— Беспокойство! Бросьте, Джеггед! Это было зрелище! Вы непревзойденный драматург!
— Несмотря на свои восторги.
Епископ Тауэр был бледен, и шутливый тон плохо давался ему. Знакомая полуулыбка мелькнула на красивых губах Джеггеда.
— Все бракосочетания состоялись с подобающей торжественностью?
— Я думаю, да. Был момент, когда я позабыл про все на свете — такая благодарная аудитория.
Из-за нагромождения киосков вышел Герцог Квинский. Он дал сигнал своему оркестру играть, но после нескольких секунд грохота передумал и оркестр умолк, захлебнувшись; супруга Герцога, Сладкое Мускатное Око, изящно цеплялась за его руку.
— Ну, по крайней мере, в церемонию никто не вмешался, призрачный Джеггед, Ускользающий Лорд Времени, хотя раньше без этого не было ни одной вечеринки, — он хихикнул. — Это ваш просчет, Джеггед.
— Я знала и верила, — сказала Сладкое Мускатное Око, смахивая назад черные кудряшки с маленького лица, — что вы не станете портить самый чудесный день нашей жизни, дорогой Джеггед.
Родитель Джерека застыл в сдержанном поклоне.
— Нам пора, — энергично сказал Герцог, — мы отправляемся в медовый месяц на медовую луну — небольшой астероид. Разрешите откланяться.
Амелия обвила шею Герцога руками и прижалась губами к его бородатой щеке, что шокировало Джерека.
— Прощайте, дорогой Герцог. Будьте счастливы. — Потом она расцеловала Сладкое Мускатное Око со словами — Желаю вам долгих лет безоблачного супружеского счастья…
Герцог смутился, польщенный.
— Взаимно, миссис Ундер… Ундер… Карнелиан.
— Карнелиан.
— …вуд. Ага! Наши крылья, дорогая…
Два автомата поднесли им по паре белых, покрытых перьями, крыльев. Герцог помог суженой впрячься в летные доспехи, проделав затем то же самое. Крылья были прикреплены к рукам мертвой петлей.
— Успех нашего полета будет зависеть от хорошего разбега. Смотри, — заботливый новобрачный начал разбег в сопровождении жены. Спотыкаясь на ходу, Герцог выпрямился и, хлопая крыльями, взмыл в небо с неимоверным трудом. Сладкое Мускатное Око последовала его примеру. Вскоре молодожены, напоминающие двух гиганских пьяных голубей, скрылись из виду.
— Надеюсь, — сказала Амелия мрачно, — эти крылья не натрут им мозоли, — она подмигнула Джереку, улыбнувшись. Он был рад, что она восстановила душевное равновесие.
Вожделенная спутница жизни доблестного экипажа Латов с восторженным лепетом пробежала мимо, увлекая своими прелестями четырех законных супругов. В семейном забеге лидировал старший по званию капитан Мабберс, счастливо ворчавший в преддверии близкого экстаза!
— Сними свои баллоны, ты, сахарная косточка!
Она уже позволила коленным баллонам дразняще соскользнуть вниз до икр.
— Черт! — подхватил лейтенант Рокфрут. — Что за милая парочка!
— Оставьте нам хоть кусочек! — клянчил отставший член дружного семейства.
— Не бойся, там хватит на всех, — успокоил его замыкающий забег.
Они все исчезли в Соборе и больше не показывались.
Женихи, невесты и гости стали расходиться, прощаясь друг с другом. Миледи Шарлотина и Браннарт Морфейл проплыли над всеми в эмалированной блюдообразной лодке. Шарлотина пребывала в полузабытьи, а присутствие Браннарта выдавала его беспомощно торчащая над бортом аэрокара культя.
— Что ты скажешь, Амелия? — мягко спросил Джеггед. — Ты не откажешься от моего предложения?
Она пожала плечами.
— Поверим вам в последний раз, Лорд Джеггед.
— Да, другого раза не будет, моя дорогая.
Они поочередно забрались на лебедя и стали подниматься в небо. Несколько упрямых весельчаков продолжали танцевать среди будок, палаток и киосков, громко переговариваясь. Амелия Карнелиан начала цитировать Уэлдрейка, его самую длинную, но незаконченную предсмертную поэму «Флагелланты»:
Так будут они танцевать, пока не наступит конец времени,
Каждое лицо — маска, каждая черта — знак
Гордыни, замаскированной под страдание.
И хотя жалеют его те, кто остался жить
Его плоть чиста, его душа не оценена:
Его страдания замаскированы под гордыню…
На сей раз Джеггеду не удалось скрыть досаду под маской бесстрастности. Джерек никогда не видел отца в таком состоянии и не мог понять, что вызвало его раздражение. В надежде прояснить загадку он посмотрел на Амелию и подивился ее улыбке, в которой уживались симпатия, триумф и горечь. Однако, та не отводила пристального взгляда от Джеггеда. Лебедь плавно парил, пока Амелия продолжала читать Уэлдрэйка:
Я знала его, когда он предложил все
Богу и женщине тоже.
Его вера в жизнь была сильна,
Его доверие Христу было чистым…
Лорд Джеггед прервал ее выступление словами:
— Они могут быть на редкость сентиментальны, эти викторианские стихоплеты! Ты не читала Суинберна, Амелия?[60]
— Кажется, нет.
— Жаль, я очень увлекался им в свое время. Если мне не изменяет память, он был Придворным поэтом.
— Постойте. Я припоминаю, ходили какие-то слухи, что мистер Киплинг отказался от этого Поста и его место занял Альфред Остин.[61] Кажется, я даже читала у него что-то о садах или огородах, точно не помню, — за ее непринужденной болтовней скрывалось колоссальное напряжение, — нет, я не знаю Суинберна.
— Тогда послушай:
Но мир чудесным образом изменился, бабушка,
С тех пор, когда ты была молодой,
Он думает совсем по-другому,
И говорит на другом языке.
Преграды сломаны и разорваны узы,
Что привязывали сердце человека к дому,
Он бродит свободный как ветер или волна,
И меняет свой берег как пена.
Он пашет плугом целинные моря
И собирает урожай, посеянный бурунами
Он набросил лассо на молнию и привел ее домой
Он запряг ее для своих нужд
Он оседлал потоки и сделал их ручными
Он надел узду на бушующий прибой.
Они делают за него тяжелую работу и вращают колеса
Для пользы человека и для его горести
Он дотянулся до планет и взвесил их богатства,
Он сел верхом на послушную комету,
И он поднял вуаль солнца и заглянул в глаза самой звезде…
— Очень воодушевляет, — поделилась впечатлением Амелия.
Лебедь качнулся и полетел чуть быстрее ветра.
— Хотя, вряд ли, лучше Уэлдрейка. Совсем другой род поэзии. Уэлдрейк писал о душе, Остин, как видно, о мире. Когда прозябаешь в мирских заботах, несколько мгновений с поэтом, осмыслившим почему люди делают то, что делают, дорогого стоят.
— Ты не находишь Уэлдрейка нарочито унылым?
— Даже излишне. Хваленый вами Суинберн, однако…
— Ага! Заходит слишком далеко?..
— Я считаю, да. Вы знаете, этот натурализм…
Лорд Джеггед сделал вид (иначе это трудно назвать), что обеспокоен заскучавшими спутниками.
— Смотри, как мы утомили наших компаньонов, наших самых любимых, нудным разговором о забытых писателях.
— Простите. Это я затеяла его… Строки Уэлдрейка показались мне такими уместными, что я не удержалась…
— Тем, кто остался, не в чем каяться, Амелия.
— Возможно. Касающиеся грешники где-нибудь в другом месте.
— Я совершенно не понимаю тебя.
— Я говорю, не думая. Я немного устала.
— Смотрите, море.
— Какое милое море, Джеггед! — последовал комплимент Железной Орхидеи. — Ты сотворил его недавно?
— Да. Возвращаясь из города, — он повернулся к Джереку, — Няня передавала тебе привет и наилучшие пожелания, между прочим. Она рада, что не ошиблась в тебе и одобряет твою женитьбу. Кстати, Няня считает, что вот из таких сорванцов получаются лучшие граждане.
— Надеюсь, мы скоро встретимся. Благодаря ей мы с Амелией снова вместе.
— Да, это ее заслуга.
В тесном кольце скал желтела бухточка, куда плавно приземлился лебедь. Чайки парили в чистом небе, временами бросаясь в ослепительную лену лазурного моря, чтобы поймать серую или черную рыбу. На янтарном песке была расстелена скатерть с щедрым угощением. Булочки, бублики, бисквиты, бекон, балык, бобы, бананы — самая разнообразная закуска. Здесь же стояли напитки золотисто-коричневых тонов: пиво, чай, кофе.
Когда они расселись вокруг скатерти, Амелия со вздохом облегчения расслабилась, как и Джерек.
— Итак, Лорд Джеггед, — начала Амелия, оставляя без внимания снедь, — вы сказали, что есть другой путь.
— Сначала мы пообедаем, — сказал он. — Вы еще не пришли в себя после сегодняшних событий. Этот разговор подождет.
— Ладно, — согласилась она, выбрав ближайшее блюдо.
Чувствуя напряжение между Джеггедом и Амелией, Джерек и Железная Орхидея помалкивали, сосредоточенно поглощая еду и наблюдая за чайками.
Из всего семейства только Железная Орхидея обеспечивала яркие цвета сцене. Джерек, Амелия, и Джеггед, столь разные по характеру, сливались в гармонии серого одеяния. Джерек подумал, что его отец выбрал идеальное место для пикника, и сонно улыбнулся, когда его мать заметила, что это напоминает старые добрые времена.
Джерек поймал себя на мысли, что испытывает те же эмоции, что и мать. И хотя он был семейным человеком, ему показалось на миг, что не было этих рискованных приключений, и его планете не угрожает гибель. Джерек вознамерился ввести подобные пикнички в обиход их супружеского бытия. Даже Амелию могла бы порадовать простая красота пейзажа, сияние солнца, безмятежное одиночество. Интересно, согласится ли она на скромный брачный обряд, совсем не такой, свидетелями которого они стали сегодня, полезный и многолюдный. Наверное, согласится.
Амелия подняла глаза и взгляды их встретились. Она улыбнулась и решительно потребовала:
— А теперь, Лорд Джеггед, ваше предложение.
— В моей власти, — лаконично ответил Джеггед, — отправить вас в Будущее.