— Нет, — сурово отрезал Мирус.
Нет, то, что осталось во мне от земной женщины, было совершенно бессильно!
— Пожалуйста, пожалуйста-а-а! — шепотом причитала я.
— Нет, — стоял на своем мужчина.
Значит, что то, что оставалось во мне от земной женщины, исчезло, и на ее месте теперь появилась только испуганная гореанская рабыня, оказавшаяся на краю познания того, чем она являлась.
Я больше не хотела простых ласк и поцелуев с уважением, предписанным банальной земной этикой. Я должна была быть завоевана!
— Пожалуйста! — зарыдала я.
— Нет, — снова отказал мне Мирус.
Мне больше не разрешено даже клочка собственного достоинства или гордости. Моя капитуляция перед мужчиной ничего общего не имела с тем, что было принято на Земле. Ничего общего с той легкой бессмысленной рябью эмоций, указывавшей на приемлемое выражение чувств, наибольшее, на что были способны многие из землян. Нет, скорее это был результат его воли и власти, его принуждения, решительности и применения ко мне его силы, делавшей меня беспомощной. Он просто брал меня так, как он хотел меня брать. Это не было актом компромисса. Это был акт получения им удовольствия от обладания мной. Это был манифест его ошеломительной власти и моей беспомощной слабости, его триумфа и моего поражения. Это был акт его бескомпромиссной власти наложенной на меня, и которой я, женщина, не в силах была сопротивляться.
— Позвольте мне кончить! — умоляла я.
— Жди, — его ответ был неизменным.
Я застонала. Мне не нужна была вежливость в любви. Я хотела быть уверенной, что находилась в руках мужчины, который способен к тому, чтобы возбуждаться, и которого возбуждала я. Я хотела быть в руках того, кто нашел бы меня по-настоящему изумительной, чьей яростной власти я могла бы покориться, и чьи жестокие и ненасытные аппетиты я могла бы вызвать. Я хотела быть в руках настоящего мужчины. Я не хотела ошибаться в том, владеют мной или нет. Я не хотела, чтобы ко мне прикасались так, как если бы я была хрупким цветком, и могла бы сломаться от прикосновения. Я не хотела бороться со сном во время акта любви. Я хотела, чтобы он обладал и покорял меня, а если случилось бы так, что он остался недоволен мной, то я не хотела бы, чтобы дрогнула его рука держащая плеть.
— Я готова! Я прошу позволить мне подчиняться вам, как рабыне!
— Еще нет, — Мирус был безжалостен.
Я начал рыдать от желания уступить его натиску.
Он не собирался просто наслаждаться мной или получать удовольствие вместе со мной. Он декларировал свою власть надо мной. Я не должна была быть просто использована, пусть даже использована как простая рабыня, как это иногда нравится делать нашим гореанским рабовладельцам. Я должна была капитулировать полностью и без остатка. Это даже не было просто актом любви. Произошедшее со мной было намного значимее и опустошительнее для меня, чем просто это. Надо мной доминировали, мной владели. Я должна была капитулировать, как рабыня, полностью!
— Пожалуйста!
— Нет!
Я должна была быть побеждена, окончательно.
— Пожалуйста!
— Мне необходимо заткнуть тебе рот? — строго спросил Мирус.
— Нет, Господин, — простонала я.
— Ты готова? — уточнил мой мучитель.
— Да, да, Господин! — закричала я.
— Теперь Ты можешь отдаться, — наконец разрешил он, — как рабыня.
И я сдалась на его милость, полностью, без компромиссов, как рабыня своему господину.
А чуть позже, придя в себя, все еще не веря в случившееся со мной, я посмотрела на него, дикими от переполнявших меня эмоций глазами.
— Господин, — одними губами проговорила я, признавая, что то, что я принадлежала мужчинам, было абсолютно верно.
Замерев, почти не дыша, я лежала в его руках, ошеломленная, напуганная рабыня. Мой опыт, в контексте обусловленном моей смиренной капитуляцией в отношениях между нами, между господином и его рабыней, теперь был полным.
Мирус поцеловал меня. На этот раз очень нежно.
На Земле я даже представить себе не могла, что такие мужчины где-то существуют. Я могла только мечтать о них, о мужчинах, перед которыми я совершенно справедливо могла быть только презренной рабыней. Но оказавшись на Горе, я стала собственностью именно таких мужчин. И теперь, голая, в рабском ошейнике и клеймом на бедре, я лежала в руках одного из них.
— Что это было? — спросила я. — Чем было то, что Вы со мной сделали?
— Ничем, — ответил Мирус.
— Господин! — возмутилась я.
— Это был рабский оргазм, — снизошел он до объяснений.
Я вздрогнула в его руках.
— Конечно, такой, какой был возможным для тебя.
— Да, Господин! — сладко улыбнулась я.
Оказывается у меня только что был рабский оргазм, с любопытством подумала я.
— Весьма слабенький, если быть совсем честным, — добавил он.
— Слабенький! — воскликнула я. — Пожалейте бедную рабыню, прошу вас, Господин. Не дразните ее так.
Мне никогда прежде не доводилось испытать ничего даже близкого с такой подавляющей мощью. Я все еще оставалась под впечатлением произошедшего со мной. Оказавшись во власти этих ощущений, я была ошеломлена и совершенно беспомощна.
— Тебе еще предстоит расти и расти до большего, — пояснил Мирус. — Ты в самом начале пути. Это сейчас они такие слабые.
— Неужели может быть сильнее? — поинтересовалась я.
— Ты поднялась только на первую ступень того, что мужчины могут заставить тебя почувствовать, рабыня Дорин, — улыбнулся мужчина.
По телу пробежали мурашки, заставившие меня вздрогнуть. До настоящего времени я даже не представить себе не могла, что власть мужчин надо мной могла быть настолько огромной.
— Ты хотела бы почувствовать такое снова и сильнее? — спросил он.
— Да, — прошептала я. — Да!
Насколько же глубоко мы были в их власти! Мужчины держали нас в рабстве не только силой боли, но также и силой удовольствия. В лице Мируса, они позволили мне ощутить вкус невероятного наслаждения, возможно лишь для того чтобы заронить во мне некое подозрение относительно того, какими могли бы быть эти ощущения в будущем. Теперь в их власти было предоставить мне такие удовольствия, или отказать мне в них. Только ради этого я готова была повиноваться им со всем возможным совершенством!
— На что Ты готова пойти, чтобы пережить это снова? — поинтересовался Мирус.
— Пожалуйста, не заставляйте меня говорить этого, Господин, — взмолилась я.
— И что здесь происходит? — откуда-то сверху донесся зычный мужской голос.
Мы с Мирусом мгновенно отпрянули друг от друга. Только он сразу оказался на ногах, а я на коленях, опустив голова до каменных плиток пола.
— Ты что взял ее здесь в коридоре? — спросил Хендоу.
— Ну да, — ответил Мирус.
Конечно, со своего места я не могла видеть лица Хендоу, но почему-то была уверена, что господин не был обрадован случившимся. Мне показалось, что и Мирус испытывал неловкость перед ним. По моему телу пронеслась горячая волна страха.
— Ты, что тренировал ее? — спросил Хендоу.
— Да, — ответил Мирус.
— Лучше места не нашлось? — осведомился Хендоу.
— Я еще и получил удовольствие от нее, — раздраженно отозвался Мирус.
— И как она тебе? — сразу заинтересовался Хендоу.
Кажется, в этот момент я покраснела.
— Для сырой рабыни, очень даже ничего, — ответил Мирус.
Поведение и достоинства рабыни, как и другие ее особенности, могут обсуждаться открыто, впрочем, как и таковые параметры любых других животных. Ведь рассказывая про свою собаку или лошадь, никто не будет стесняться их присутствия.
— Она сдалась тебе? — уточнил Хендоу.
— Куда бы она делась, — сказал Мирус.
— Полностью? — как будто удивился Хендоу.
— Само собой, — несколько сердито ответил Мирус.
— Подними голову рабыня, — скомандовал мне Хендоу.
Я немедленно повиновалась ему.
— Ты отдалась? — спросил меня Хендоу.
— Да, Господин.
— Полностью? — теперь уже обращаясь ко мне, уточнил он.
— Да, Господин, — прошептала я.
— Ему? — спросил мой господин.
— Да, Господин, — испуганно подтвердила я.
— Ну и как, она достигала рабского оргазма? — осведомился Хендоу.
— Да, — кивнул Мирус.
— Рабыня? — позвал он меня.
— Да, Господин, — отозвалась я.
— Это — твой первый, не так ли? — поинтересовался Хендоу.
— Да, Господин, — шепотом ответила я и закусила губу.
— Возможно, Вы предпочли бы довести ее до этого состояния лично, — осторожно начал Мирус. — Если это так, то я этого не знал. В таком случае, вам стоило бы известить меня о своих намерениях, конечно, я бы уважал их, если бы знал о них.
— Какое значение имеет то, кто вызывает в девке ее первый рабский оргазм? — отмахнулся Хендоу.
— Никакого, конечно, — пожал плечами Мирус.
— Тебе понравилось это, рабыня? — спросил меня Хендоу.
— Да, Господин, — пискнула я, испуганная тем, что впервые видела его в таком состоянии.
— Это все? — уточнил он.
— Я полюбила это, — прошептала я испуганно.
— Что именно Ты полюбила? — раздраженно переспросил Хендоу.
Я ошеломленно уставилась на него. Но я же скромная застенчивая девушка. Я робкая. Я с Земли. Я не могла вслух произнести такие слова.
— Она всего лишь сырая рабыня, — попытался вступиться за меня Мирус. — Возможно ….
— Помолчи! — отмахнулся от него Хендоу.
Мирус дернулся, как от удара. Его скулы напряглись. Я был поражена. Как Хендоу мог говорить так со свободным человеком? А еще я никогда прежде не видела его, в таком состоянии.
— Я ухожу, с вашего позволения, — ледяным тоном заявил Мирус.
— Стой, где стоишь, — небрежно бросил Хендоу.
— Я не знал, что рабыня представляла интерес для Вас, — попытался объяснить Мирус.
— Она так же бессмысленна для меня, как и любая другая рабыня, — сказал Хендоу.
— Конечно, — кивнул Мирус.
Хендоу снова обратил внимание на меня. В его глазах, не предвещавших для меня ничего хорошего, плескалась жестокая ярость. Я должна была ответить на его вопрос. Но, как же это было трудно для меня! В мою бытность на Земле мне было трудно назвать тот вид танца, которым я занималась и который любила, его настоящим названием. Вместо «танца живота» я всегда го