ице, за городом, но никто из них не появлялся.
После полудня ворота закрыли наглухо, а Ван Сянь-кэ все поглядывал на юг, откуда из-за городской стены должен был появиться дядя. Когда стемнело, Ван Сянь-кэ вскочил на коня и с факелом в руке объехал городскую стену до ворот Цися; они тоже оказались на запоре. Множество стражников с белыми жезлами в руках стояли и сидели у ворот.
Ван Сянь-кэ спешился и, приняв равнодушный вид, стал не спеша расспрашивать, почему заперты городские ворота и не выезжал ли кто сегодня через них.
Привратники рассказали ему, что Сыном Неба уже стал правитель области Чжу[225]; что после полудня какой-то человек с большим багажом в сопровождении четырех женщин хотел было выехать из этих ворот, но прохожие узнали его и заявили, что это начальник по налогам и пошлинам Лю Чжэнь. Начальник охраны не решился выпустить его. А к вечеру за ним примчались всадники, но он скрылся от них на север.
Заплакав от горя, Ван Сянь-кэ вернулся в гостиницу. Когда третья стража близилась к концу, неожиданно открылись городские ворота и от факелов стало светло как днем. Из городских ворот выбежали воины в полном вооружении, с обнаженными клинками в руках. Они кричали, что им дано право разыскивать и без суда убивать сбежавших за город сановников.
Побросав вещи в экипаж, Сянь-кэ, охваченный страхом, отправился в родной Сяндэн. Там он прожил три года. Когда восстание было подавлено и в стране вновь установился порядок, Ван Сянь-кэ поехал в столицу разыскивать дядю.
На улице Синьчан Сянь-кэ остановил лошадь и в нерешительности стал осматриваться. Вдруг к нему подъехал какой-то всадник и вежливо приветствовал его. Внимательно вглядевшись, Сянь-кэ узнал Сай Хуна, старого слугу своего дяди. Прежде Сай Хун служил в семье Ван Сянь-кэ, но дядя часто пользовался его услугами и в конце концов оставил его у себя. Взявшись за руки, оба горько заплакали.
– Живы ли почтенные дядя и тетя? – спросил Сянь-кэ.
– Они живут на улице Синхуа.
Вне себя от радости, юноша воскликнул:
– Сейчас же едем к ним!
– Я женился на бывшей певице, – сказал Сай Хун, – у нее есть маленький домик, и мы живем продажей разрисованного шелка. Сейчас уже почти ночь. Заночуйте-ка, господин, у нас, а завтра утром навестите родных.
Сай Хун привел Сянь-кэ к себе домой, поставил перед ним богатое угощение. Когда совсем стемнело, он сказал Сянь-кэ:
– Ваш дядя Лю Чжэнь перешел на службу к мятежникам, и за это он и его супруга были казнены императором. У-шуан забрали в императорский гарем.
Жалобные крики и рыдания Сянь-кэ растрогали даже соседей.
– Китай так велик, а у меня во всей Поднебесной нет ни одного родственника. Не знаю, где мне приклонить голову, – сказал он, немного придя в себя, и спросил: – Кто же еще из старых слуг остался жив?
– Только Цай-пинь, служанка У-шуан, – ответил Сай Хун, – сейчас она в доме воеводы Ван Суй-чжуна, что служит в личной охране императора.
– У-шуан повидать, конечно, невозможно, – сказал Сянь-кэ, – но если я увидел хотя бы Цай-пинь, то умер бы спокойно.
Ван Сянь-кэ отправился к Ван Суй-чжуну и попросил его принять солидный выкуп за служанку Цай-пинь. Он рассказал все, что произошло с его дядей, и выразил желание исполнить последний долг племянника перед покойным.
Ван Суй-чжун оказался очень отзывчивым. Он был растроган рассказом Ван Сянь-кэ и согласился исполнить его просьбу.
Сянь-кэ нанял дом и поселился в нем вместе с Сай Хуном и Цай-пинь.
Сай Хун часто говорил ему:
– Вы уже взрослый человек, надо вам искать службу. Зачем же проводить время в горести и скорби?
Согласившись с ним, Сянь-кэ снова обратился за помощью к Ван Суй-чжуну; тот рекомендовал его правителю столичного округа Ли Ци-юню. Благодаря происхождению и рангу Сянь-кэ Ли Ци-юнь назначил его начальником Фупина[226] и смотрителем почтовой станции в Чанлэ.
Месяц спустя пришло известие о том, что дворцовые гонцы везут тридцать женщин из императорского гарема в императорский мавзолей для подготовки к обряду «обметания могил»[227]. Когда девять крытых войлоком экипажей прибыли на станцию Чанлэ и женщины стали выходить из них, чтобы заночевать здесь, Ван Сянь-кэ сказал Сай Хуну:
– Я слышал, что почти все наложницы императора, которых выбрали для этой поездки, – родом из знатных семей. Может случиться, что и У-шуан здесь. Нельзя ли узнать об этом?
– У императора несколько тысяч наложниц, – возразил Сай Хун, – разве можно среди них найти У-шуан?
– Все-таки пойди, – настаивал Сянь-кэ.
Он приказал Сай Хуну надеть форму станционного слуги и кипятить чай перед занавесом; дал ему три тысячи медных монет и сказал:
– Занимайся чаем и ни на минуту не оставляй этого дела. Но если что-нибудь вдруг заметишь, немедленно беги сообщить мне.
Сай Хун согласился и ушел. Женщины находились за занавесом, и увидеть их было невозможно, только слышна была их болтовня. Поздней ночью все стихло; люди улеглись спать. Сай Хун вымыл посуду, задул огонь, но не смел ложиться. Внезапно из-за занавеса послышался голос, прерываемый рыданиями.
– Сай Хун, как ты узнал, что я здесь? Здоров ли молодой господин?
– Он начальник этой станции, – ответил Сай Хун. – Догадываясь, что вы можете оказаться сегодня здесь, он приказал мне приветствовать вас.
– Я не могу долго разговаривать с тобой, – сказала У-шуан, – завтра после моего отъезда у дверей северо-восточной комнаты, под красной подушкой, ты найдешь письмо для твоего господина.
Сказав это, У-шуан отошла. За занавесом раздались шум и возгласы:
– Ей дурно!
Дворцовый курьер побежал за лекарством. Оказалось, что У-шуан упала без чувств.
Сай Хун поспешил сообщить обо всем Сянь-кэ; тот в тревоге спросил:
– Как бы мне хоть разок взглянуть на нее?
– Сейчас чинят мост через реку Вэй, – ответил Сай Хун. – Когда экипажи поедут через мост, вы под видом надсмотрщика можете стать поближе. Если У-шуан узнает вас, она, наверно, раздвинет занавески экипажа и выглянет.
Ван Сянь-кэ последовал его совету. Когда третий экипаж поравнялся с ним, занавески его действительно были отдернуты, и, заглянув вовнутрь, Сянь-кэ увидел, что там сидела У-шуан.
Охваченный тоской и любовью, Ван Сянь-кэ не мог справиться со своим волнением.
Сай Хун нашел письмо У-шуан под красной подушкой у дверей. Пять изящных листков тончайшей бумаги рассказали о ее печальной судьбе, – читая письмо, Сянь-кэ рыдал от жалости. Она прощалась с ним навсегда. В конце письма была приписка: «Я часто видела указы, в которых упоминался военачальник Гу, родом из Фупина, человек находчивый и смелый. Не могли бы Вы обратиться к нему?»
Ван Сянь-кэ тотчас же подал прошение об освобождении от обязанностей начальника станции и вернулся к своей должности начальника уезда Фупин. Там он разыскал военачальника Гу, который жил в своем поместье, и познакомился с ним. Все, чего бы Гу ни захотел, Сянь-кэ подносил ему: парчу, шелка, драгоценности, яшму; но в течение года ни разу не заговаривал о цели своих посещений.
Отслужив положенный срок, Сянь-кэ поселился в уезде.
Однажды Гу пришел к нему и сказал:
– Я простой старый солдат, на что я гожусь? Вы делали все для меня. Я понимаю, что у вас есть ко мне какое-то дело, и, тронутый вашей преданностью, готов растереть себя в порошок ради вас.
Сянь-кэ со слезами поклонился Гу и рассказал ему все. Подняв глаза к небу, старик похлопал себя по голове и сказал:
– Это нелегкое дело. Но все-таки попробую помочь, хоть это займет и не один день.
Ван Сянь-кэ поклонился ему:
– Разве я посмею ограничивать вас сроком? Только бы увидеть ее!
Полгода прошло без всяких известий. Как-то раз постучали в дверь – пришло письмо от Гу. «Вернулся посланец с горы Мао[228], – говорилось в нем. – Приезжайте скорей!»
Ван Сянь-кэ вскочил на лошадь и мигом примчался к Гу. Тот не говорил ни слова. Когда Сянь-кэ спросил о посланце, Гу мимоходом бросил:
– Убит, – и тут же предложил: – Выпейте еще чаю.
– Есть ли у вас в доме какая-нибудь женщина, знакомая с У-шуан? – спросил он затем.
Ван Сянь-кэ назвал Цай-пинь и вскоре привел ее. Пристально посмотрев на служанку, Гу улыбнулся.
– Оставьте ее здесь дня на четыре, – весело сказал он. – А вы, господин, возвращайтесь домой.
Через несколько дней внезапно пронесся слух: «Особа высокого происхождения будет похоронена в императорском мавзолее».
Сильно встревожившись, Сянь-кэ приказал Сай Хуну выяснить, кто умер; оказалось: У-шуан.
Ван Сянь-кэ вне себя закричал:
– Я надеялся на Гу. Теперь она мертва! Что же он сможет сделать?
Он плакал, стонал; ничто не могло его утешить. Поздно вечером он услышал настойчивый стук в дверь. Открыл – оказалось, что пришел Гу с трупом, завернутым в циновку.
– Это У-шуан, – сказал он Сянь-кэ, – сегодня она умерла, но под сердцем еще тепло. Завтра она оживет, дайте ей лекарство и храните все в тайне.
Сянь-кэ внес У-шуан в комнату и всю ночь сидел рядом с ней. На рассвете тело ее стало теплеть, затем появилось дыхание. Увидев Сянь-кэ, У-шуан зарыдала и упала в обморок. Весь день он приводил ее в сознание, наконец к ночи она пришла в себя.
Явился Гу и сказал:
– Отпустите со мной вашего Сай Хуна, чтобы вырыть яму за домом.
Когда была вырыта глубокая яма, Гу отрубил мечом голову слуги и бросил ее в яму. Сянь-кэ пришел в ужас, но Гу сказал ему:
– Не пугайтесь. Сегодня я отблагодарю вас за ваши милости. Я слышал, что даосы на горе Мао обладают чудесным лекарством; тот, кто примет его, немедленно умрет, но через три дня оживет. Я послал человека за этим лекарством и получил одну пилюлю. Вчера я приказал Цай-пинь переодеться дворцовым курьером и поднести эту пилюлю У-шуан, чтобы она покончила с собой как участница мятежа. После этого я пришел в помещение, где лежало тело умершей и, выдав себя за родственника, выкупил труп У-шуан за триста свитков шелка. Всю дорогу сюда я щедро одаривал всех, чтобы пресечь распространение слухов, могущих раскрыть вашу тайну. Гонца, ездившего на гору Мао, и носильщиков я убил на пустыре за городом. Самого себя я тоже прикончу ради вас, сударь. Вам же здесь оставаться нельзя. За воротами вас ждут десять носильщиков, при них пять лошадей и двести тюков шелка. В пятую стражу возьмите У-шуан и уезжайте. Перемените свою фамилию, имя и скройтесь, чтобы избежать беды.