Дел запела. Запела Северную песнь.
Сознание вернулось одним толчком и я понял, что действительно поежился, потому что Дел положила свою прохладную и мягкую ладонь на мой лоб.
Ее лицо склонилось над моим. Прекрасное, молодое, непреклонное. Почти безупречное по своей красоте, под нежностью которого скрывались твердость металла и обжигающая острота стали.
– Жар спал, – сказала она и убрала руку.
Через секунду я перекатился на бок и приподнялся на локте.
– Сколько?
Она отошла в сторону и присела у стены камней. Руки отдыхали на бедрах.
– Всю ночь. Ты бредил. Я промыла рану.
Я посмотрел в ее искренние глаза и снова встретил взгляд равного мне противника, готового войти в круг. За ее левым плечом, в ножнах спокойно висел Северный меч. Блеск изрезанного узорами серебра, казавшегося снежно-белым под яркими солнечными лучами, резал глаза. Я вспомнил свой сон и задумался, что же мог наговорить в бреду.
Но спросить почему-то не решился.
Она снова надела алый бурнус и распустила волосы. Кожа на носу стала еще краснее и в ближайшее время должна была потрескаться и облупиться. Светлые-светлые волосы и голубые-голубые глаза подчеркивали разницу между Севером и Югом, хотя я понимал, что главное отличие было не внешним, а внутренним. Мы воспитывались в разных мирах и поэтому мыслили по-разному.
И между нами вставала стена.
Я осмотрелся. Дел знала, что делала. Пока я спал, она собрала вещи и оседлала лошадей. Животные, низко свесив головы и прикрыв глаза, чтобы не раздражал свет, грустно ожидали отправления. Местами кожа их подрагивала. Жеребца и серого изводили назойливые насекомые.
Я повернулся к Дел, собираясь сделать ей комплимент, а она уже протягивала мне ломоть поджаренного мяса. Я сразу понял, что это была не кумфа.
Для пробы я коснулся его языком.
– Песчаный тигр, – сообщила Дел. – Я решила, что самец будет слишком жестким и приготовила самку.
Откусить я успел, но проглотить не смог. Мясо застряло в зубах и мне показалось, что рот был переполнен, хотя кусок был небольшим. Сама ИДЕЯ съесть животное, в честь которого меня назвали, напоминала мне каннибализм. Дел не улыбнулась.
– В Пендже едят то мясо, которое сумеют достать, – ее глаза сверкнули.
Я нахмурился, прожевал, но ничего не ответил.
– Кроме того, я смешала мясо кумфы с молоком и накормила тигрят. А нам нужно было приготовить что-то другое для разнообразия.
– С молоком?
– Они же должны сосать мать, – объяснила она. – У самки еще было молоко и я подложила ей тигрят. Какой смысл оставлять то, что все равно пропадет.
– Они сосали мертвую мать?
Дел едва заметно пожала плечами, но по-моему она поняла, как дико это прозвучало.
– Она была еще теплой. Я знала, что молоко не свернется еще час или два, так что стоило попробовать.
Надо отдать ей должное: я бы до такого ни за что не додумался. Но меня бы и не заинтересовала судьба пары котят, которые через месяц станут беспощадными убийцами. Только женщина может…
– Что ты собираешься с ними делать?
– Они уже на твоей лошади, – сообщила она. – Я их устроила в твоей переметной суме, потому что в моей места не нашлось. Они не будут тебя беспокоить.
– Котята песчаного тигра на МОЕМ гнедом?
– Он кажется не возражал, – парировала Дел, кивнув на жеребца. – Почему ты против?
Аиды, есть женщины, которым ничего не докажешь, как ни старайся, так что я даже пытаться не стал. Мясо тигра оказалось неплохим. Я доел кусок, надел через голову бурнус и встал. Бедро ныло, но организм уже справился с ядом. Следы когтей шли от края набедренной повязки до середины бедра, на мое счастье когти вонзились неглубоко. Пару дней эти царапины будут мешать, но на мне все заживает быстро.
– Готова ехать? – я сделал последний глоток и подошел к жеребцу.
– С рассвета.
Мне показалось, что в ее голосе прозвучал укор, и я насторожился. Несколько секунд я тупо смотрел как она садилась на лошадь, а потом вспомнил причину.
– Ты все еще злишься на меня за то, что я убил самку?
Она вставила ноги в стремена и подобрала повод.
– Самка была моей. Ты забрал ее у меня. Ты не имел права.
– Я пытался спасти твою жизнь, – напомнил я. – Для тебя это ничего не значит?
Она сидела очень прямо, алый шелк бурнуса горел на солнце.
– Значит, – согласилась она. – Конечно значит, Тигр. Это благородно с твоей стороны, – Северный акцент искажал слова. – Но добавив славы себе, ты лишил ее меня.
– Ну хорошо, – сдался я. – В следующий раз я позволю тебе умереть.
Я повернулся к ней спиной. Бесполезно спорить с женщиной когда она рассержена или в голове у нее что-то засело. Я и раньше бывал в подобных ситуациях и успел понять, что споры могут продолжаться до бесконечности (конечно признаю, что никогда не ввязывался в спор о праве убить песчаного тигра, но, ради валхайла, лучше было и тут замолчать первым).
Жеребец затанцевал, когда я вскочил в седло, и я с трудом поймал стремена. Хвост с шипением разрезал воздух, красноречиво выражая лошадиный протест против моего присутствия. Гнедой низко опустил голову и медные украшения уздечки зазвенели. Я услышал тихое вопросительное хныканье в одной из сумок и только тут понял, что везу с собой двух котят песчаного тигра. Я получил свое имя убив одного пустынного хищника, потом убил еще двоих, а теперь тащил двух тигрят через пески как полный идиот.
Или добросердечная женщина.
– Давай я возьму их себе, – предложила Дел.
Еще несколько минут назад она утверждала, что у нее нет места. Так что предложение было бессмысленным, если не являлось началом мирных переговоров. Или, что более походило на правду, Дел опасалась за жизнь тигрят на моей лошади.
Я помрачнел, врезал жеребцу по бокам и он легкой рысью пошел по песку. Спина гнедого выгнулась – жеребец, когда хотел продемонстрировать свое несогласие, умел устраивать из этого захватывающее представление – и я напрягся, ожидая опустит он резко голову или поддаст задом, что послужит началом битвы. Это было вполне в его характере – дождаться пока мне раздерут ногу, к седлу прицепят мешок полный песчаных тигров, доведут меня до бешенства и тут он внесет свой посильный вклад в это издевательство. Добавить будет уже нечего.
Но жеребец неожиданно успокоился, еще немного потанцевал, чтобы я не забывал о нем, и пошел очень спокойно, по его понятиям. Дел ехала рядом на своем тихом мерине и косилась на мою переметную суму. Тигриного писка я больше не слышал и решил, что малыши уснули. Если в их головах было хотя бы по одной извилине, они уже должны были понять, что им лучше было погрузиться в вечную спячку. По крайней мере в ближайшее время вытаскивать их на свет я не собирался.
– Ну? – спросил я. – Так что ты решила? Будешь их растить и воспитывать?
Дел покачала головой. Она успела надеть капюшон и ее волос я не видел, а лицо, даже затененное красной тканью, казалось белым как молоко. Выделялся только обожженный солнцем нос.
– Они дикие звери. Ты правильно сказал, через месяц они будут опасны, но… Я хочу подарить им этот месяц. Нельзя же позволить им умереть от голода из-за того, что их мать погибла. Через пару недель они окрепнут и мы сможем их отпустить.
Пара недель. Она окончательно спятила.
– И чем ты будешь их кормить вместо молока?
– У нас только мясо кумфы. Придется им, – кончики ее губ изогнулись, а голубые глаза заблестели. – Если люди могут его глотать, то и песчаные тигры могут.
– Не настолько оно плохое.
– Оно ужасное.
Ну пусть даже и так, спорить не буду. Но это лучшая еда, когда пересекаешь Пенджу, где не найдешь ни одной съедобной твари, а если даже и найдешь, никогда нельзя поручиться, что сам не станешь обедом.
Я прищурился, когда солнечный свет отразился от рукояти ее меча. До чего же странно было видеть оружие за спиной женщины.
– Слушай, ты действительно знаешь как обращаться с такими штуками? – я потрогал рукоять Разящего, торчавшую из-за моего плеча. – Или просто пытаешься отпугнуть мужчин, с которыми не хочешь иметь дело?
– Тебя это не отпугнуло.
Этот выпад я не удостоил ответом.
Она подумала и улыбнулась.
– Спрашивать меня об этом имеет такой же смысл, что и спрашивать тебя.
– Этот ответ я принимаю за твердое да.
– Твердое, – согласилась она. – Да.
Я взглянул на нее, не скрывая сомнений.
– Это не женское оружие.
– Обычно нет. Но это не значит, что женщина не может владеть мечом.
– На Юге значит, – я посмотрел на нее сердито. – Не шути, баска… Ты знаешь не хуже меня, что очень немногие женщины смогут правильно взяться за нож, и ручаюсь, что ни одна из них не касалась меча.
– Может потому что мужчины не позволяют женщинам делать это, – она покачала головой. – Не торопись с выводами. Ты не уважаешь мое мастерство, а хочешь, чтобы я уважала твое.
Я вытянул руку и напряг мышцы.
– Не будешь же ты утверждать, что женщина может сражаться со мной и победить.
Она посмотрела на мою руку, а потом взглянула мне в глаза.
– Ты больше, гораздо больше меня, это так. И, без сомнения, у тебя больше опыта, но из-за этого не стоит делать вывод, что я ничего не умею. Почему ты так уверен, что я никогда не входила в круг?
Я опустил руку на бедро. Засмеяться над ней было бы зло и излишне жестоко, но я не смог срыть смешок, когда услышал эти слова.
– Тебе нужны доказательства? – спросила она.
– Какие? Хочешь войти со мной в круг? Баска… еще ни один мужчина не справился со мной, иначе мы сейчас не разговаривали бы.
– Не до смерти. Как на тренировке.
Я улыбнулся.
– Нет.
Она сжала губы.
– Нет, конечно нет. Ты не вынесешь, если обнаружишь, что я на самом деле хорошо владею мечом.
– Настоящий танцор никогда не говорит, насколько он хорош. Ему это не нужно.
– Ты говоришь. Намеками.
– Нет, баска, – ухмыльнулся я. – Моя репутация складывается не из намеков, не оскорбляй Разящего, – я наклонил вперед левое плечо и встряхнул рукоять.