— Я не помешаю?
Сефер шагнул, оступился и, запрыгав на одной ноге, выдернул из пятки колючку.
— Подожди, я надену сандалии.
После прохлады и свежести кипарисовой рощи улицы показались особенно пыльными и жаркими. Коренастый мужчина нес ведра на коромысле. Вода расплескивалась при каждом новом шаге. В садике перед одним из домов женщина в соломенной шляпе дергала поспевший лук. Какой-то встречный спросил на ходу:
— Есть новости?
Сефер покачал головой.
Дом Лары стоял неподалеку от колодца. Бронзовая бычья голова, прикрепленная за кончики рогов, служила дверным молотком. Сефер постучал. Открыл розовощекий малыш, не потрудившийся перед этим надеть штаны.
— Бабушка дома, челито?
Ребенок серьезно выслушал, засунул палец в рот, подумал и, не говоря ни слова, отступил в сторону. Сефер пригласил Керриса внутрь и стал разуваться. Малолетний привратник провел гостей в светлую комнату, завешанную коврами, с циновками и подушками на полу. Молодой побег виноградной лозы заглядывал в открытое окно. Одна из стен была бумажной, как в Танджо.
Лара спускалась сверху.
— Мир да пребудет с вами.
— Того же и тебе, лехи, — Сефер сложил ладони у груди и поклонился.
Керрис знал южное слово лехи — так называли искусных в лечении. Значит, Лара владеет редким даром и одна из трех на весь Илат. Он задумался и вдруг обнаружил, что тоже кланяется.
Седая управительница улыбнулась.
— Теперь не заблудишься по дороге к дому Ардита, Керрис?
— Нет, лехи. Спасибо вам.
Керрис выпрямил спину и, заметив в стенной нише очередного Хранителя, повернулся в другую сторону.
— С чем ты пришел, Сефер?
— Сообщение с поста, от Бери. Азешцы придут завтра.
Мальчик прильнул к Ларе, вцепившись ручонками в юбку. Она поглаживала чернявую голову.
— Так. Кто извещен об этом?
— Очевидно, Бери и Эрит, а здесь Тамарис, Керрис и мой племянник. Они оказались рядом во время нашего с Бери разговора. Корит передаст Келу, Тамарис — Дорину. Вот и все.
— Ты надеешься сохранить секрет? И это после тридцати лет, прожитых здесь. Сефер, в нашем маленьком Илате тайны не сохраняются.
— Люди взвинчены. Боюсь, они могут собраться в экспедицию навстречу азешцам. Я не хочу искушать отважных простаков.
— Лучше рассказать. Пусть знают Айлин, Моро, Ардит; еще сообщи Хадрилу, Терезии и Долу. Предупреди о своих опасениях и попроси внимательно глядеть по сторонам и прислушиваться к разговорам. Слухи все равно распространятся, может быть, даже совсем несуразные.
— Мудрые слова, лехи, — Сефер улыбнулся.
Малыш дернул Лару за юбку. Улыбнувшись, она запустила руку в складки и вынула из кармана яблоко.
— Держи, дружок.
Бряканье колокольчика погасило улыбку старейшины.
— Прошу извинить, звонит Мерита. Я должна отлучиться.
Про Мериту говорил Рео. Помнится, она ведет записи Совета и очень дряхлая.
— Позволь, я схожу, Лара, — предложил Сефер. — К чему тебе утомлять себя ходьбой вверх-вниз.
— Спасибо, Сеф, не нужно. Ты знаешь, она не в себе, появление нового лица может вывести ее из равновесия. — Лара пошла к лестнице. Колокольчик звенел настойчиво и резко.
Сефер и Керрис уселись на подушки. Немного погодя Керрис нарушил молчание:
— Двоюродный брат сказал мне, что Мерита — писарь в Совете.
— Да, это так. — Сефер ковырял циновку пальцем ноги. — Она очень пожилая. Старость — болезнь, неподвластная даже лучшим целителям.
— Керрис, — окликнула сверху Лара. — Поднимись, пожалуйста, Мерита хочет познакомиться с тобой.
С какой стати? Ответа он не нашел, а спросить стеснялся.
— Я сказала Мерите, что ты тоже писарь. — Лара будто прочла его мысли.
Керрис поднялся по лестнице и последовал за хозяйкой. Комната, в которой он оказался, была так мала, что тюфяк занимал едва ли не половину ее. Потолок повторял покатость крыши. Пахло мочой и старостью. Керрис ожидал увидеть сухонькую старушонку и обомлел. На кровати сидела очень крупная женщина с рыхлым телом и большими руками.
— Подойди, — пригласила она.
На него смотрели выцветшие, почти прозрачные глаза. Руки тряслись, комкая край одеяла. На левом мизинце был очень длинный ноготь. От Жозена он знал об этой традиции, принятой в Кендре-на-Дельте. Ногтем соскребали восковые печати с посланий.
Перед постелью Керрис стал на колени.
— Кто ты? — Мерита посмотрела на пустой рукав и опять в глаза.
— Это же Керрис, дорогая, сын Элис. Ты хотела его видеть.
Веки Мериты опустились. Она облизывала губы.
— Да, да. — Пухлая рука поднялась и протянулась. — Там, в шкафу, есть кое-что для тебя, мальчик.
Мальчик, удивился Керрис, но вспомнил, что Мерита не совсем в здравом уме, обернулся к противоположной стене и поднялся. Дверцы невысокого шкафа были заперты бронзовой задвижкой в виде пера. Наверху стояли кувшин и кружка. Он вытащил бронзовое перо и распахнул створки.
— Поищи на верхней полке, — велела Мерита.
В шкафу пахло чернилами. В беспорядке валялось тряпье, моточки бечевы, лопнувшая тарелка…
— Возьми сверток.
Это был скорее не сверток, а пакет, обернутый в полотно, сравнительно легкий. Определить содержимое наощупь не удалось.
— Забирай его! Бери! — Мерита вдруг перешла на крик. Пыталась встать со своего ложа.
— Спускайся вниз, — распорядилась Лара, пытаясь утихомирить больную.
Керрис уходил, а страдания бедной Мериты следовали за ним, отдаваясь в сознании.
«Почему я втиснута в это бездвижное тело, такое немощное и дряблое. Я молода, я полна сил… Ларита… Помоги мне, Ларита. Я не хочу умирать…»
На середине лестницы ноги у Керриса затряслись. Он ухватился за перила, чтобы не упасть. Прежде ему не случалось видеть смерть так близко. Стенания Мериты сотрясали мозг.
— Пойдем, — позвал Сефер снизу. — Дело сделано.
Керрис не мог говорить и был благодарен своему спутнику за его тактичное молчание. Он вспомнил о подарке и поудобнее перехватил полотняный пакет.
— Что это у тебя? — спросил Сефер.
— Не знаю, открой, пожалуйста.
Под тонкой золотистой, как волосы Кела, тканью оказалась стопка бумаги, белой и гладкой. Листы были помечены елочкой — знак того, что делали бумагу в Кендре-на-Дельте.
По дороге Сефер несколько раз останавливался и рассказывал о завтрашнем приходе азешцев нужным людям. Хадрил вызвался распространять новость. Плетельщик веревок Моро тоже предполагался на роль вестника, но его не застали. Их встретил старший сын веревочника, толстый парень одних лет с Керрисом. В доме пахло табаком.
— Сегодня вечером они на нагрянут? — спросил юноша.
— Нет, — успокоил Сефер. — Явятся завтра, и мы будем их обучать.
Парень схватился за кинжал.
— Учить, а не воевать, Перин.
— Я слышал о другом.
— Я тоже. Только этому не бывать.
— Значит, пленный шири жив?
— Мы не знаем.
В доме Сефера было пусто. Должно быть, шири оставались на площадке. Керрис уселся на тюфяк, чтобы подробнее познакомиться с содержимым полотняного свертка. Кроме бумаги, там оказались коричневое перо, палочка красного воска, палочка чернил и кисточка. Все это напоминало о прошлой жизни. В голове складывались слова: ученейшему Жозену из черного клана, летописцу Торнорскому от Керриса…
— Керрис, — Сефер сидел на подушке рядом. — Как самочувствие? Голова не болит?
— Нет, — Керрис потрогал кисточку. Она была скорее всего барсучья, подобрана волосок к волоску.
— Керрис, я прошу внимания, — в голосе зазвучали повелительные интонации. Говорил не любезный хозяин, а строгий учитель.
Керрис послушно оставил кисточку.
— Я подумал, сегодня мы не будем больше заниматься…
— Если ты устал…
— Нет, я не устал.
— Тогда давай употребим наше уединение с пользой. Между прочим, это я впустил тебя в сознание Корита.
— А я не заметил.
— Знаю. Вот потому и надо научиться ставить барьер. Иначе так и будешь беззащитен перед влиянием извне.
В сознание вдруг бесцеремонно вторгся образ горящей свечи и мотылек с радужно-зелеными крыльями. Взмах узорчатых крылышек, и бабочка сгинула в пламени.
— Тебя притягивают к себе людские переживания.
— Это нехорошо? — Керрис вспомнил Мериту и вздрогнул.
— Твоя восприимчивость будет со временем увеличиваться. Груз чужих мыслей может сделаться непереносимым. Я не хочу, чтобы такое случилось.
В чужой стране я вечный странник — вспомнилась вдруг любимая песня Айлин, и образ старого Жозена явился, как живой.
— Может быть, можно заниматься этим не прямо сейчас?
— Завтра придут азешцы. С чем — никому не ведомо. Может, наши занятия надолго прервутся.
— Хорошо. — Боль, которую он пережил в попытках установить барьер, пугала. Керрису не без труда удалось себя преодолеть. — Что я должен делать?
— Поставить препятствие передо мной, чтобы я не смог внедриться в твое сознание.
Керрис глубоко вздохнул и закрыл глаза. Представил себя в Торноре у внутренней замковой стены. Некстати заныла култышка. Он поскреб шрамы, сосредоточиваясь. Из черноты выступал еще размытый, трепещущий образ. От напряжения что-то вступило в шею, он на мгновение расслабился — стена рассыпалась песчаной кучей.
— Не выходит.
— Пробуй еще.
От второй попытки Керриса прошиб пот, вернулась головная боль. Но Сефер говорил, что это не должно причинить вреда, и он умножил усилия. Стена сделалась более четкой, какое-то время стояла, но тоже рассыпалась. Треск, вспышка боли. Его череп едва не лопнул. Керрис вскрикнул.
— Тебе плохо?
— Н-нет.
— Давай посмотрю, — предложил Сефер. — Мне пришлось подержать тебя.
Керрис боязливо встретил прикосновение наставника, но тот был предельно осторожен. Исследование прошло совершенно безболезненно. Сефер не скрывал своих мыслей. Его откровение подтолкнуло к неожиданному открытию.
— Вы говорили, что тревожитесь обо мне и потому так настойчивы.
— Ну да.