– Откуда прибыл посол, не посылали ли его за мною?
– Это едет посланец с данью из далеких стран, он везет плоды личжи для фаворитки Ян, – сказали ей в ответ.
Мэй заплакала от обиды.
Когда император принимал чужеземных послов во дворце Венчиков Цветов, он приказал запечатать в пакет одно ху[218] жемчуга и потихоньку отвезти его Мэй. Но она не приняла подарка и, передав посланцу стихи, сказала:
– Вручите от меня государю.
Стихи гласили:
Я с давних пор уже не крашу
Бровей, подобных листьям ивы;
Слезами, смешанными с пудрой,
Омыта красная парча;
Смотрю на Длинные Ворота,
Простоволоса, молчалива;
Возможно ль жемчугу развеять
Мою великую печаль?
Прочтя это, император сильно опечалился; он приказал музыкантам сочинить для этих стихов мелодию. Отсюда и ведет свое название песня «Одно ху жемчуга».
Впоследствии, когда восстал Ань Лу-шань, император отправился на запад, и Тай-чжэнь погибла. Вернувшись обратно, император долго разыскивал Мэй, но безуспешно. Опечалившись, он решил, что во время мятежа она бежала в другие места. Был издан специальный указ, обещавший тому, кто ее найдет, повышение в чине на два ранга и миллион медных монет. Но поиски ни к чему не привели. Тогда император приказал монахам-волшебникам подняться на воздух, лететь в обитель духов и найти ее там. Ее искали на небе и на земле, но найти не смогли.
Какой-то евнух поднес императору портрет Мэй. Император признал, что портрет очень похож, и написал на нем следующие стихи:
Вспоминаю былую твою красоту, —
Жаль, что ныне Пурпурный дворец одинок!
В облаках обитающей фее Тай-чжэнь
Не подобен ли был этот нежный цветок?
А теперь лишь припудренный инеем шелк
Мне напомнил твой облик и ласковый взгляд,
Что же делать, мой друг, если очи твои
Так, как прежде, уже на меня не глядят!
Прочтя вслух эти стихи, он заплакал и приказал выгравировать портрет на камне.
Как-то летом император заснул средь белого дня и вдруг увидел Мэй, которая, плача, стояла среди бамбуков, закрыв лицо руками; она была похожа на цветок, покрытый росой и окутанный туманом.
– Когда вы скрылись, государь, – сказала она, – меня убили мятежники. Люди из жалости похоронили мои останки у сливового дерева, к востоку от озера.
Испуганный император проснулся весь в поту. Он немедленно приказал раскопать землю у озера Тайи, но там ничего не нашли. Сильно опечаленный, император вдруг вспомнил, что у озера Теплых Источников растет больше десятка сливовых деревьев; не там ли она лежит? Император приказал подать колесницу и сам отправился туда. Между деревьями в чане со спиртом, зарытом в землю на глубину всего лишь три чи, нашли ее тело, завернутое в парчовый покров.
Император был совершенно убит горем; приближенные не могли поднять на него глаз; он стал искать рану на теле Мэй и увидел след меча под ребром.
Император сам сочинил эпитафию и похоронил Мэй со всеми почестями, полагающимися при погребении фаворитки.
Надгробное слово гласило:
«С тех пор как Мин Хуан уехал из Лучжоу, он славу приобрел великую повсюду; охотился в районах Ху и Ду. Дружил он смолоду с героями; с их помощью поднялся и трона он достиг; он царствовал лет пятьдесят; народ поддерживал и уважал его. Широко жил он и богато; имел он сотни сыновей и внуков и тысячи красавиц во дворцах. Уж к старости он встретил Ян Гуй-фэй; из-за нее он изменил трем великим основам жизни[219]: покой смутил в стране, себя сгубил и трон свой обесславил; жалел об этом, только поздно было! Все потому, что ею покорен был, о ней одной мечтал. Еще до Ян, среди его подруг, любовью прежде пользовалась Цзян, чья красота внушила злобу Ян; об этом государь, казалось, мог бы знать. На языке у всех лишь было, что поступил он против воли неба, что изменил заветам предков царских, и виноватыми считали фаворитку и самого его. Никто не знал тогда, что Мин Хуан на старости жестоким станет, что в день один трех сыновей своих убьет, как будто муравьев ногой раздавит. Бежал, скрывался он, потом вернулся, власть сыну передал, сам разума лишился, всех убивал, один лишь жить хотел; он одинокое влачил существованье, и весь народ его скорбел об этом. И в Толкованиях к канону мудреца ведь сказано: “Участь тех, кого не любишь, постигнет тех, кого ты любишь”, – вот так карает небо!
Закон возмездия нерушим. Неужели только эти две особы виновны в том, что с ним случилось?»
Когда к власти пришла династия Хань[220], в особом почете была книга «Чуньцю», и все конфуцианцы превозносили толкования[221] к этой книге, составленные Гун и Гу, а толкование Цзо Цю-мина было забыто и лишь впоследствии вновь получило признание. Со времен глубокой древности было очень много таких, кто распространял древние учения. А ныне нарисуют красавицу с веткой сливы в руках, назовут ее фавориткой Мэй, скажут в двух словах, что была она современницей Мин Хуана, и никого не интересуют подробности ее жизни. Мин Хуан утратил престол, и виновницей этого считают одну Ян Гуй-фэй, вот почему так любят о ней писать. Но ведь и Мэй своей красотой пленила государя, а между тем судьбы их схожи не более, чем ясный день и темная ночь. Где же тут справедливость!
Се Тяо
История У-шуан
Ван Сянь-кэ был племянником сановника Лю Чжэня, служившего в годы правления «Цзяньчжун»[222]. Когда отец Ван Сянь-кэ умер, мальчик вместе с матерью вернулся в ее семью.
У Лю Чжэня была дочь по имени У-шуан; она была моложе Ван Сянь-кэ на несколько лет. Оба были еще детьми, играли вместе и очень сдружились. Жена Лю Чжэня часто в шутку называла Сянь-кэ «женихом». Так прошло несколько лет, и все это время Лю Чжэнь заботливо поддерживал свою овдовевшую сестру и воспитывал ее сына Сянь-кэ.
Как-то сестра Лю Чжэня, госпожа Ван, заболела. Когда ей стало хуже, она позвала к себе брата.
– У меня единственный сын, – сказала она, – вполне понятно, что я забочусь о нем. Ах, если бы мне увидеть его женатым! У-шуан скромна, хороша собой, умна и рассудительна. Когда вырастет, не отдавай ее замуж в чужую семью. Я прошу тебя, выдай ее за Сянь-кэ. Дай мне свое искреннее согласие, и я закрою глаза без всяких огорчений.
– Сестра, ты должна спокойно лежать и поправляться, не тревожь себя излишними заботами, – отговорился Лю Чжэнь.
Но сестра его так и не поправилась. Ван Сянь-кэ отвез останки матери на родину в Сяндэн[223] и похоронил ее там.
Когда кончился срок траура, он сказал себе:
– Теперь, когда я остался сиротой, мне нужно жениться, чтобы дать продолжение своему роду. У-шуан уже взрослая. Неужели дядя нарушит прежнее обещание только потому, что он знатный сановник?
Недолго думая Сянь-кэ собрался и поехал в столицу.
К тому времени Лю Чжэнь был уже главным начальником податного управления, ведал налогами и пошлинами. Роскошный дом его всегда был полон знатных гостей.
По приезде Ван Сянь-кэ засвидетельствовал дяде свое почтение, и его сразу же засадили за ученье вместе с сыновьями Лю Чжэня. Отношения дяди и племянника остались теми же, что и до разлуки, но о браке речь не заходила.
Как-то Ван Сянь-кэ подглядывал за У-шуан в оконную щель.
Прелестная, изящная, она была похожа на бессмертную фею. Сянь-кэ совсем обезумел от любви. Опасаясь, как бы дело со сватовством не расстроилось, он продал свое имущество и выручил за него несколько миллионов медных монет. Щедро одаривая слуг дяди и тетки, он добился их полного доверия и дружбы. Двоюродные братья также глубоко уважали юношу и во всем угождали ему.
В день рождения тетки Сянь-кэ поднес ей диковинные безделушки и головные украшения из яшмы и бивней носорога. Тетка была в восхищении.
Дней через десять Сянь-кэ послал одну старуху поговорить с теткой о его брачных намерениях.
– Я этого тоже хочу, – ответила тетка, – надо будет обсудить все.
Несколько дней спустя служанка сказала Сянь-кэ:
– Госпожа только что говорила с хозяином о вашей женитьбе, а он ответил: «Я ему ничего раньше не обещал». Раз он так говорит, пожалуй, выйдет иначе, чем вы предполагали.
Услышав это, Сянь-кэ пришел в отчаяние и до утра не мог сомкнуть глаз. Он боялся, что дядя прогонит его. С этой поры юноша уже не осмеливался быть небрежным в своих занятиях.
Как-то раз Лю Чжэнь с ночи отправился ко двору, чтобы попасть на утренний прием, но едва взошло солнце, как он примчался обратно. Весь в поту, задыхаясь, он только и смог проговорить:
– Закройте главные ворота! Закройте главные ворота!
Все испугались, не понимая, в чем дело. Немало времени прошло, пока Лю Чжэнь смог наконец объяснить:
– Цзинъюаньские войска восстали. Яо Линь-янь[224] ввел свои войска во дворец Ханъюань. Император бежал через Северные ворота дворцового парка, чиновники в панике. Беспокоясь о жене и дочери, я поспешил домой, чтобы принять необходимые меры. Сянь-кэ, помоги мне в устройстве семейных дел, тогда я отдам У-шуан за тебя.
Услыхав это, Сянь-кэ пришел в восторг и бросился благодарить дядю. Приказав упаковать двадцать тюков золота, серебра, парчи и шелка, Лю Чжэнь сказал племяннику:
– Переоденься и вывези эти вещи из Кайюаньских ворот; разыщи какую-нибудь тихую, уединенную гостиницу и найми там помещение, а я с твоей теткой и У-шуан выберусь из ворот Цися и, объехав городскую стену, присоединюсь к тебе.
Ван Сянь-кэ поступил так, как ему было приказано.
Солнце уже село. Он долго ждал дядю с семьей в гостин