Когда она повернулась, я увидел ее лицо. Красота, которой нельзя было доверять. Слишком чистая, слишком выверенная. Как у изваяния. Или клинка. Я не почувствовал ни желания, ни страха — только уважение. Такой женщине не кланяются. С ней торгуются, зная, что проигрыш — смерть.
Фэнг шагнул вперед и низко поклонился.
— Госпожа, перед вами Фэн Лао.
Она не ответила сразу. Только подняла глаза. И посмотрела прямо на меня. Будто раскладывала по полкам каждую мою мысль. Я выдержал взгляд молодой драконорожденной, а через мгновение рухнул на колени от острой боли в глазах.
Сквозь слезы, застилавшие мне глаза, я увидел жуткую призрачную надпись прямо над головой этой ледяной девушки:
Проклятие отложенной смерти
А рядом были песочные часы, в которых почти не осталось песка…
Глава 14
Не знаю, как он это сделал, но старик, который секунду назад стоял в нескольких метрах от меня, уже оказался почти вплотную и чуть сбоку. Его четки, похожие на безобидные бусины, внезапно стали похожи на изощренное оружие. Тонкая, но прочная нить, нанизанная на нефрит, была туго обмотана вокруг моей шеи, словно цепь, и сдавливала горло с таким расчетом, чтобы не убить сразу, но дать понять, кто здесь решает, кому жить.
— Шифу, стой! — спокойно, но с безапелляционной ноткой приказала она. Голос, в котором не было паники, лишь укоренившаяся с детства привычка отдавать приказы так, чтобы их исполняли без промедления.
— Госпожа? — раздался трескучий, как сухая кора, голос старика, готового в любой момент одним движением превратить мою шею в раздавленную трубку. И что хуже — я осознал, что полностью отрезан от энергии. Ни шкал, ни ощущения потока, ни даже следа эссенции. Стоило этим четкам обвить мое горло, как я стал снова тем самым Фэн Лао, который ничего не знал о драконорожденных.
— Фэн Лао, объясни, что произошло? — спросила она, как если бы говорила не с человеком, а с книжной главой, которая ее заинтриговала, но которую она еще не решила, дочитывать или перелистнуть. В ее голосе звучала не ярость, не раздражение, даже не гнев. Там был только интерес. И в этом был весь ужас. Потому что это означало, что мое объяснение решит все. Шанс. Но и топор палача одновременно. И сейчас все зависит от того как я сумею рассказать все что я видел и насколько они мне поверят. Пусть девушка явно тут главная, но это чудовище с четками не стоит сбрасывать со счетов.
Я повернул голову к старику игнорируя, что его цепь еще сильнее врезалась в мое горло. Его лицо застыло, как каменная маска, а четки по-прежнему давили на шею, лишая не только воздуха, но и достоинства. Наши взгляды встретились. В этом деде было что-то от моего наставника. Тот же хищный взгляд, та же способность одним присутствием напоминать, что смерть — это не угроза, а просто часть его сущности, такая же как цвет глаз или волос. И тогда я понял — если я сейчас начну прогибаться, хрипя и давясь своими словами, стоя на коленях, словно преступник перед палачом, — меня никто не услышит. Даже если каждое мое слово будет правдой.
Мгновения тянулись, как кровь стекающая по холодному металлу ножа воткнутого в печень. Но старик сдался первым. Он резко дернул руку, и удушающая петля исчезла. Его четки снова стали просто четками — только теперь они были намотаны на запястье, как верная змея, пригревшись на руке хозяина. Я медленно поднялся. Провел рукой по шее, не столько проверить, что повреждений нет, а чтобы ощутить, жив ли еще. Шаг вперед и сделал полагающийся по этикету поклон. Не слишком низко показывая подобострастие, но и не вызывающе. Ровно настолько, чтобы подчеркнуть уважение, но при том сохранить собственное достоинство.
— Мое почтение, госпожа Цуй. Прошу простить за столь неподобающее появление. — Она чуть приподняла бровь. Чуть. Но этого хватило, чтобы понять: эффект достигнут. Она не ожидала, что каторжник способен говорить на языке тех, кто с детства привык играть в словесные сражения.
— Госпожа задала тебе вопрос, брат Лао, — вмешался Фэнг. Он шагнул вперед, став так, чтобы в случае чего оказаться между мной и своей хозяйкой. Его рука была на поясе готовая в любой момент выхватить клинок, чтобы тут же атаковать. Воистину верный пес дома. Пожалуй я понимаю главу Изумрудного Кедра, что решил принять бывшего убийцу и воина предела в слуги дома.
— Госпожа, прошу прощения за бестактность, — начал я, не обращая внимания на слова Фэнга. Сейчас главное, чтобы ледышка поверила мне. — но не ощущаете ли вы в последние недели нарастающую усталость, труднообъяснимую слабость, ощущение, будто вас что-то точит изнутри?
Такой вопрос был не просто на грани дерзости — он ее пересекал. Спрашивать драконорожденную о слабости — все равно что плевать в лицо командующему перед боем. Но я решил рискнуть. И не прогадал. Девушка, до этого неподвижная, как изваяние, на миг повернула голову к старику. Один быстрый, почти незаметный взгляд. Но мне этого было достаточно. В этом взгляде было подтверждение моих слов и немой ответ. Она понимала, что я попал точно в цель.
Я прямо сейчас видел как в ее голове мысли носятся со скоростью молнии бьющей в цель. О том, что ей плохо не мог знать никто кроме самых верных и близких. А еще того кто направил на нее проклятие.
А оно светилось призрачным светом наполненным эссенцией Изнанки. Тонкие, почти незаметные глазу нити тянулись от нее в Изнанку, будто что-то на той стороне уже вцепилось и просто ждет сигнала. Это было больше похоже на печать, выжженную на уровне самой судьбы.
Каким-то внутренним чутьем, я ощущал, что это проклятие нарушает зыбкую связь между нашим миром и миром Изнанки. На такой приговор может быть способен только кто-то очень подготовленный. Печать в виде часов была сделана из серебра, что говорило о ранге этого ритуального знака.
— Что ты имеешь в виду, каторжник? — спросил старик, не повышая голоса. В нем не было раздражения. Только холодный интерес, как у вивисектора перед очередным вскрытием.
— Я говорю, что на вашей госпоже висит проклятие, — ответил я. — Проклятие отложенной смерти. И если я все правильно понял, до его срабатывания остались считанные дни. Может быть, часы.
— Судя по вашей реакции, я не ошибся. У госпожи Цуй действительно мало времени, и если не принять меры — она умрет. Не от руки врага. Не в бою. Не в политических интригах. А просто потому, что кто-то использовал запрещенный ритуал, который вскоре сработает. И вы это знаете. Я всего лишь назвал то, что уже витает над молодой госпожой дома Изумрудного Кедра.
— Интересный каторжник, который знает название ритуалов за знание даже названий которых сдирают кожу с простолюдинов.
— Он не так прост, госпожа. В этом парне полно эссенции и судя по ее количеству он дошел до первой преграды. — Голос старика был больше похож на острую сталь.
— Шифу? — Меня уже начала раздражать привычка этих двоих разговаривать так будто тут не было совершенно никого.
— Не меньше сотни эссенции, а ни артефактов ни усиливающих глифов я не вижу, значит первая преграда. — Что еще за первая преграда? Пока в моей голове мелькали эти мысли вперемешку с раздражением, как госпожа Цуй повернулась ко мне и начала говорить.
— Фэнг сказал, что каторжник хочет выкупить свою жизнь. Но я не вижу тут каторжника. Я вижу дитя крови дракона, которое не знает о своей силе. Как я понимаю у тебя проблемы с Первым Советником, пробудившийся драконорожденный? — Как она это делает? Только что я был каторжником с затянутой петлей на шее, а сейчас уже пробудившийся драконорожденный. И самое интересное, она начала разговор не про свое проклятие хотя у нее поджимает время, а про мои дела. Ее выдержке и хладнокровию могут позавидовать даже опытные наемные убийцы.
— Если честно, не знаю госпожа. Командир стражи, что меня арестовал говорил, что это личный приказ генерал-губернатора.
— Не госпожа, судя по тому, что ты достиг первой преграды, то ты идешь тропой Возвышения. А Среди драконорожденных вступивших на тропу Возвышения принято обращение Ша. На низком языке его можно очень грубо перевести как сородич. Зови меня ша Ксу, договорились ша Лао? — Мои губы чуть дрогнули в усмешке, ее имя ей идеально подходило никогда не видел столь светлокожего человека.
— Хорошо, ша Ксу.
— Прекрасно. Тогда вернемся к первоначальному вопросу. Как я понимаю ты хочешь покинуть это место так, чтобы тебя никто не мог остановить?
— Именно, ша Ксу. — Девушка улыбнулась. Вот только об ее улыбку можно было порезаться.
— И ты готов заплатить за это нефритом, на котором выгравирована кровавая печать министерства обрядов династии Гуань. Я правильно тебя поняла, ша Лао?
— Все верно. — Я чуть склонил голову показывая, что она абсолютно права.
— Сколько? — А вот теперь началось самое интересное. Проблема лишь в одном, я попросту не представляю сколько может стоить этот нефрит, но сейчас не время сильно торговаться.
— Один полный сундук и еще один, без одного слитка.
— Почему?
— Часть слитка я отдал Фэнгу в качестве задатка. Он помог мне и благодаря его помощи я жив. Пусть он разделит со мной удачу остаток слитка я так же отдам ему. — В холодном взгляде откровенно читался интерес.
— Ты понимаешь, что этот нефрит будет восстанавливать запасенную эссенцию если положить его под лунный свет? Вижу, что не знал об этом и ты все еще готов отдать часть слитка Фэнгу?
— Да, ша Ксу. — Стоило мне это произнести как раздался нечто среднее между кашлем и смехом. Смеялся старик.
— Он точно похож на тебя, дитя. У него есть понимание чести, воров этому не учат. Я одобряю сделку, но решать тебе.
— Я готова вывести тебя из шахты за сундук с нефритом без одного слитка, ша Лао. Мои люди организуют твою смерть. И так же я дам хорошую цену за каждый слиток, что ты принесешь мне сверх того нефрита, что пойдет на сделку. Ты согласен?
— Да, ша Ксу.
— Дитя, Фэнг говорил, что он тень. Тогда лучше заключать сделку по их правилам. Для истинных теней сделка это непреложная истина. Повторяй за мной: тень я предлагаю тебе сделку. — А этот старик не прост. Очень не прост, к тому же называет драконорожденную дитя. Кто же ты такой дедуля?