Я вгляделся в гравировку. Некоторые точки — не просто декоративные. Это были символы. Не из традиционных и не из жречества великих драконов. Что-то более древнее. Когда-то я их видел, но мельком.
Закрыв глаза, я визуализировал эти символы, пытаясь найти связи в своей памяти, и наконец осознал. Это были стилизованные иероглифы времени и сна, а в древней традиции смерть также является сном, только вечным.
Открыв глаза, я пересчитал символы, надеясь, что я ошибаюсь, но нет — их было ровно девять. Девять звеньев, девять путей — формула связывания с местом силы, чтобы связать время и пространство воедино.
— Его нужно исследовать глубже, нужен настоящий специалист, а не дилетант вроде меня. — Я поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза. — Он держит на себе след, но не несет проклятие. Проклятие было вложено через него, как яд, пущенный в воду через бамбуковую трубку.
Ксу кивнула.
— Делай все, что считаешь нужным.
— Мне понадобится соль, зола и зеркало. И полчаса, чтобы остаться с ним один. Попробую понять все, что смогу. А тебе рекомендую найти специалиста.
Она задумалась на пару мгновений и кивнула со словами:
— Подготовь все, что попросил господин Лао. Ты остаешься с ним и выполняешь любые его приказы. Не вмешивайся в его действия, пока он не прикажет.
— Слушаюсь, госпожа. — Юноша поклонился и вышел быстрым шагом, чтобы принести мне все необходимое.
Я чуть усмехнулся, глядя на нее, и спросил:
— Тебя не пугает оставлять в сокровищнице семьи мастера-вора? — Она вернула мне усмешку со словами:
— Я оставляю в сокровищнице друга, который пытается спасти мою жизнь.
— Спасибо, — сказал я. — Это займет немного времени. Но то, что мы найдем, может многое объяснить. Или — запутать еще сильнее.
Ритуальные предметы прибыли быстро. Хоу Цзэ вошел бесшумно, как и подобает хорошо выученному слуге, но в его руках чуть дрожало зеркало. Юноша ощущал неправильное и боялся, но его верность госпоже была выше страха. Достойный слуга.
Я принял все молча: круглая чаша с белой солью, мешочек с пеплом из сандала, плоское зеркало в раме из черного дерева. Уголок его был сколот — хороший знак. В древней традиции зеркало без изъяна не отражает Изнанку, а только красоту.
— Оставь все и выйди. Закрой за собой. — Коротко отдав приказ, я начал дыхательную гимнастику. Мне далеко до мастера ритуалов, но этот — один из базовых. Проблема была лишь в том, что у него очень много условий для выполнения, но на счастье Ксу моя связь с Изнанкой закрывала большую часть из них.
Юноша поклонился и вышел, тихо притворив за собой дверь. Внутри остались только я, гребень и воздух, наполненный древней тишиной, которая, казалось, существовала здесь задолго до этого поколения семьи Цуй. Здесь хранились вещи с историей. И если быть честным — с тяжелым шепотом прошлого. Я слышал этот шепот с той стороны. От многих вещей в этом месте веяло смертью. Но хуже было другое: тут пахло плохой смертью.
Я медленно выдохнул, расстелил перед собой тонкую ткань, выложил на нее соль в круг, оставив на севере узкий проход — вход и выход в царство Изнанки. В центр положил зеркало. Пепел высыпал полумесяцем вдоль края круга, чтобы обозначить фазу умирающей луны. Затем поставил гребень на подставку, словно это не реликвия, а оружие. По сути, оно и было оружием.
Медленно опустился на колени.
— Имя мое сокрыто, но путь мой отмечен. Сердце мое — у врат. Я не вызываю, не взываю, не повелеваю. Я только смотрю. — По идее, дальше стоит просто сидеть и надеяться на помощь добрых духов, но тут у меня в голове что-то щелкнуло, и я вспомнил про дух писаря, заключенного в фонаре, и про то что говорил мой непосредственный начальник. Чем выше твой ранг в призрачной иерархии, тем больше ты можешь увидеть, и я изменил ритуал.
— По воле Призрачной канцелярии я расследую дело. Покажи мне все, приказ сянвэйши! — Мои слова звучали глухо, но в них была вплетена эссенция Изнанки, и теперь они были слышны духам мертвых.
Я смотрел в зеркало. Тот, кто ожидает увидеть там лица мертвых, — дурак. Зеркало не отражает духов. Оно отражает их шаги. Сдвиги света, резонанс, случайную каплю цвета не от мира сего.
Первые минуты ничего не происходило. Я чувствовал лишь тепло дерева под коленями, запах соли и сандала. Гребень неподвижно лежал на подставке, словно и не собирался раскрыть свою суть.
Но потом началось! Пепел сдвинулся. Он сдвинулся, как будто его затянуло внутрь круга.
Я замер. Пыль сандала потянулась к гребню. Как ручейки, бегущие к центру воронки. Зеркало чуть потемнело, и я увидел в нем — не отражение, а образ следа. Плавный, как если бы кто-то провел пальцем по поверхности. Не моим. Я не прикасался.
— Я слуга закона, — сказал я вслух, вновь добавляя эссенцию Изнанки, и в комнате будто бы стало тише, хотя и так царила полная тишина. — Я иду по следу. Тот, кто оставил проклятие через этот предмет, — преступник. И я иду за ним.
Зеркало вспыхнуло тусклым светом, и я увидел знак.
Не в явном виде — скорее, структуру. Как рябь, принявшая форму. Внутренний глаз узнал: ключевое соединение сделано на крови. Но не крови жертвы. На крови носителя.
И вот теперь все встало на свои места.
Гребень был не просто каналом. Он был замком, активированным через касание крови. А если так — то активировал проклятие не тот, кто его вложил. Кто-то дал его Сюэжун, и почему-то ее кровь коснулась предмета, что позволило проклятию перейти на нее.
Медленно, с чувством, я погрузил руку в соль. Протянул ее к гребню и прижал.
Меня словно ударили по голове, и я почувствовал след. Один, почти стертый, но он был.
Женская рука. Маленькая, с узкими пальцами. На мизинце — кольцо. Черный нефрит. Пульс ушел в мою ладонь. Сеть мгновенно вздрогнула.
Вторая рука — мужская. Не в физическом касании, но в энергоотпечатке. Кисть как у каллиграфа. Или как у мастера заклинаний. Линии четкие. Шрамы от ожогов на внутренней стороне ладони.
Вот оно.
Мастер-ритуалист и его курьер.
Я открыл глаза.
Гребень был тем, что в архаичной традиции называют «устьем». Через него дышало проклятие, но он не его сердце. Я встал, отбросил соль, стряхнул пепел, взял зеркало и погасил круг. Все должно было быть чисто. Мы были в сокровищнице, и тут частенько бывают ритуалисты дома, а если они почувствуют даже остатки эссенции Изнанки, что я так щедро сегодня использовал, то кто-то лишится головы, и даже то что я помогаю Ксу не поможет.
Хоу Цзэ появился спустя мгновение после того, как я его позвал. Его взгляд блуждал, как у слепого. Он явно чувствовал — что-то изменилось. Но не мог понять что.
— Засыпь гребень солью. И оставь его здесь. Через неделю требуется сменить соль, и так пять раз. Пусть никто не прикасается без моей воли.
— Слушаюсь, господин.
Я вышел из сокровищницы, отряхивая ладони от соли, и вдохнул приятный воздух сада. Он ощущался таким же вкусным, как лучшее вино, — слишком уж мир мертвых далек от живого. И любой, кто его касается, получает свои отметины.
Отголоски ритуала еще ощущались, но они уже не мешали мыслить. Напротив меня, за тонкой стеной утопающего в тени коридора, ждала в ледяном спокойствии Сюэжун.
Она появилась, как обычно — бесшумно. Ни шелеста, ни шагов. Лишь слабый аромат жасмина и тонкое движение воздуха сказали мне, что она рядом.
— Что-то получилось? — спросила она, и в ее вопросе звучала затаенная надежда.
— Проклятие активировали через кровь, — сказал я спокойно. — Через твою кровь.
Ксу чуть нахмурилась, и это было единственное, что показывало ее беспокойство.
— Это невозможно, — произнесла она твердо. — Я не касалась гребня окровавленными руками. Никогда. Погоди, он пришел в коробке, с лентами. Я сама ее не открывала. Пораниться о гребень я точно не могла — иначе бы запомнила. Каждый драконорожденный с самого детства знает, что кровь — это власть. Поверь, я бы не допустила подобную оплошность, даже если бы это был подарок от близкого человека.
— Он был активирован, — повторил я еще раз. — Через твою кровь. Это единственное, что я могу сказать точно. Возможно, специалист найдет что-то еще, но я нашел то что нашел. Большего сказать не могу.
Молчание повисло на пару ударов сердца. Я дал ей время подумать и вспомнить.
— Подожди… — прошептала она, и я увидел, как в ее взгляде начала складываться версия. — В те дни, когда я была в Облачном городе, я тренировалась в мастерской. Училась работать с нефритом. Там был новый резец — тонкий, как волос, и острый как бритва. Я поранилась. Неглубоко, но крови было много. Мы перевязали.
— А потом ты взяла в руки гребень? — уточнил я.
— Нет. Повязка была на руке. Я держала его одной рукой. Правой. А порезан был палец на левой руке. — Она почти обиделась на мою неуверенность. — Бинт не промок. Я сама проверяла.
— Кто перевязывал?
— Я. Потом Тань Цзин поправила бинт. Он соскользнул за чаем. Она подошла, подтянула его и сказала, что возьмет в прачечную, чтобы постирать. Сказала, кровь плохо вымывается, если оставить ее надолго.
— Ты ее видела после этого с бинтом в руках?
— Нет, — коротко. — Это ее работа. Я не придаю значения таким мелочам. Она с нами с детства. Служила моей матери.
— Не заметила ничего странного? Пятен, запаха, тяжести в пальцах?
— Только… — Она замолчала, затем тихо продолжила: — Только после чая была головная боль. Тупая. И легкое чувство опустошения. Я подумала, что это просто усталость.
Я закрыл глаза. В голове выстраивался механизм наложения проклятия. Тут работал настоящий мастер. Проклятие не прямое. Кровь не текла на гребень; ее проекцию на него передали. Скорее всего, используя ткань, через ритуал. Возможно — заранее обработанный бинт. Или через проклятый сосуд. Демоны, ну почему я не настоящий ритуалист?
Но заниматься самобичеванием — абсолютно бесполезное занятие. Зато стоило воздать должное наставнику, который заставлял меня изучать все эти древние книги. Не знай я символов на гребне, то не смог бы построить догадки. А если бы он не учил меня базовой ритуалистике, то мне бы пришлось обращаться за помощью к призрачному судье, заплатив за это частью своей человечности.