– Зеркало, – ахнул Платонов.
– Ну, конечно, зеркало, – торжественно произнес Иван Иванович. – Оно и есть мост между мирами.
Верхотуров смотрел на двух ученых, открыв рот.
– Да, Валерий Константинович, кажется, разобрались, – задумчиво проговорил Иван Иванович. – Все правда. Все правда, м-да…
– Что – правда? – на всякий случай переспросил Верхотуров, уже зная ответ.
– И ангелы правда, и предсказания, и наличие души. И приходит это все к нам через зеркала и во снах, вот так, – задумчиво проговорил Платонов.
– И что же это значит?
– А это значит, что странная девушка в черной одежде владеет какой-то древней тайной, которая связана с человеческими снами и с зеркалами, и, кажется, принимает очень активное участие в том, чтобы эту тайну разгадать.
– А как же ваш этот юнец-компьютерщик с концом света? – спросил Верхотуров.
– Да вот теперь получается, что, может, и вправду что-то важное происходит, – задумчиво проговорил Иван Иванович. – Даже если, предположим, какой-то мифический апокалипсис и готовится, хотя я по-прежнему в это не верю, что может противостоять ему?
– У меня есть ответ, но он несколько… странный, что ли… – произнес Платонов.
– Валяйте. Не представляю, что может быть страннее того, что мы только что услышали, – выдохнул генерал Верхотуров.
– Попрошу отнестись серьезно к тому, что я сейчас скажу. – Платонов испытывающее посмотрел на собеседников, а потом продолжил: – Раз мы уже с вами предположили наличие ангелов, библейских пророчеств, души и прочего, стоит, наверное, обратить внимание на то, о чем они чаще всего говорят.
– Как это «о чем»? – Удивился Иван Иванович. – О разном.
– Ну да, говорить они могут о разном, только, как правило, все заканчивается одним и тем же. – Платонов немного помолчал, взвешивая слова, которые предстояло сказать. – Все они так или иначе, говорят о любви.
– О любви? – удивился Верхотуров.
– Конечно! Привидения или духи там какие-нибудь приходят, когда их никто не любит, не любил или, наоборот, кто-то любит или любил слишком сильно. Все проповеди Иисуса Христа сводятся к любви. Тема любви – абсолютный приоритет всех древних тестов, от древнеиндийских самхит до Ветхого или Нового Завета. Надеюсь, вы не станете спорить и с тем, что все порывы души так или иначе связаны с любовью. Любовь – вот ключ к пониманию этого странного мира человеческих снов и человеческой души. И, если хотите, всего того, что там произошло у вас на базе.
Иван Иванович нахмурился.
– Да вы не переживайте так сильно, – улыбнулся Платонов. – Проблема в филологии.
– При чем здесь филология? – удивился Иван Иванович.
– Именно филология! Мне это кажется очень интересным, – быстро заговорил Платонов. – Выслушайте меня, пожалуйста, внимательно. Эту теорию я давно хочу описать. Мне кажется это очень важным. Обратите, пожалуйста, внимание на то, что слово «любовь» звучит на разных языках по-разному, но смысл его везде примерно одинаков. И смысл этот нигде «не дотягивает» до древних текстов. То есть этим словом в современном его значении (а я надеюсь, вы понимаете, что, говоря о современном значении, я имею в виду последние пару тысяч лет) совершенно невозможно объяснить то, что как-то раньше объяснялось!
– Что вы имеете в виду? – осторожно спросил Верхотуров.
– Ну что это такое: «Бог есть любовь»? Или вот это: «Заповедь одну дам вам: любите друг друга»? Вы понимаете, о чем идет речь? Только честно!
– Если честно, не совсем, – признался генерал.
– Произошла какая-то коварная подмена слова «любовь». Причем не только в русском языке, но и во всех языках мира! Ведь в приведенных цитатах речь идет о чем-то возвышенном и глобальном. Но слово этого никак не отражает. Слово другое, понимаете? Оно не подходит. Такая же ситуация и в английском, и в немецком, и в турецком, да каком угодно!
– А что же подходит? – спросил Иван Иванович.
– Я не знаю, – развел руками Платонов. – Может быть, какой-то набор слов, в котором было бы и милосердие, и доброта, и уважение, и самопожертвование, и нежность, и порядочность, и секс этот несчастный, будь он неладен! Но единого слова, обозначающего все названное, не существует, понимаете? А раньше существовало. А сегодня это слово переводится как «любовь». Но не имеет и тысячной доли того смысла, которое в него вкладывали когда-то.
– Может быть, просто изменилось значение? – миролюбиво предположил Верхотуров, наблюдая за тем, как ученый все больше и больше распаляется.
– Конечно, изменилось! Но обратите внимание, что оно почему-то изменилось у всех народов Земли! Сегодня что такое любовь? Это слово превратилось во что-то выхолощенное и затасканное. Люди разговаривают о любви, а на самом деле думают о том, кто с кем спит. Мы замылили, затаскали это слово. Оно звучит из каждого телевизора, из каждой попсовой песни, в каждом предложении прыщавого школьника. И если этот школьник проходит на уроке литературы, например, «Войну и мир» и учитель говорит, что Наташа Ростова искала любовь, весь класс возбужденно перемигивается. Как же, любовь она искала! Сначала с одним жила, потом с другим. И происходило все это под какие-то не понятные нам сейчас высокопарные слова. Секс – это лишь маленькая часть любви, и даже, думаю, не самая главная. А шоу-бизнес мгновенно навсегда прикрутил к этому понятию секс. Да так прикрутил, что ничего другого и не осталось! А вот вы, например, – Платонов махнул рукой в сторону Верхотурова, – суете всем эту вашу любовь к родине и расстреливаете, если вдруг кто-то, по вашему мнению, ее не любит. Вы к чинопочитанию и послушанию власти любовь гвоздями приколотили. И тоже уже ничего другого за этой конструкцией и не видно! А вот вы, наверное, детей своих очень любите? – Платонов посмотрел на Ивана Ивановича. – Только иногда они ведь вас так достают, что жить не хочется, правда? А вы их вроде любите, правда?
Сидорчук испуганно завертел головой, и стало понятно, что Платонов попал в точку.
– И что же из этого всего следует? – спросил Верхотуров, вспомнив ночной разговор у костра на берегу моря.
– Сам пока не понимаю, – покачал головой Платонов. – Очевидно одно: насильственное вторжение в природу человеческих снов несет за собой какие-то разрушительные действия, от этого гибнут люди. И спасти ситуацию может только любовь, но мы, во-первых, не понимаем, что это такое, а во вторых, не понимаем, как она может нам помочь.
– Ну, может быть, происходит что-то особенное с людьми, когда приходит любовь? – спросил Верхотуров.
– Вообще-то да, – задумчиво проговорил Иван Иванович. – Это очень интересно. Очень, знаете ли, интересно! – Он вскочил и нервно заходил по кабинету. – Слушайте, я думал это просто случайность. Теперь я уверен, что нет. Понимаете, мозг влюбленного человека вырабатывает гормон, который называется дофамин. Дофамин этот впрыскивается в клетки головного мозга какими-то невероятными дозами. Ну, чтобы вы понимали, этот гормон еще называют гормоном «жизненных удовольствий».
– Как у наркоманов, что ли? – переспросил Верхотуров.
– Пожалуй, – кивнул Иван Иванович, – у наркоманов тоже. В огромных количествах этот гормон вбрасывается в клетки человеческого мозга, когда человек получает какое-то удовольствие. Чем сильнее удовольствие, тем больше выброс дофамина. И вот что мы заметили в ходе своих исследований. Тот человек, в крови которого мы обнаруживаем большее количество дофамина, видит большее количество снов, чем человек, у кого дофамин на обычном уровне.
– Иными словами… – поднялся со своего стула севший было Платонов.
– Иными словами, некто, создающий сны, питается человеческим гормоном дофамин и кровно заинтересован в том, чтобы люди любили друг друга.
– И очень не заинтересован в том, чтобы люди друг друга убивали… – задумчиво проговорил Платонов.
– Конечно! Тогда этому организатору снов будет просто нечем питаться! – Иван Иванович победно хлопнул себя по коленке. – Вы представляете, коллега, к какому научному открытию мы только что пришли?
– Подождите, подождите, – не разделил радости ученого Верхотуров, – вы можете мне объяснить, что происходит? Не то чтобы я не знал, что такое гормоны, все про это всегда говорят. Впрочем, я не знаю, что это. Можно для меня поподробнее?
– Конечно, Валерий Константинович, я сейчас вам все объясню. – Поднял руку Платонов. – Все очень просто. Всегда много говорят о том, о чем никто ничего не знает. Так и с гормонами. Слова «тестостерон», «гормоны», «адреналин» знает любой школьник, но никто не знает доподлинно, что это такое и как это работает.
– Именно так, – продолжил Иван Иванович. – Наука эндокринология, изучающая человеческие гормоны, – очень молодая. Вообще гормоны открыли и стали изучать только в начале ХХ века. Собственно, тогда и были проведены первые исследования и открыт первый гормон – секретин, отвечающий в человеческом организме за выработку пищеварительных соков и находящийся в двенадцатиперстной кишке.
– Пока очень многое неизвестно, но одно можно сказать совершенно точно. Поведение человека, его чувство голода или насыщения, половое влечение или чувство прекрасного, иммунитет и настроение, подверженность болезням и контроль репродуктивного цикла – все это регулируется самыми разнообразными гормонами, многие из которых наукой до сих пор еще не открыты. Так и этот дофамин. Он вырабатывается тоже где-то в организме…
– Надпочечниками, – уверенно продолжил Иван Иванович, – он вырабатывается надпочечниками…
– Предположим, – согласился Платонов. – Это очень большая тайна, каким образом информация о том, как человек должен себя вести, попадает в конечном итоге в мозг. Когда-то ученые думали, что гормоны передаются по кровеносной системе, как по рекам. Но очень скоро стало понятно, что кровеносная система тут вообще ни при чем.
– А как же информация о том, что ты, например, влюбился, из этих самых надпочечников попадет в головной мозг, если не по кровеносным сосудам? – удивился Верхотуров.