Масика рассмеялась.
– Ты говоришь так, будто они живые.
– Всему свой срок, живому или механическому.
Масика остановила качели и положила руку на колено Таноса.
– Ты уже говорил что-то подобное, – сказала она, – но теперь твой тон изменился.
Танос наморщил лоб.
– Как это?
– Ты стал… мягче? Спокойнее?
Он встал и прошел на террасу. Новая соседка, жившая теперь в доме покойного старика Мако, приветственно кивнула ему.
– Всему свой срок, – повторил он. – Некоторым существам, живым и искусственным, суждено жить и умереть в одном и том же месте. Есть клетки, которые всегда заперты; ловушки, из которых не выбраться.
Из дома донесся ритмичный стук – маленький А’Ларс играл на самодельных барабанах.
Масика потянулась к Таносу.
– Может, в этом и нет ничего страшного.
Танос взял ее за руку.
– Может, ты и права, – сказал он.
На семнадцатый год он согласился возглавить охоту на химер. А’Ларс тоже вызвался пойти, и очень расстроился, когда ему сказали, что он еще слишком юн. Даже Масика не могла его успокоить.
Даже мысль о том, что его сын будет сражаться с самым ужасным хищником Вельта, приводила Таноса в ужас. У него снова начались кошмары, в которых он отбирал сыновей и дочерей всевозможных рас и видов у их матерей и жестоко убивал детей.
Поздно вечером он позвал сына на улицу.
– Ты нужен здесь, – твердо сказал он, – чтобы присматривать за матерью.
А’Ларс скривился.
– Но…
– Сейчас она носит твою маленькую сестричку.
Мальчик оторопел. Он переводил взгляд с дома на горизонт, на небо, на ночную пластину, закрывшую солнце над головой.
Затем он повернулся к отцу и кивнул.
Когда Танос рассказал об этом Масике, та рассмеялась.
– И как же он будет за мной присматривать?
– Не мешай ему, пускай думает, что присматривает, – настаивал Танос.
Охота выдалась славной. Паган с Таносом заранее продумали план и изготовили прочные сети из найденных в Раниуме материалов. Они заманили химер в западню, включив аудиозаписи с их брачными призывами.
Погибших среди охотников не было, лишь один раненый.
В конце концов они изловили четырех тварей, чего никогда прежде не случалось. Последнюю Танос убил лично, спрыгнув на нее с уступа и поразив двумя ножами.
По возвращении Паган со слезами провозгласил его новым мастером-охотником.
– Ни один мужчина и ни одна женщина не заслужили этого так, как ты, – произнес Паган.
Танос скромно поклонился. Ничто не доставляло ему такой радости, как одобрительные крики соплеменников.
Прошли годы. Дети Таноса выросли, и страх вновь поселился в его сердце. «Они такие сильные, такие красивые, – думал он. – Что я буду делать, если с ними что-нибудь случится?»
Но ничего не случилось. А’Ларс вырос статным мужчиной и почти вся работа в поле легла теперь на его плечи. Дочь, Хетер, стала похожа на мать – была столь же остра на язык и так же умело управлялась с гончарным кругом.
Однажды уже сутулый и лысеющий Танос вернулся в Каньон Теней. Он задержался там на сутки, но никому не рассказывал о том, что видел там. Масика не настаивала.
Темные подробности его прошлого продолжали забываться. Каких-то людей, какие-то битвы он еще помнил, позабыв обо всем остальном. Он стал верить, что в этом есть некий глубинный смысл и что сюда его привели высшие силы. Он поверил в судьбу.
Масика сидела рядом с ним на террасе, склонив на плечо седовласую голову. Качели окончательно заржавели и больше не раскачивались, но держались по-прежнему крепко.
– Мне кажется, всему виной страдание, – прошептал он.
Масика моргнула и пробормотала что-то невнятное.
– Его было так много, – Танос закрыл глаза, вспоминая. – На Сакросанкте, на Хале. Люди голодали, умирали, жертвовали собственной честью и достоинством, продавали себя за жалкие гроши. Посвящали свою жизнь правителям, которые лишь посмеивались над их жертвами.
Масика открыла глаза и выпрямилась.
– Я не мог это выносить, – продолжил он. – Не мог понять, не мог принять того, что в мире существуют такие ужасные вещи. Поэтому я снова стал им. Чудовищем.
Они взяли друг друга за руки. Руки Масики были теплыми, но Танос почувствовал холод.
– Теперь я понимаю, что она была права, – сказал Танос. – Я ничему не научился. Все это время я жил по шаблону.
Масика взглянула ему в глаза. В ее взгляде чувствовалась решительность и искренняя любовь, которую он уже стал принимать как должное. Но было и еще что-то, чего он не мог распознать.
– Теперь все это в прошлом, – сказала она. – Твоя настоящая жизнь – здесь.
Танос кивнул и прослезился.
– Верно.
– Ты Кирос, мастер-охотник. Ты – объединитель племен, тот, кто дарует воду и жизнь. У тебя двое прекрасных детей, и я очень сильно тебя люблю. Благодаря тебе моя жизнь была полнее, радостнее, и ярче тысяч тысяч звезд, сияющих на драгоценной перчатке.
Он улыбнулся.
– Ты права, – прошептал он и повернулся, чтобы поцеловать ее.
– Однако, – Масика остановила его, – я должна тебе кое-что рассказать.
Говорят, что лишь на Вельте Безумный титан впервые в жизни смог обрести покой.
Но всему свой срок.
27
– Легкие поражены, – сказала Шара, новый молодой лекарь. – Желудок тоже. Даже позвоночник.
Она протянула небольшое устройство с плоским экраном и ручками по обеим сторонам. Танос взглянул на рентгеновский снимок грудного отдела. В легких там и тут светились пятна. Экран мигнул, и изображение скрылось за помехами.
– Прошу прощения. Заряд недолго держится, – Шара направилась к массивному, кое-как собранному генератору и подключила к нему рентгенограф.
Танос сжал кулаки. Кабинет лекаря за долгие годы почти не изменился – те же склянки и миски, те же знакомые инструменты.
– Что, ничего нельзя сделать? – прошептал он.
– У древних были… нет, не лекарства, а методы лечения. Радиация, химия. Эти знания давно утеряны, – Шара указала на генератор. – Я и диагноз-то смогла поставить только потому, что вы смогли починить просвечивающий прибор.
Танос сердито посмотрел на нее. Здравый смысл подсказывал, что вины Шары в болезни Масики нет, но какой она лекарь, если только и может, что беспомощно разводить руками?
– По крайней мере, вы все знаете, – сказала она.
Танос угрожающе двинулся на нее. Шара испугалась.
– Ты совсем недавно стала лекарем, – прорычал он. – Быть может, твоих навыков недостаточно.
Не отводя взгляда, Шара позвала мать.
На пороге появилась старая Хара. Она едва шевелила разбитыми артритом ногами, но взгляд ее был все так же ясен и проницателен, как в тот день, когда она помогла родиться сыну Таноса.
Шара объяснила матери суть проблемы. Та обошла комнату, остановившись перед подносом с инструментами. Осмотрела старые скальпели, зажимы, шприцы, взглянула на мерцающий экран рентгенографа. Затем, повернувшись к Таносу, она обвела все это руками и сказала:
– Больше у нас ничего нет.
Масика слабела с каждым днем, и ее поддерживало все племя. Если Таноса и детей не было дома, за ней присматривали соседи. Регулярно навещал ее и ушедший на покой Паган, принося еду и лекарства.
А’Ларс вырос высоким, скуластым. Однажды он встретил Таноса во дворе дома. Тот заметил, что сын плакал.
– Отец, – сказал А’Ларс, – чем я могу помочь?
Танос взглянул сыну в глаза, и впервые осознал, что тот вымахал выше него.
– Следи за посевами, – ответил Танос.
Он вошел в дом. Масика полудремала в гостиной, бормоча что-то невнятное. Танос остановился и подложил ей под голову подушку.
Масика тронула его за руку.
– Можешь выключить эти звонки? – она улыбнулась, будто бы рассказывала какую-то понятную только им двоим шутку.
В мастерской Танос собрал столько приборов отца Масики, сколько влезло в рюкзак. Тихо прокравшись мимо жены на обратном пути, он отправился в поля, к окраине фермы. Соседи еще не вышли на работу, даже на бойне было тихо. Никто не мог увидеть его здесь.
Он высыпал приборы на землю и почувствовал, как спину прострелило болью. «Мое тело стареет, – подумал он, приглаживая поредевшие волосы. – Оно ведь всего лишь человеческое. Слишком человеческое».
Он осмотрел приборы. Секстанты, компасы, телескопы, пробирки, счетчики кислотно-щелочного баланса. Похожий на наручные часы аппарат для измерения содержания в воздухе углекислого газа.
– Я смогу, – сказал себе он. – Я решу эту загадку.
Весь день и всю ночь он провел за опытами. А’Ларс отыскал его, но решил не беспокоить. Наутро Паган принес ему еды и молча поставил на землю. Занятый изучением почвы, Танос не обратил на него внимания.
В итоге он так и не узнал ничего действительно важного – лишь некоторые особенности движения небесных пластин и кое-что о генетических модификациях местных животных. Вельт оставался загадкой, мозаикой, в которой не хватало доброй половины фрагментов. Закрытой комнатой без окон и дверей.
Когда Танос вернулся, Масика ждала его, сидя на качелях.
– Я потерпел неудачу, – сказал он. – Нам отсюда не выбраться.
Масика улыбнулась ему. На ее лице появилось несколько свежих морщин, но улыбка была такой же озорной, как и прежде.
– Я и не… – Масика поморщилась от боли. – Я и не хочу отсюда выбираться.
Танос присел рядом с ней. В груди щемило. Он должен был оставаться сильным, должен был держаться ради Масики, но слишком устал и не мог найти нужных слов.
– Не грусти, – сказала Масика. – Лучше приготовь мне кролика…
Ее слова прервал приступ кашля. Танос легонько похлопал ее по спине, пока кашель не прекратился.
– Лучше чаю, – сказала она.
– Эта болезнь называется «рак», – сказал Танос. – Как я понимаю, среди вас ей никто не болел?
Лорак посмотрела на него с удивлением. Она больше не была маленькой девочкой; должно быть, ей было уже за сорок. В ее волосах уже появились седые пряди, а во рту, как и в детстве, недоставало нескольких зубов.