не относился, как ко мне, всегда делился со мной всем, что у него было, и никогда обо мне не забывал. Товарищ что надо. Это он желал мне легкого ранения – чтобы полежать в госпитале на кровати с белоснежными простынями, а не в окопах, на земле или около костра.
Несмотря на оказываемое сопротивление со стороны немецких войск, продвижение наших батальона и бригады было успешным. Новички воевали хорошо, хотя обучение их было коротким. Претензий к ним не было. Забегая вперед, отмечу, что с 16 по 25 апреля 1945 года, за 9 суток, мы прошли с боями около 450 км по немецкой земле. Танков у немцев стало явно меньше, видимо, порастеряли в ожесточенных боях с нами. Их заменили, если так можно сказать, фаустпатроны и штурмовые орудия – самоходки со слабой броней. Но свирепствовала авиация противника, она еще некоторое время действовала, и нам не раз от нее здорово попадало.
18 апреля на трех танках я со взводом и лейтенант Федор Попов со своим пулеметным взводом были в передовом дозоре, переправлялись через р. Шпрее в узком неглубоком месте. Другой берег был очень крутой, и танки остановились под берегом, не сумев преодолеть кручу. Мы с бойцами поднялись по откосу наверх, прошли немного вперед от берега, но были остановлены плотным пулеметным огнем фрицев и залегли. Вдруг из канавы или из окопа раздался грубый командирский голос: «Лейтенант, чего разлегся, давай вперед, поднимай людей в атаку!» Смотрю, а это полковник Корецкий – в то время командир нашего 6-го мехкорпуса. Как это его занесло вперед наших войск? Не иначе заблудился. Видимо, я больше испугался Василия Игнатьевича Корецкого, чем немцев, вскочил как ошпаренный и с криком: «Встать, за мной в атаку, вперед!» бросился, вот именно бросился, вперед. Бойцы взвода, открыв огонь, поднялись как один и устремились на противника.
Атака, атака... В литературе много написано об этом, но атаки бывают разные, и самое тяжелое – это атака в открытом поле. Сначала шагом, затем перебежками и уже ближе к противнику – бегом, что есть силы! А сколько страху натерпишься за это время – пули свистят, но не всегда их слышишь, вокруг рвутся немецкие мины и снаряды. Атака позиций противника – страшная штука для человека, состояние его никто не знает и правдиво описать не может – приврет или напишет отсебятину. Но как ни бывает страшно, но задачу за тебя никто не выполнит. Бежишь и думаешь: «Убьют или не убьют?» – но чаще забываешь и об этом, а только думаешь: «Где противник?!» Если встречали противника на близком расстоянии, например метров 50, то броском преодолевали это расстояние и захватывали его позицию. Задача командира взвода командовать этим броском: «Вперед бегом, открыть огонь! Бей фрицев!» Но если противник останавливал нас огнем на большем расстоянии, то рота равертывалась в цепь и мы поднимали бойцов в атаку только после команды ротного и комбата, с танками и без них. Такая атака страшнее, и потерь больше, и бежать не всегда сил хватает. Здесь задача комвзвода, чтобы солдаты не залегли, поэтому бежишь с криком «Вперед!». Противник, как правило, убегал, и мы, еле дыша, залегали в его окопах или продолжали преследование, если хватало сил.
Противник и в этот раз бежал, не приняв рукопашный бой, но я решил как можно дальше убежать от Корецкого, и мы, не останавливаясь, добежали почти до домов селения, откуда нас опять остановил плотный пулеметный огонь. Взвод залег. Попов со своим взводом принял правее, там были густые кусты, а перед моим взводом было голое поле с травой. Я лежал и видел, как трава срезалась шквальным огнем, хорошо, что мы лежали за незначительным бугорком, это уже очень важно, но в голове бились мрачные мысли – «могут убить...». Неожиданно пулемет справа замолчал, это пулеметчики Попова подавили его. После этого прекратил вести огонь и другой пулемет. Мы ворвались в фольварк, немцы бежали из него. Наступила тишина. Молодец Федор, помог нам в тяжелую минуту, а то сколько бы времени мы пролежали на земле и «слушали, как трава растет»? Немецкий пулемет МГ-34 – грозное оружие, и он не позволял нам даже голову поднять. Но все обошлось, слава богу, потерь не было. Навстречу к полковнику Корецкому мы с Федором Поповым решили не ходить, а он нас и не вызывал, наверное, покинул берег реки и уехал по своим делам. Так мы случайно спасли, можно сказать, командира своего корпуса, и это осталось незамеченным, одни забыли про этот случай, а другие и не знали. Нас нашел связной от командира батальона и передал его приказ вернуться на берег реки и продвигаться вдоль реки вперед, где есть удобный выход на западный берег и будут переправляться танки и батальон.
20 апреля батальон получил новую задачу: наступать в северо-западном направлении на г. Потсдам (пригород Берлина) и Бранденбург, а далее на г. Кетцин с обходом Берлина с запада и завершить таким образом окружение Берлинской группировки противника. Такова была задача корпуса и бригады. Ранее 4-я Гвардейская танковая армия продвигалась строго на запад, южнее Берлина, к реке Эльба. Но у 1-го Белорусского фронта под командованием Г.К.Жукова дело с овладением Берлина шло туго, и Ставка перенацелила нашу армию и армию Рыбалко на Берлин, точнее – на его южную и западную окраины.
На новом направлении местность стала более сухой, меньше попадалось водных преград, но больше стало населенных пунктов и по-немецки ухоженных лесов. Спали мы не более 3–4 часов в сутки. В Германии установилась теплая погода, поэтому мы засыпали недалеко от дороги, прямо на траве. Нашу колонну очень часто обстреливали, то из леса, то из населенного пункта, стоящего невдалеке от дороги, и если это мешало нашему движению, то мы, как правило, покидали танки и завязывали бой с противником, отбрасывали его или уничтожали. В большинстве случаев немцы убегали, бросая оружие, пулеметы, фаустпатроны. Такой бой тормозил наше движение, но зато дорога освобождалась от противника.
В одном из таких боев мы с Дроздом чуть не отдали богу души. Нас обстреляли из рощи, и мы моментально покинули танк. Вместе с моим взводом (скорее, с ротой) противника атаковала и 3-я рота батальона. Создалась неразбериха, бойцы нашей и 3-й роты перемешались. Я попытался как-то навести порядок, но ничего не получилось, да и командиры взводов 3-й роты только что прибыли, и я даже не знал их фамилий. Мы выбили противника из добротно вырытых окопов и задержались в них, чтобы осмотреться, понять, куда удрали фрицы. Впереди виднелись дома, значит, немцы скрылись туда, и теперь надо их оттуда выбивать. В это время противник открыл артиллерийский огонь по занятым нами окопам, но пока с перелетом. Я указал своему ординарцу Дрозду место впереди, метрах в ста от нас, ближе к домам, где надо начать рыть ячейки лежа, чтобы приблизиться к немцам для последующей атаки. По моей команде вперед перебежали бойцы взвода, а затем вся рота. Другая, 3-я рота, ос