Мирус был одним из его помощников, с которым я уже познакомилась. Это он привел меня в эту комнату. Уже через мгновение в дверном проеме появился Мирус и, пройдя по ковровой дорожке, приблизился и занял позицию немного позади и слева от меня.
— Она прекрасна, не так ли? — спросил мой владелец у Мируса.
— Да, — согласился тот.
— Тебе нравится твоя одежда? — теперь вопрос хозяина был обращен ко мне.
— Да, Господин, — ответила я, и память услужливо подсказала как в прошлый раз, сразу после такого вопроса, он приказал мне раздеться.
Он мог сделать это снова, и я буду вынуждена раздеться и сделать это немедленно и покорно, только на сей раз, это произошло бы перед Мирусом. Это совсем разные ситуации, одно дело прибыть и постоянно быть голой перед мужчиной, и совсем другое раздеться или быть раздетой кем-то перед ним. Как будто что-то внутри меня противится сделать это, или позволить кому-то сделать это со мной. Мирус не был моим владельцем, он всего лишь один из работников моего хозяин. Но также безусловно и то, что я была рабыней, и должна буду повиноваться. И мое желание или нежелание никого здесь не волнует. Появляться нагой перед мужчинами и обнажаться самой или быть раздетой ими, это вполне ожидаемые ситуации для рабыни. В конце концов, чего ей еще ожидать? Она, все-таки, рабыня. Иногда девушки ходят раздетыми публично, что уж говорить о жилище ее господина. Любому мужчине доставит удовольствие видеть или показывать свое имущество в столь выгодном свете. Иногда это происходит во время жарких споров относительных достоинств девушек того или иного рабовладельца. Зачастую для установления истины девушкам приказывают раздеться, иногда, прямо мостовой улиц и площадей под одобрительные возгласы зевак, проводя их через рабские позы, к горю девушки, которая оказывается второй в таком соревновании! Не менее распространены ситуации, когда в качестве наказания, девушку посылают с поручением обнаженной, правда в этом случае на нее зачастую надевают железный пояс. Насколько мне известно, весьма обычно, в тавернах, особенно в самых низкопробных заведениях, публично держать невольниц голыми. Тем не менее, я все еще была достаточно застенчива, и снять с себя одежду перед Мирусом было для меня тяжким испытанием. Мне казалось это постыдным и оскорбительным. Я еще не привыкла быть бесстыдной шлюхой. Я пока еще не побывала на сцене таверны. Конечно, я не могла не понимать того, что моя позиция, несомненно, была немного иррациональна. Мирус, в конце концов, уже не раз видел меня голой, а если говорить прямо, то он еще никогда не видел меня одетый. Кстати, он был именно тем, кто снял с меня рабский капюшон и освободил рот от кляпа сразу после моего появления в этом доме. И, между прочим, он остался очень доволен моим лицом. Он же развернул одеяло, я которое меня замотали перед отправкой, делая это так аккуратно, словно я была ценным подарком.
— Великолепно, — пораженно прошептал Мирус разглядывая меня, что, признаться, весьма польстило моему самолюбию. — Ты — белый шелк?
— Да, Господин, — ответила я, сжимаясь и пытаясь отстраниться от него, что было нелегко сделать в наручниках.
Потом Мирус отвел меня в подвал, снял наручники, приказал мне встать на четвереньки и запихнул в конуру, захлопнув дверцу за моей спиной. Почему же тогда, теперь меня смутила и унизила мысль, что мне можно было приказать раздеться в его присутствии? Сама не понимала. Можно, конечно, предположить, что это произошло вследствие того, что я еще не полностью приспособилась к своему рабству. Я еще не стала бесстыдной рабыней. Я еще не вышла в зал таверны. Возможно, я все еще думала, что все изобилие моей красоты было предназначено только для моего владельца, а никак не для других. В действительности, в тот момент я все еще не перестала думать, что моя красота принадлежит только Хендоу, как владельцу таверны, ну или тому клиенту, которому я должна была служить, если хозяин сочтет это целесообразным.
— Она прекрасно смотрится в этой одежке, правда? — спросил Хендоу, обращаясь к Мирусу, из чего я заключила, что он испытывал определенную гордость за меня.
— Это точно, — согласился с ним тот.
Я снова почувствовала, что мои щеки покрылись румянцем от удовольствия. Застенчиво опустив глаза в пол, я довольно улыбнулась. Я была уверена, что понравилась моему владельцу. Теперь мне уже не казалось, что вот сейчас он возьмет и прикажет, раздеться перед Мирусом. А еще из памяти не уходило то, что он заплатил за меня самую высокую цену, больше, чем дали за любую другую из девушек на тех торгах. Я была ценным имуществом. Скоро я стану высокой рабыней!
— Ты знаете, Дорин, что за туника на тебе надета? — спросил меня Хендоу.
— Нет, Господин, — ответила я.
— Это — кухонная туника, — объяснил он.
Я уставилась на него, пораженная до глубины души.
— Отведи ее на кухню, — велел он Мирусу. — Пусть для начала научится чистить миски и кастрюли.
— Я понял, Хендоу, — кивнул Мирус, и обернувшись ко мне скомандовал: — Пошли, рабыня.
Я мгновенно упала на колени перед Хендоу, стоявшим около подножия возвышения и, ткнувшись головой в ковер, между ладонями рук, выполнила почтение рабыни. Потом подскочила, развернулась и поспешила вслед за Мирусом, который уже дошел до конца ковровой дорожки, и ожидал у выхода.
— Мирус, — окликнул его Хендоу, и парень обернулся к возвышению. — Проконтролируй, чтобы она продолжала, как следует изучать танцы.
— Да будет так, Хендоу, — кивнул Мирус.
— И удвой продолжительность ее занятий, — добавил толстяк.
— Да, Хендоу, — отозвался Мирус и, повернувшись, покинул зал.
А я, снова встав на колени пред кромкой ковра и выполнив почтение рабыни, засеменила за Мирусом, направлявшемуся на кухню, где мне теперь предстояло работать.
Глава 11Лотерея
Напуганная происходящим, я ожидала у порога, придерживая обернутую вокруг моего тела простыню. Я откинулась спиной на стену, и прикрыла глаза, прислушиваясь к происходящему по ту сторону порога. Оттуда доносились приглушенные голоса беседовавших мужчин, сидевших со скрещенными ногами за низкими столами. Какой далекой отсюда казалась моя библиотека.
Вход закрывал плотный расшитый бисером полог, гасивший долетавшие снаружи звуки. Я старательно прислушивалась, но различала только общий шум мужских голосов.
Мне рассказывали, что иногда, перед такой ночью, как эта, девушку заковывают в строгие цепи, сидя или лежа, практически не оставляя ей возможности двигаться. А еще бывает, что в течение многих дней перед такой ночью она носит сирик. Лично на меня сирик надевали очень редко. Я, конечно, ходила в нем несколько раз во время моего обучения для того, чтобы я могла ощутить на себе те строгие ограничениях, которые это накладывал на женщину, и научилась, как правильно двигаться в нем, особенно если по желанию хозяина устанавливается небольшая ширина шага. Полный сирик состоит из ошейника и трех цепей. Одна из этих цепей длинная, она пристегнута к ошейнику и свисает вниз. К ней прикреплены две горизонтальных цепи, одна, заканчивающаяся браслетами ручных кандалов или наручников, чуть ниже пупка, я вторая крепится в нижней точке и обычно лежит на полу или земле, заканчивается ножными кандалами. Части этого устройства, конечно, могут быть использованы и отдельно, например, длинная цепь в качестве поводка, а горизонтальные как, скажем, ручные и ножные кандалы. Кроме того, во многих сириках, длины всех цепей регулируемые. Таким образом, степень свободы, если такое выражение применимо к той у которой свободы не может быть в принципе, предоставленная рабыне ее хозяином, может быть увеличена или уменьшена, по желанию последнего. Движения рабыни, как и многие другие вещи в ее жизни, принадлежат рабовладельцу и находятся под его строгим контролем. При средне суровой регулировке женщина может двигаться очень изящно и красиво. Кстати в некоторых сириках возможно даже танцевать. А если отрегулировать сирик так, как это зачастую предписывается для девушки перед отходом ко сну то оставив в нижней точке крепления всего три или четыре дюйма цепи между браслетами ножных кандалов, она едва сможет идти приставными шажками. То же самое касается и цепи соединяющей ее запястья. Однако мой хозяин не счел целесообразным осуществлять такие предосторожности применительно ко мне. И он, и я, мы оба знали, что в них не было никакой необходимости.
Я сидела, закрыв глаза и откинувшись на стену, прижимая к себе простыню. Бежать мне здесь некуда. На моем бедре выжжено клеймо, мое горло украшает рабский ошейник. Я голая. И нет никого на этой планете, кто пожелал бы спасти или освободить меня. Здесь для любого кого я могла повстречать, я была невольницей и собственностью, как собака или лошадь. Все законные средства этого мира были бы привлечены к возвращению меня моему прежнему владельцу. А еще, и об этом я не могла вспоминать без дрожи, как будто всего остального было недостаточно, мое тело и его запахи вместе с моим именем, были запечатлены в темном яростном мозге огромного охотничьего слина. Нет, у меня нет ни малейшего шанса на побег. Когда мой господин пришел за мной, чтобы взяв меня за руку, вывести в зал таверны, у меня остался только один вариант действий, который только мог быть здесь у такой как я, ожидание и послушание.
Я снова попыталась вслушаться в гул мужских голосов снаружи, разбавленный тонкими звуками встречающихся кубков и передвигаемых тарелок.
Мне снова вспомнился слин.
— Я думаю, что тебе понравится Борко, — сказал Хендоу, перед тем, как я увидела животное, когда я еще только слышала звуки его движение в туннеле. Я вспоминала его огромную голову, два ряда острых клыков, темный язык, длинные когти, широко поставленные глаза, и тычки его носа бродящего по моему телу. Это был дрессированный зверь, дрессированный для охоты на мужчин и рабынь. Но как покорно он ушел в свою конуру по команде моего хозяина! Однако была я уверена, что так же быстро как ушел, так же стремительно он мог вернуться по сигналу Хендоу, чтобы выполнить его команду неумолимо, без сомнений и чувства вины, беспощадно и жестоко. Я вздрогнула. По-моему, одного этого животного было вполне достаточно, чтобы поддерживать железную дисциплину среди женщин Хендоу, владельца таверны на Доковой улице, в Брундизиуме. На губы сама собой выползла улыбка. Иногда женщин, и свободных и рабынь, называют «самки слина». Еще несколько дней назад, я понятия не имела кто такой этот слин. Теперь знала наверняка. Меня конечно можно было сравнить с «самкой урта» или с «тарскоматкой», но уж ни в коем случае с «самкой слина», даже фигурально. Безусловно, в тот момент, я еще не знала о миниатюрных шелковых слинах, которых иногда держат в качестве домашних любимцев. Возможно, такая самка слина, если она не должным образом воспитана, может вырасти в хитрого, противного и опасного зверька, которого и имеют в виду мужчины, иногда применяя этот эпитет к женщине. Не могу сказать этого наверняка. Кстати, еще мужчины говорят, что даже женщина — самка слина, нуждается всего лишь в строгом господине, том, кто сможет моментально поставить ее на колени и научить тому, что она — женщина. Скорлупа самки слина, как говориться, может быть сорвана с нее, чтобы никогда не вырасти снова, оставляя открытой нежную плоть еще одной рабыни.