, получивший смертельное ранение в глаз; его побыстрей оживили, стараясь обойтись без трагической шумихи в такой день). Герцог Квинский протянул лук Епископу Тауэру и затем, ссылаясь на Диснея Разрушителя и призывая в Свидетели Господа Будду, нараспев поклялся любить Сладкое Мускатное Око до конца своих дней. Ритуал приводил в экстаз виновников торжества (как, впрочем, и было задумано), но зрителям стала надоедать эта канитель, хотя все в один голос признавали, что давненько у них не было такого грандиозного зрелища. Наконец, Епископ подошел к заключительной части обряда:
— … пока вышеупомянутые партии не сочтут этот Союз исчерпанным, и никакие разногласия не коснутся его! Именем Божьей Матери, Божьих Родственников, Боже Храни, Божьей Коровки, именем Счастливого случая вы приговорены друг к другу. Приговор может быть обжалован Верховным, Средним и Низшим судом Азарта и Произвола на Священных небесах Города.
После этих слов на шею Сладкого Мускатного Ока водрузили церемониальные кандалы, а к паху Герцога с трудом пристроили гроздь ювелирных изделий, молодожены обменялись нимбами, кровью из пальцев, забили на алтаре двух козлов и, наконец, звук фанфар возвестил о законности их брака. Следующей была чета Лорда Монгрова и Вертера де Гете, которые выбрали короткую и мрачную церемонию, затем Госпожа Кристия, Неистощимая Наложница и небольшой, но сплоченный взвод женихов. Во время бракосочетания Доктора Волоспиона с Платиновым Маком (полной копией Железной Орхидеи) Лорд Джеггед незаметно исчез. Джерек подумал, что отца утомила эта процедура и вспомнил о слухах, что Джеггед терпеть не может завистливого Волоспиона.
Оставшиеся брачующиеся выбрали групповую женитьбу, которая занимала намного меньше времени. Амелия и Железная Орхидея перешептывались друг с другом, сдавленно хихикая. Правда, когда раздался залп Свадебной Пушки, когда Клара Цирато пронзительно кричала на процедуре протыкания нижней губы, когда раздался бычий рев Пэра Карболики из 900-го столетия, они залились откровенным звонким смехом. Джереку было приятно, что самые дорогие его сердцу женщины нашли общий язык и подружились. По лицу Амелии он понял, что она борется с собой, находя свое собственное поведение предосудительным. Несколько раз они присоединялись к аплодисментам, заполняющим собор, когда все больше и больше людей, под впечатлением, кидались к алтарю и безрассудно вступали в брак друг с другом. Процедура стала крайне хаотичной, и Епископ Тауэр, потеряв свой важный вид, раскачивал митрой и давал простор своей бурной фантазии в более экстравагантных ритуалах, так что смех теперь звучал из каждого угла огромного собора, взрыв аплодисментов приветствовал необычные упражнения нескольких леди, настоявших, чтобы их женили, пока они стояли на руках вниз головой. Железная Орхидея колко заметила:
— Самые умные из нас уже женились — эти же только ломают для нас дешевую комедию.
Они собрались уходить.
— Епископ Тауэр разошелся не на шутку, — сказала Орхидея. — Кстати, многие из них, эмигранты, возвращенные недавно эффектом Морфейла, Разве это не грубый Перег Траво в пламенной короне — вон там рядом с девочками. А чуть левее другой путешественник во времени, над которым склонился Гэф Лошадь в Слезах? Что это он так усердствует?
Амелия отвернулась. Железная Орхидея похлопала ее по плечу.
— Ты права, моя дорогая, это отвратительно.
Гости уже танцевали, выстроившись в длинную линию, изгибающуюся через альковы, по лестницам вдоль высоких галерей сквозь глубокие тени и неожиданный солнечный свет, а Епископ Тауэр подгонял их, его митра раскачивалась в такт оркестру Герцога Квинского, который музицировал за дверью.
— Благословляю вас! — вопил он. — Благословляю!
По настоянию Трикситрокси Ро, низложенной Королевы, которую успешная революция изгнала в будущее, вспыхнул огонь; Королева уже сотни лет считала поджог залогом успеха любой вечеринки.
Железная Орхидея, Джерек и Амелия пробирались к двери, двигаясь навстречу толпе.
— Это худшее проявление мирового безумия, — протестовала Орхидея, которую толкнул Святой Электрик из какого-то доисторического периода, нацепивший кошачью маску.
— Давно вы стали снобом, Железная Орхидея? — с насмешливым добродушием спросила Амелия. — Действительно, мама, откуда такая взыскательность?
— О, возможно, я старею. Или жизнь в Конце Времени теряет какое-то качество. Мне трудно объяснить.
До дверей было еще достаточно далеко, когда танцующая толпа разделилась на несколько взаимопересекающихся потоков. Крики и смех смешивались с обрывками песен, со звуком топающих ног, блестела желтая, зеленая, черная, коричневая, голубая и оранжевая кожа, всюду горели глаза; тела, крашенные и нет, извивались на ступеньках, хорах, кафедрах и в исповедальнях, драгоценные одежды и туфли отражали свет факелов и, казалось, вспыхивали сами…
Из троих только Джерек смеялся.
— Они веселятся, мама. Это фестиваль!
— Пир во время чумы? Танцевальный кошмар! — бормотала Амелия, — проклятые, мертвые, обреченные — они танцуют, чтобы забыть о своей судьбе!
Все происходящее было слишком дико даже для Орхидеи.
— Как это пошло, — с отвращением сказала она. — Во всем виноват Герцог, с его манией прекрасное развлечение превратить в… а-а! — она упала на копошащуюся пару, о которую споткнулась.
Джерек помог ей встать, улыбаясь.
— А ты упрекала меня за критику вкуса Герцога. Я рад, что ты, наконец, поняла.
Она фыркнула, заметив лицо одного из людей на земле.
— Гэф, как вы могли докатиться до этого?
— Что? — вежливо спросил Гэф, выглядывая из-под своего партнера.
— А, это вы, Железная Орхидея! Позвольте раствориться в благоухании ваших изящных тычинок, лепестков и пестиков, о несравненная!
— Мы покидаем этот притон, — возмущенно добавила Железная Орхидея, смерив тяжелым взглядом черно-белую шерсть зазнобы Гэфа. — Эта процедура омерзительна!
— Омерзительна? О, дорогая Орхидея! Это всего лишь игра, забавная игра! — Гэфу показалось, что Орхидея шутит, он выпростал из-под партнера руку. — Идите к нам. Присоединяйтесь! Нам будет хорошо втроем!
— Как-нибудь в другой раз, Рыдающий Жеребец. — Орхидея расталкивая толпу, кинулась к выходу, где ее ждали обнявшиеся Джерек и Амелия.
Джерек о чем-то заговорил было снова, когда земля под его ногами начала неистово вибрировать. Они держались друг за друга, чтобы не упасть. В воздухе появился острый запах, и на секунду вспыхнул фиолетовый свет на горизонте.
— Это Города! — воскликнула Железная Орхидея, подвинувшись к Амелии. — Они уничтожены! Вы чувствуете, что сразу стало холоднее?
— Да, — в один голос ответили Амелия и Джерек.
— Интересно, как долго…
— Уже прошло больше времени, чем я ожидал, — сказал ей Джерек.
— Скорей бы все кончилось. Хоть это Джеггед мог бы сделать для нас…
— Возможно, он борется со своей техникой, все еще пытаясь что-нибудь сделать, — предположил Джерек.
— Бедняга, — пробормотала Амелия. — Все его планы рухнули.
— Тебе его жаль? Откуда такая симпатия? — с удивлением спросил Джерек.
— Дело в том, что я всегда сочувствую неудачникам…
Джерек сжал ее локоть. Появилась еще одна вспышка на некотором расстоянии от первой и продолжилась чуть дольше.
— Да, — сказала Железная Орхидея. — Судя по местоположению, это действительно Города, и они взрываются.
— Странно, что воздух все еще с нами, — сказал Джерек. — Значит, хоть один Город должен оставаться нетронутым, чтобы создавать кислород.
— Если только мы не дышим тем, что от него осталось, — высказала свой мрачный прогноз Амелия.
— Я уверен, что это нечто иное, — заявил Джерек.
И как будто в ответ ему начало подниматься солнце, сначала тускло-красное, затем все ярче, пока не наполнило голубое небо лучами желтого, розового и малинового цветов. Ликование жизни возобновилось с прежней силой.
Лишь Амелия пребывала в растерянности от нежданной отсрочки.
— Это безумие, — сказала она, — я надеялась на скорую смерть, но теперь даже слабая надежда исчезла. Я схожу с ума.
Тень огромного лебедя упала на Амелию, тотчас же посмотревшую на него печальными покрасневшими глазами.
— О, Лорд Джеггед! Как вы, должно быть, радуетесь своим махинациям.
Лорд Джеггед все еще был в своем утреннем костюме и в высокой шляпе на голове!
— Приношу извинения за тусклое освещение, — сказал он, — Я не мог рисковать, начиная цикл первой недели. Сейчас пока все идет гладко и будет продолжаться вечно.
— Неужели исключена даже малейшая возможность, что все это рухнет? — Амелия в порыве отчаяния забыла о своей врожденной вежливости.
— Исключена, Амелия. Мир существует, потому что он совершенен.
— Я вижу… — она пошла прочь, охваченная безразличием и апатией.
— Есть другой путь, — лаконично сказал Лорд Джеггед. — Как я упоминал, — он элегантно выскочил из лебедя и приземлился около нее, держа руки в карманах и ожидая, когда его слова дойдут до ее сознания, Она медленно обернулась, переводя взгляд с Джеггеда на Джерека, который приблизился к своему отцу.
— Какой?
— Да, Амелия. Он может не понравиться тебе, не говоря о Джереке.
— И все же вы не должны умалчивать об этом, — потребовала она.
— Я и не собираюсь, — он бросил взгляд вокруг себя, вытащил руку из кармана, чтобы дать сигнал лебедю. Аэрокар послушно приблизился к нему. — Но лучше если мы поговорим об этом у меня за обедом. Не откажите в любезности.
Она заколебалась.
— Я устала от ваших недомолвок, Лорд Джеггед.
— Лучше принять решение там, где никто не сможет помешать вам.
Из собора вышел Епископ Тауэр, покачиваясь под тяжестью митры и опираясь на жезл.
— Признайтесь Джеггед, это ваши проделки? — ошеломленно спросил он.
Лорд Джеггед Канари склонился в учтивом поклоне.
— Это было необходимо. Простите, если я причинил вам беспокойство.