— Нет, конечно, — заверила его я.
— Хм, интересно, — хмыкнул он. — Я кстати слышал, что после того как это уже сделано, очень немногие девушки по-прежнему выражают неудовольствие этим. В действительности, большинство взволнованы тем, что их уши проколоты, и стремятся продемонстрировать себя мужчинам в своем новом статусе. Они даже восхищаются и упиваются новыми украшениями, которые так возбуждающе улучшили их внешность.
— Я могу их понять, — кивнула я.
— А Ты можешь себе представить то фантастическое разнообразие и множество новых украшений, которое становится для них доступным?
— Да, Господин.
— Насколько же красивой Ты будешь в таких украшениях!
— Я надеюсь, что Господин будет мною доволен, — сказал я.
— А я надеюсь, что Ты понимаешь ту опасность, которая может быть связана с проколотыми ушами, — заметил Мирус
— Опасность чего, Господин? — несколько испугалась я.
— Опасность, связанная с тем, что Ты станешь еще желаннее для сильных мужчин, — объяснил он.
— Я понимаю, — кивнула я и задумалась.
Конечно, я осознавала, что такие вещи как моя одежда, или точнее ее почти полное отсутствие, клеймо, выжженное в моем теле, ошейник, надетый на меня мужчинами, и который я не могла снять, а также и многое другое и, прежде всего, мой статус рабыни, делали меня намного более сексуально привлекательной для мужчинам, чем я была бы без них. Но я никогда не думала в том направлении, или, точнее, не придавала такого значения, идее, что в этой культуре подобные последствия могли быть вызваны такой мелочью, по крайней мере, с точки зрения землянки, таким пустяком, как проколотые уши или сережки в них. Безусловно, я была уверена, что проколотые мочки ушей и ношение сережек, были возбуждающим фактором даже для мужчин Земли. Во всяком случае, для тех из них, кто был способен отреагировать на такие вещи, как прокалывание плоти женщины, с его аллегорией проникновения и соответственно подчинения их власти мужчины, и использование этих проколов, для установки прекрасных украшений. Я ощущала варварский и сексуальный подтекст этого еще на Земле, и, возможно именно из-за этого боялась проколоть уши уже там. Само собой, здесь это будет сделано со мной, хотела я того или нет. Никакого недовольства по этому поводу, я не испытывала. Скорее, я была чрезвычайно рада.
— Хотелось бы мне поскорее увидеть тебя в таких украшениях, — прошептал, Мирус склонившись к самому моему уху и обдав горячим дыханием.
— Поцелуйте меня, — прошептала я в ответ.
Мои руки по-прежнему были скрещены за спиной, и я не могла разъединить их без его разрешения.
— Возможно, если бы твои уши были бы уже проколоты, — сказал он, — я был бы не в силах противиться твоей просьбе.
— Тогда я хочу, Господин, — прошептала я, — что это произошло как можно скорее.
— Уже скоро, — тяжело дыша, пообещал мужчина.
По моему телу пробежала легкая дрожь, я вдруг немного лучше, чем прежде поняла, что означали в этом мире, проколотые уши.
Его руки ослабили хватку на моих бедрах и скользнули выше, чтобы заняться узлом пояса на моей талии. Воспользовавшись моментом, я всем телом прижалась к нему.
— Я дал тебе разрешение прижаться ко мне? — строго спросил мужчина.
— Нет, Господин, — почти простонала я. — Простите меня, Господин.
Я поспешно отстранилась от него, так, чтобы наши тела не соприкасались. Но между моими грудями и его широкой сильной грудью оставалось не больше дюйма воздуха и тонкая прозрачная ткань рабского шелка. Я чувствовала себя необыкновенно оживленной и неудовлетворенной, горячей и возбужденной, совершенно беспомощной. Я была полностью под его контролем, я даже «связана» была его желанием. Мой обнаженный живот горел. Меня необыкновенно волновала, его близость ко мне. О, как я жаждала преодолеть это малое, и одновременно огромное расстояние между нами и прильнуть своим животом к его. Я чувствовала его руки за моей спиной прямо под моими скрещенными его желанием запястьями.
— Пожалуйста! — взмолилась я.
Наконец, я почувствовала, что он расстегнул большой зажим пояса на моей спине, соединявший обе петли мониста.
— Пожалуйста, — простонала я.
Мирус снял с меня пояс и бросил его рядом с мешком, в котором лежало ожерелье и заработанные и собранные мною со сцены монеты. Покончив с поясом, он пристально посмотрел на меня сверху вниз. Моя голова едва доставала до его плеч.
— Ты умоляешь меня? — спросил мужчина.
— Да! — воскликнула я.
— Кто меня умоляет? — уточнил он.
— Дорин умоляет, — выдохнула я.
— Дорин, что? — не отставал он от меня.
— Рабыня Дорин умоляет господина! — уже простонала я.
— К моим губам, рабыня, — наконец, сжалившись надо мной, приказал Мирус.
С благодарностью и нетерпением я рванулась вперед, к его губам, приподнявшись на цыпочки, наполовину повиснув в его руках, придержавших меня за подмышки, и растаяла от захлестнувшего меня удовольствия.
— Развяжите меня! — взмолилась я.
Я не смогла бы описать, как мне хотелось обнять его в тот момент, и прижаться к нему всем телом.
— Ты хочешь, чтобы тебя наказали? — осведомился мужчина.
— Нет, Господин! — разочарованно простонала я.
Мы слились в поцелуе, на некоторое время полностью потеряв связь с реальностью. Я перестала ощущать себя отдельным существом, на время поцелуя став частью державшего меня мужчины. Если бы часть моего сознания не следила за тем, чтобы держать руки за спиной, то я, скорее всего, потеряла бы сознание от счастья, что наконец-то оказалась в его власти. Казалось, что прошла вечность, и одновременно пролетело мгновение, когда он престал придерживать меня на весу, и немного отстранился.
— Я все еще связана! — простонала я.
— И можешь продолжать оставаться таковой, — прохрипел Мирус.
— Как будет угодно Господину! — прошептала я, уже ощущая в нем его нетерпеливое желание.
Но мужчина, вопреки своему и моему желанию, не прижал меня к себе, а отстранил еще дальше, на вытянутые руки, окидывая меня горящим взглядом.
— Вы уже забрали рубин на цепи, что был на моем лбу, жемчуг, который был в моих волосах, — страстно прошептала я. — Получили монеты, брошенные посетителями на сцену, и собранные мною для Вас. Ожерелье, пояс, украшения, рабские бусы, колокольчики уже в коробке! На моем теле остался только шелк! Вы же хотите забрать его у меня!
На лице Мируса появилась мечтательная улыбка.
— Сорвите с меня шелк, — предложила я. — Возьмите меня прямо здесь, на полу, в коридоре! Я готова! Я умоляю об этом!
— А как насчет, проверить монеты, — напомнил он.
— Конечно, Господин! — всхлипнула я, понимая, что мужчина только что напомнил мне, что я — рабыня.
— Открой рот, — скомандовал он.
Его палец быстро и умело пробежался по всем закоулкам моего рта. Мирус отличался педантизмом. Еще ни разу он не пропустил моего обыска на предмет утаенных монет.
— Стой спокойно, — велел он.
— Да, Господин, — отозвалась я.
Мне рассказывали, что некоторые девушки иногда пытаются проглотить мелкие монетки. Лично мне кажется, что это глупостью. Ведь в этом случае, монета может быть достаточно легко и быстро извлечена из ее тела такими простыми и весьма неприятными способами, как вызов рвоты или слабительным. Кроме того в случае малейшего подозрения ее экскременты могут быть подвергнутым внезапной проверке. Но даже если ей сильно повезет и удастся утаить монету, то остается вопрос, зачем она ей нужна? Обычно у рабыни мало шансов воспользоваться ей. Кроме того крайне трудно найти место, чтобы спрятать такие объекты в клетке или конуре. Не стоит забывать и о том, что невольница постоянно находится под наблюдением, того или иного рода. За ней присматривают и свободные люди, и другие рабыни. И последнее, если кто-либо, например, торговцы, стражники или любой свободный человек заметит, что у нее имеется монета, или тем более монеты, то женщина должна быть готова к тому, чтобы иметь безукоризненное объяснение этой странности, которая, скорее всего, будет сообщена ее хозяину. В большинстве городов рабыням запрещено даже касаться денег, за исключением ситуации, когда ей это по той или иной причине это позволено или приказано. Им просто не могут принадлежать деньги, точно так же, как и любому другому виду домашних животных.
Я замерла перед Мирусом, глядя на него сквозь слезы обиды, заполнившие мои глаза.
— Чем это Ты тут занимаешься? — поинтересовался Хендоу, внезапно подошедший из глубины коридора.
Я, даже не задумываясь, упала на колени и уткнулась головой в пол перед своим господином. Но руки я по-прежнему держала сзади, не забывая, что все еще связана желанием мужчины.
— Она танцевала, — пояснил Мирус. — Мы только что закончил ее проверку на предмет утаенных монет.
— Подними голову, — приказал мне Хендоу.
Я немедленно выпрямилась, приняв предписанную мне позу, широко разведя колени, но держа руки за спиной. Женщина перед мужчинами, рабыня перед рабовладельцами.
— Полагаю, что все монеты сосчитаны, — заметил мой господин.
— Честно говоря, еще считал, — признался Мирус.
— А почему она до сих пор не в зале? — спросил Хендоу.
— Сегодня вечером она больше не должна выходить в зал, — пожал плечами Мирус, — если только Вы не захотите послать ее туда.
— Это согласно твоему графику? — осведомился Хендоу.
— Да, — кивнул Мирус.
— Ну, тогда ладно, — кивнул Хендоу, и, откинув занавес, вышел в зал.
— Встань, — приказал мне Мирус.
Я снова оказалась перед ним, все так же держа руки за спиной. Мужчина окинул меня пристальным взглядом. Я немного выпятила грудь и отвела руки назад, подчеркивая свою фигуру.
— Пожалуйста, — всхлипнула я.
— Ты должна вернуться в рабский подвал, — сообщил мне Мирус, — и занять место в своей конуре.
— Но сейчас я еще не нахожусь в своей конуре, — надулась я.
— И где же Ты сейчас находишься? — полюбопытствовал он.
— В Ваших руках, — ответила я.