ела на весь этот балаган с улыбкой – стоянка напомнила ей родное стойбище. Эльф жалобно сморщил лицо и ушел в фургон. Гном и полутролль невозмутимо доедали кашу, а Маран уселся с купцом на бревно, торопливо застеленное овчиной, и вел беседу про цены, дела и прибыли. Все на месте, все при деле… Усевшись рядом с Труувелем, на фоне которого она выглядела девочкой-ромашкой, орчанка принялась переплетать разлохматившийся кнут. И заодно слушала разговоры. Учитель Айлаш давно ей объяснил, как много можно узнать из случайных оговорок и фраз.
– Овес везем…
– Марика замуж собралась, так для приданого столько всего надо!
– Жрец сказал, пока не найдете!
Со всех сторон доносились фразы, падали, как снежинки в сугроб, и оседали в голове девушки.
Караван угомонился не сразу, поэтому сидеть пришлось долго. Когда наступила вечерняя прохлада, циркачи отправились дальше. На облучок сел эльф, Таноя пристроилась рядом.
– Ну, что услышала? – Ильсинель тоже умел слушать, и его чуткие уши порой приносили куда больше новостей.
– В соседней области неурожай овса – вымокло все, – принялась перечислять девушка, – значит, будут скупать в других, и цены на овес в целом повысятся. Коней будут меньше покупать, раз корм подорожает, а там, глядишь, и возчики цены поднимут.
Эльф мерно кивал.
– Однако огурцов много посадили и капусты, так что торги будут добрые и зима сытая. Да и грибов, по всем приметам, изрядно будет. Детишки мелочь уже в лесах собирают.
– Про капусту откуда узнала?
– Бабка ехала с рассадой, жаловалась, что много на ярмарке торговок было, так что брали только лучшее. Пару корзин обратно везет, у себя посадит да соседям раздаст.
Так они обсуждали разные мелочные дела, переглядываясь потихоньку. За торговыми и сельскими делами узнали они кое-что интересное, но не решались обсудить это вслух.
Только на ночной стоянке эльф и орчанка вызвались отойти за хворостом и, зайдя поглубже в лес, полушепотом спросили:
– Слышал?
– Слышала?
– Надо ехать в столицу!
– Надо! И наставнику птицу послать!
– Рискованно!
– Мы не можем тянуть до осени!
– Тогда пиши сам, тебе он больше доверяет!
– Нет уж, давай вместе!
На том и порешили.
Глава 21
Птица улетела на следующее утро. В фургоне была клетка с парой почтовых голубей на всякий случай, вот Таноя и воспользовалась оказией.
Их фургон должен был неспешно путешествовать до столицы до самой осени, но… подслушанный случайно разговор подпортил их планы.
Неприметный мужичок в купеческом обозе удивился тому, что их деревеньке заказали целую телегу особого болотного мха. Якобы на снадобья для лекарей. Вот только из этого мха делали не целительное зелье, а… взрывное. Не все об этом знали, но телохранителей Айлаш учил хорошо. Впихивал им в головы знания обо всех доступных ядах, горючих и взрывчатых веществах. О необычном оружии вообще книги выдавал читать и проверял, как запомнили!
Так вот. Телеги этого мха вполне хватило бы на подрыв огромного дворца или храма. Ильсинель и Таноя не смогли услышать название деревеньки, но это было не особенно важно – мох, подходящий для опасного зелья, рос только в одном болоте на территории королевства. Орчанке пришлось изрядно помучиться с географией ее нового дома, но в результате карты она читала даже лучше Марана. Потому и знала, что это особое болото упиралось одним краем в пустой холодный кряж, а другим расползалось по низине небольшой долины. Но низина представляла собой фигуру, похожую на головастика. Вот в хвосте головастика и расположилось болото. По краю тянулись редкие деревушки, обитатели которых кормились сбором ягод, грибов, торфа и лекарственных трав. В том числе и мха.
Подозревая, что ответ наставника будет быстрым, циркачи никуда не торопились. Въехали в деревню, остановились у колодца, давая ребятишкам и молодкам полюбоваться росписью фургона. Потом Маран велел Ильсинелю и Таное напоить лошадей, а сам пошел к старосте – договариваться о постое и представлении.
Деревушка была небольшая, но вполне зажиточная.
Пока шел договор, коней напоили, увели в тень и занялись тренировкой-разминкой. Это неплохо привлекало публику, и вскоре весть о приезде бродячего цирка разнеслась по всем домам.
Вечером стараниями Марана была готова площадка для выступлений – в неглубоких плошках ждало огня масло, освещая круг, стояли мишени, свисал натянутый канат, а из фургона, заменяющего кулисы, доносился рокот барабана.
Когда народ собрался плотным кругом, из фургона появился Маран. Он картинно раскланялся, поприветствовал «почтеннейшую публику» и тут же рассказал парочку деревенских анекдотов про кума и куму, про самогон и пирог, да еще и про старосту и жреца.
Народ засмеялся, одобрительно загудел, и тогда к Марану вышел гном в клоунском балахоне. Вдвоем они разыграли смешную сценку «кража у спящего», и под громкие аплодисменты и крики зрителей Драри убежал за фургон, чтобы переодеться.
Вместо коротышки-гнома в круг огней вышел Труувель. До начала представления он отсыпался в фургоне, все же тролли больше ночные существа, поэтому его появление ошеломило публику. Здоровяк-полутролль в кожаном жилете на голое тело, в легких штанах, не стесняющих движения, босиком прошелся по кругу, жонглируя тяжелыми гирями. Когда кто-то из толпы вякнул:
– Да это все обман! Они деревянные! – Труувель остановился и грохнул одну неподъемную гирю на землю. Все, кто стоял рядом, отпрыгнули, а полутролль прогудел:
– Кто сказал? А ну, выйди и подними!
Толпа, смеясь, вытолкнула тощего мужичка в потрепанной рубахе. Задрав нос и пряча под краем шапки испуганные глаза, он подошел к гире, попытался ее ухватить, поплясал рядом, но даже оторвать от земли не смог! Под дружный хохот сельчан крикун укатился в темноту, а Труувель продолжил выступление.
Вскоре в помощь ему вышли Таноя и Ильсинель. Силач поднимал их, кружил, а потом стал основанием пирамиды, в которую собрались все циркачи. Хлопали им дружно, и орчанка успела пробежаться по кругу с бубном и корзинкой. В бубен кидали редкие медяки, а в корзинку складывали еду, отрезы полотна, а то и живых кур, стянутых у соседей.
После силача выступала Таноя. Ильсинель ей аккомпанировал на эльфийской скрипке, а Драри неплохо выстукивал ритм на барабане. Девушка вышла в центр уже не в рубашке и легких шароварах, а в своих орчанских юбках и с бубном. Разбив тягучую мелодию эльфийской скрипки звоном медных тарелочек, девушка медленно обошла круг, переступая босыми ногами, украшенными звенящими браслетами. Шум толпы затих, и девушка поплыла над утоптанной землей, мелко-мелко семеня. Ее руки словно бы жили своей жизнью, плавно выписывая кренделя, потряхивая бубном, позванивая браслетами с бубенцами.
И казалось бы – ну что, деревенские плясок не видели? Да каждую весну девицы и парни «женихались» у околицы, а осенью выплясывали на току, готовясь к свадьбам. Даже зимой находили время и силы покружиться в дымной общинной избе или потоптать пучки льна под лихую песню. А глаз отвести не могли от крепкой и рослой девицы в пестрых юбках.
Между тем, пройдя еще круг, Таноя увеличила скорость. Теперь ее ноги не семенили, а шустро мекали в облаке юбок, а в руках появились кинжалы. Сначала она просто дополняла ими движения танца, потом принялась жонглировать и наконец, не прерывая движений, вонзила клинки в мишень!
Услышав стук металла, воткнувшегося в пробковое дерево, толпа словно очнулась – поднялся шум, и в бубен танцовщицы упало еще несколько медяков. Красиво раскланявшись, Таноя убежала за фургон, и ее место занял Ильсинель.
Квартерон был одет в романтичную белую рубашку с широкими рукавами, сияющую в полумраке. Черные кожаные штаны и сапоги довершали его наряд. Эльф выступал с акробатическим номером – он шел по канату, балансируя шестом с кисточками и вдруг подпрыгивал! Кувыркался в воздухе и приземлялся на площадку, чтобы вновь сделать кульбит. Девицы ахали и хватались руками за алеющие щеки, тяжеловесные мужики недовольно хмыкали. Однако, забравшись снова на канат, Ильсинель хлопнул в ладоши, и Маран кинул ему лютню.
Пронзительная мелодия полилась сверху, а потом бархатистый голос полуэльфа запел о любви… Квартерон сильно сомневался, стоит ли именно этим номером заканчивать представление, но Маран настоял и теперь с удовлетворением смотрел на то, как толпа распадается на парочки. Как даже немолодые супруги вдруг обнимаются и заглядывают друг другу в глаза…
С последним аккордом пятой или шестой песни эльф махнул рукой, спрыгнул и пропал за фургоном. Маран раскланялся, Таноя еще раз обошла неровный ряд зрителей, а потом по кругу пробежал Драри, гася светильники. Выступление закончилось. Селяне неспешно отправились по домам, и, кажется, в эту ночь особенно звонко стучали кровати, хрустело на сеновалах сено, и брызгала вода в мелкой заводи за околицей.
Глава 22
Укрывшись за фургоном, циркачи разобрали корзинку с приношениями и сели ужинать. В котелке кипела каша, рядом в закопченном чайнике булькал травяной отвар. Селение потихоньку засыпало, только где-то на окраине слышался шум – перебравший бражки мужик пытался попасть в дом, а жена прогоняла его ухватом.
Сил на разговоры после выступления не осталось, поэтому ужинали молча, благо команда была слаженной, и каждый отлично знал, что ему делать.
Когда выскребли котелок и миски, все улеглись спать, Таноя очутилась рядом с Ильсинелем. С другого бока похрапывал Труувель, так что, можно сказать, они очутились наедине, под мощной телесной и звуковой завесой. И все равно обсудить закупку особого мха они не решились. Только посмотрели друг другу в глаза, а потом – на шесток, на который были приучены возвращаться птицы. И, завернувшись в одеяло, уснули.
Голубь прилетел только через два дня. За это время циркачи успели дать еще одно представление, отоспаться и немного заскучать. Увидев птицу, орчанка шустро заскочила на подножку и протянула голубю руку с зерном. Тот охотно спрыгнул на ладонь и позволил отвязать от лапки футляр с запиской. Господин Айлаш ожидаемо приказывал своей команде ехать в деревеньку сборщиков мха и проследить, куда отправились повозки.