– Среди Народа, – уточнил Танос.
Они находились в доме на окраине деревни Апага. Стены были голыми, на одиноком столе стояло несколько чашек. Лорак с небольшой группой соплеменников пришла сюда в рамках культурного обмена. Ее пригласил Танос, зная, что она с детства интересовалась бытом Апага.
– Я… – Лорак запнулась. – Я никогда не слышала слова «рак», это правда.
– Народ ведь питается только овощами и травами?
Лорак кивнула.
Открылась дверь. На пороге появилась Хетер, дочь Таноса.
– Ой, – сказала она. – Отец?
Хетер покосилась обратно на дверь, словно желая сбежать.
Танос нахмурился. Чем хуже становилось Масике, тем отстраненнее вела себя дочь. Она редко навещала мать и вовсе не разговаривала с отцом.
– Хетер часто сюда наведывается, – сказала Лорак. – Мы с ней много общаемся.
Хетер потупила взгляд. Она была подростком – сложный, переходный возраст, когда ты уже не ребенок, но еще и не взрослый. Фигурой она уже напоминала мать.
– Лорак – моя давняя подруга, – объяснил Танос, пусть Хетер и так это знала. – Когда я оказался на Вельте, она была первой, кого я встретил.
Лорак улыбнулась.
– Да уж, тогда он еще грезил завоеваниями.
– Народ, – Танос шагнул к Хетер, – придерживается другой диеты, их питание отличается от нашего. Я подумал, что это могло защитить их от определенных болезней.
Не поднимая головы, Хетер кивнула. Уходить она передумала.
Танос обратился к Лорак:
– Может, твоему отцу известно больше? Я, правда, не заметил в обменных списках его имени.
– Он умер в прошлом году.
– Не знал. Мои соболезнования.
Танос вспомнил худощавого светловолосого мужчину, который много лет назад принял его в деревне Народа. Тогда Морак казался ему глупым, наивным. Теперь же Танос чувствовал сожаление. Ему стоило познакомиться с ним ближе.
– У него была гниль, – объяснила Лорак. – Она сожрала его изнутри.
– Ох, – только и смог ответить Танос. – Ох.
Поспешно распрощавшись, он вышел на улицу, и удивился, когда через несколько секунд дверь снова открылась. Хетер вышла за ним, и они вместе побрели вдоль полей, следя за надвигающейся на солнце ночной пластиной.
Спустя какое-то время Хетер взяла отца за руку и прошептала:
– Попытка не пытка.
Масика совсем ослабла. Ее некогда мускулистые руки превратились в обтянутые кожей кости. Она много спала и постоянно стонала по ночам. Даже есть и пить ей было тяжело.
Чтобы отвлечься от болезни, она попробовала прясть, но из этой затеи ничего не вышло.
Танос с новыми силами возобновил поиски. В одиночестве отправившись в Раниум, он перекопал каждый сантиметр руин, и глубоко под развалинами сгоревшего бункера нашел отбойный молоток. Для Таноса молоток был тяжеловат, но ему не оставалось ничего, кроме как попытаться его запустить. К удивлению Таноса, молоток затарахтел в его руках, долото застучало.
Танос принес инструмент туда, где росли каштаны – его ориентиры в прежних путешествиях по Вельту. Тайну этого места кроме него знала только Масика. С тех пор узловатые стволы деревьев вытянулись еще на несколько метров, листва была настолько густой, что заслоняла искусственное солнце. При виде деревьев Таноса охватило ностальгическое чувство, в котором одновременно смешивались надежда и отчаяние.
Ветра и эрозия уже давно засыпали яму, которую он когда-то вырыл голыми руками. Пока он выкопал ее снова, наступила ночь.
Наконец глазам Таноса предстал круглый люк с буквой «В» на металлической крышке. Отвернувшись, чтобы защитить глаза, он нацелил на крышку отбойный молоток и запустил.
Металл пронзительно засвистел и заискрился. Долото молотка соскользнуло. Танос наклонился ниже, всей массой навалившись на молоток. Раздался жуткий визг. Напрочь забыв о ноющей спине и суставах, Танос рьяно стремился к своей цели.
Когда молоток наконец пробился сквозь металл, силы почти оставили Таноса. Едва устояв на ногах, он выключил молоток и уронил его на землю. Опустившись на колени, Танос кое-как поднял крышку люка.
– Нет, – выдохнул он. – Как же так?!
Он пошарил обеими руками, но понял, что это бесполезно. Шахта уходила в землю, должно быть, до самых глубин Вельта, и была достаточно широка, чтобы в нее пролез человек.
Но она была доверху забита землей. Снова тупик. Еще один путь, отрезанный временем и тленом.
Опустив голову, Танос захлопнул люк и вылез из ямы.
Кошмарные сны вернулись. Танос видел умирающих поодиночке и тысячами людей. Видел падающие бомбы, распыленные по ветру смертоносные бактерии. Видел, как клинки резали кожу, кромсая вены. Видел сломанные шеи, видел детей, удерживаемых под водой, пока они не прекращали брыкаться.
Ему стало страшно видеть Масику. Ее страдания постоянно напоминали ему о его собственной беспомощности, и это лишь давало новую пищу кошмарам, делая их еще более жестокими и натуралистичными.
Ты не боишься смерти, ты боишься жизни.
Как-то ночью, лежа рядом с Масикой в постели, он никак не мог уснуть. Мысли в его голове крутились, как и сам Вельт, словно игрушечный мячик, запущенный в звездную бездну. Все его маршруты – каждый его поход на триста пятьдесят километров – виделись Таносу годовыми кольцами огромного перекрученного дерева.
– Я знаю, – прошептала Масика.
Танос удивленно повернулся, не ожидал услышать ее голос. Масика лежала на боку и смотрела на него своими по-прежнему проницательными глазами.
– Не надо говорить, не трать силы, – сказал он.
– Я знаю, кто ты, – на лице Масики появилась теплая, нежная улыбка. – Мой прекрасный человек-скала.
Танос раскрыл рот, но буквально потерял дар речи. Масика потянулась и крепко, насколько было сил в ее слабом теле, сжала его руку.
– Твои руки, – прошептала она, – твои грубые серые руки…
Танос отвернулся и разрыдался. Рука Масики обмякла. Когда он вновь взглянул на нее, она уже спала глубоким безмятежным сном.
Одним ужасным днем Масика подозвала Таноса к себе. Слабым, тонким голосом она попросила отнести ее в поле.
Танос одолжил у лекаря носилки, и сам взялся с одной стороны, а с другой попросил А’Ларса. Масика казалась легкой, как воздух, как бриз, постоянно дующий над полями.
Как ангел.
Они положили ее у края поля, сразу за изгородью. День выдался ясным и светлым. Рядом высилась кукуруза, впереди лежали клочки коричневой, пострадавшей от многолетней засухи травы.
Танос заметил огромный валун – тот самый, у которого он много лет назад впервые увидел своего ангела.
Внутри Таноса вновь затеплилась искра.
Один за другим попрощаться с Масикой подходили соседи. Семейство Яза в полном составе из четырнадцати человек, улыбчивая беззубая Лорак, виртуозно управляющаяся с ножом Рина. Женщина, поселившаяся в доме старика Мако – Танос так и не запомнил ее имени. Лекари – старая Хара и ее дочь Шара.
– Ох, – вздохнула Масика, – за что мне все это?
Танос не понял, говорила она о своей болезни или об оказываемых ей почестях.
Завидев Пагана, Масика раскрыла объятия. Воин опустился на колени и дрожащими руками обнял ее.
– Спасибо, – сказала ему Масика, – спасибо за все.
Танос наблюдал со стороны, неспособный ступить и шагу, будто каменное изваяние.
Хетер склонилась над матерью и долго не отходила. Они о чем-то шептались, так тихо, что никому не было слышно.
– Не волнуйся, – сказала наконец Масика. – Иди.
Хетер колебалась.
Масика с трудом улыбнулась.
– Иди и наведи кругом шороху.
Хлюпнув носом, Хетер улыбнулась в ответ и убежала.
Кто-то тронул Таноса за руку. Это была Шара. Она была еще совсем юной, но ее глаза были как у старого человека – даже старше, чем у ее матери.
– Еще чуть-чуть, – сказала она.
Теперь с Масикой говорил А’Ларс. Танос слышал, как он произносит: «Хорошо, обещаю».
Солнце было на своем привычном, неизменном в течение столетий месте, ровно в центре Вельта.
– Муж, – хрипло позвала Масика.
Он взглянул на нее. А’Ларс отошел в сторону в сопровождении лекарей, не переставая оглядываться на мать. Масика осталась одна на носилках. Пришла очередь Таноса. Он подошел и молча лег на траву рядом с ней.
Они остались наедине. Танос взял Масику за руку, чувствуя ее тепло, и вспомнил, как когда-то она неистово двигалась под ним. Между ними будто пронесся калейдоскоп событий, радостных и грустных, которые они пережили вместе.
Масика вскрикнула и поморщилась. Танос наклонился к ее губам, чтобы расслышать ее слова.
– Ты, – она вновь вскрикнула, – ты сделал все, что мог.
Она сжала его руку так сильно, что ему стало больно. Боль отозвалась в сердце, распаляя и без того жаркий огонь внутри.
– Нет, – ответил он, – не все.
Танос сжал руку жены в ответ, и та дернулась, внимательно прислушиваясь.
– Это несправедливо. Я все сделал, – Танос зажмурился. – Все сделал правильно.
Масика хотела было что-то сказать, но уже не смогла. Ее тело обмякло, пальцы разжались, глаза закатились. Она опустилась на носилки и навеки затихла.
Танос остался один. Один в деревне, один в клетке. В рукотворной тюрьме, наедине со своей яростью.
Страх и гнев, словно кислород, питали пламя внутри него, раздувая его все сильнее. Облик Таноса начал меняться – руки и ноги удлинились, стали крепче, налились силой. Все его тело трансформировалось под действием биохимических реакций. Он окинул взглядом Вельт, траву, хижины и кустарно возделываемые поля. Неведомые силы наполнили его глаза, кончики пальцев. К нему вернулись псионические способности и умение управлять энергией плазмы – все то, что досталось ему по праву рождения, и все то, от чего он давно отрекся, дав обещание, которое теперь казалось ему абсолютно пустым.
«О Смерть, – подумал он, – как же ты переменчива. Ты отняла мою последнюю надежду на счастье».
Я все сделал правильно.
Танос-Завоеватель, Безумный титан, упал на траву и закричал.