— Именно поэтому для тебя является правильным называть любого из них «Господин», — сказал он.
— Да, Господин.
— Я приказал проколоть твои уши, — заметил Хендоу.
— Так было угодно вам, Господин, — отозвалась я.
— Теперь Ты всего лишь девка с проколотыми ушами, — сказал он.
— Да, Господин, — озадаченно ответила я.
— Ты знаешь, что это означает? — осведомился мужчина.
— Я не уверена, — призналась я.
— Отныне, у тебя нет никакой надежды, оказаться вне ошейника, — пояснил он.
— Да, Господин, — кивнула я.
Я пришла к выводу, что он, по некой своей причине или причинам, решив сделать меня еще более возбуждающей для своих клиентов и мужчин вообще, приказал проколоть мне уши. А возможно, подумала я, в некотором роде, он захотел, подтвердить на мне мое рабство, сделав его намного глубже. Впрочем, меня это совершенно не волновало. Я была рабыней!
— Ты знаешь, почему я решил проколоть твои уши? — спросил Хендоу.
— Нет, Господин.
— Существует множество причин, по которым с рабынями делают это, — сказал он, и на некоторое время задумался.
— Господин?
— Это улучшает ее как рабыню, — продолжил он. — Это делает ее более возбуждающей и более обольстительной для мужчин, и одновременно она сама становится более легковозбудимой.
— Да, Господин, — сказала я, краснея с головы до пят.
— Есть и просто экономические соображения. Это поднимает цену рабыни.
— Конечно, Господин, — понимающе кивнула я.
— В общем, причин множество, — пожал он плечами. — Те, что я назвал, только одни из них.
— Понимаю, Господин, — сказала я.
— Кроме того, — добавил Хендоу, — я решил, что в твоем случае, это особенно обосновано.
— Господин?
— Теперь Ты — девка с проколотыми ушами, — сказал мужчина, — но, более того, Ты была ей еще до того, как твои уши прокололи.
— Да, Господин, — ответила я, несколько озадаченная его словами.
— Я презираю тебя, — вдруг выплюнул Хендоу.
Я опустила голову. Ничего удивительного с том, что он мог презирать меня, не было, да я в этом и не сомневалась. Но, почему-то я подозревала, что его чувства ко мне были куда более сложными. Во мне крепла уверенность, что они уже превысили простое презрение к распутной девке-невольнице.
— Итак, — проговорил он, — согласно моему решению твои уши проколоты.
— Да, Господин.
— Вы принадлежишь ошейнику. И теперь, как уже было замечено, в нем Ты и останешься.
— Да, Господин.
— Неужели тебя это не беспокоит, не заставляет стыдиться?
— Нет, Господин, — призналась я.
— Какая Ты оказывается нахальная, бесстыдная рабыня, — презрительно бросил Хендоу.
— Да, Господин, — не стала отрицать я.
— Значит, Тебе нравится быть рабыней, — заключил он.
— Я — рабыня, — признала я. — Таким образом, я должна открыто признать то, что прежде от всех срывала, но что всегда скрывалось в моем сердце, и, признав это открыто, находить в этом счастье и удовольствие.
— Ты шлюха, которой нравится быть рабыней, — ухмыльнулся мужчина.
— Да, Господин, — кивнула я.
Я предположила, что не стоило сообщать ему, до какой степени мне это нравилось!
— Мы подумываем о назначении новой первой девки, — сказал Хендоу.
— До меня доходили слухи об этом, — признала я.
— И что Ты думаешь о Тупите? — полюбопытствовал мой хозяин.
— Я за нее, — ответила я.
Мужчина улыбнулся. Полагаю, что для него не было секретом, как жестока была Тупита ко мне в начале, и что теперь мы с ней фактически конкурировали, если не сказать враждовали. С другой стороны я пообещала Тупите, что не буду говорить о ней плохо. В конце концов, той ночью она не стала затягивать цепь на моем животе излишне туго, хотя вполне могла это сделать.
— Она предлагала тебе, за твою поддержку, положение второй девки? — предположил мужчина.
— Третьей, — поправила я.
— И кто бы в таком случае была вторая? — поинтересовался он.
— Сита, — ответила я.
— Похоже, Тупита считает, что Сита ее союзница, — криво улыбнулся Хендоу.
— Да, Господин, — кивнула я.
— А что Ты думаешь о Сите, как о старшей рабыне? — спросил хозяин.
— Думаю, она была бы не хуже на этом посту, — осторожно заметила я.
— Ты готова поддержать ее кандидатуру? — осведомился Хендоу.
— Да, — ответила я. — Я готова поддержать Ситу.
Я стояла перед ним, опустив голову и смотря в пол под ногами. В действительности, мне крайне не хотелось ввязываться в эти интриги.
— А она что тебе пообещала? — полюбопытствовал мой господин.
— Положение второй девушки, — сообщила я.
— Значит, я так понимаю, Ты предпочтешь поддержать Ситу, а не Тупиту.
— Нет, Господин, — замотала я головой.
— То есть Ты предпочитаешь кандидатуру Тупиту, — решил он.
— Я поддерживаю обеих, — пробормотала я.
— Эй, — воскликнул Хендоу, — у меня в таверне, может быть только одна первая девка!
— Да, Господин, — согласилась я.
— Так кого из них предпочла бы Ты? — поинтересовался моим мнением мужчина.
— Из этих двоих, пожалуй Тупиту, — ответила я.
— Почему? — не отставал он.
— Сита предает Тупиту, — постаралась объяснить я. — Она делает вид, что является ее подругой, но на самом деле это не так.
— А Ты, значит, думаешь, что Тупита, если их поменять местами, вела бы себя как-то иначе? — усмехнулся Хендоу.
— Я не знаю, Господин, — честно призналась я.
— Значит Ты на стороне Тупиты вовсе не потому, что она принесла тебе кекс? — вдруг спросил он.
Я пораженно посмотрел на него.
— Она была здесь до тебя, и после нескольких ударов плетью сама все рассказала, — пояснил хозяин. — Должно быть, она просто ужасно хотела остаться на положении первой девки, что рискнула украсть что-то с кухни. Само собой, она рассчитывала остаться не пойманной.
— Господин?
— Недостача была сразу замечена старшим поваром, — пожал он плечами. — Только у Тупиты, старшей рабыни, кроме моих работников и назначенных помогать на кухне рабынь, мог быть доступ к еде прежде, чем была замечена недостача. Стоило лизнуть ее пальцы, и стало ясно, что на них присутствуют следы сахара. А крошки нашлись на следующее утро в твоей конуре.
— Понимаю, — кивнула я.
— Ей назначили всего-то пять плетей, — сообщил Хендоу.
— Господин добр, — сказал я, вздрогнув.
А ведь могли назначить и тысячу, а то и вовсе — убить. Она была всего лишь рабыней.
— Что Ты думаешь об Айнур? — поинтересовался мужчина.
— Думаю, что она была бы хорошей старшей рабыней, — признала я.
— Ты можешь предложить кого-то лучше? — уточнил Хендоу.
— Нет, Господин, — покачала я головой.
— Очевидно, что и Тупита и Сита хотели заручиться твоей поддержкой в этом вопросе, — заметил он.
— Уверена, что каждая из них пыталась договориться сразу с несколькими девушками, — предположила я.
— В той или иной мере, — кивнул мой господин, — но не настолько, насколько Ты могли бы подумать.
— Ох? — выдохнула я.
Наверное, мое удивление слишком явно проявилось на моем лице.
— Они обе, очевидно, думали, что Ты могла бы иметь некое влияние на меня, — предположил мужчина. — А Ты тоже думаешь, что имеешь влияние на меня?
— Нет, Господин, — поспешно ответила я.
Ну какое влияние я могла иметь на Хендоу? Да я за все это время даже видела его крайне редко, только второй раз здесь и несколько раз в зале таверны. Он ни разу не вызвал меня к себе для интимного использования, что было бы подходящее для рабыни. В действительности, это несколько озадачивало меня и даже заставляло усомниться в своей привлекательности, по крайней мере, для него. Само собой, он достаточно часто пользовался услугами других девушек. И кстати, мне показалось, что они очень боялись вызова в его покои, скорее всего из-за его уродства и грубости. Подозреваю, также, что он не был особо нежен с ними, и, несмотря на их к себе отношение, страдание и отвращение, вынуждал их служить себе с бескомпромиссным совершенством. На самом деле, могло показаться, что в рабском подвале, большинство девушек завидовали мне, за мою очевидную неприкосновенность в этом плане. Но что достаточно интересно, а возможно и парадоксально, лично я не расценивала его с таким же отвращением, как многие из моих сестер по рабству. Да, как и все они, конечно, как своего господина я его боялась, но одновременно с этим, я испытывала к нему огромное уважение, к его силе, его проницательности и интеллекту, которые я не могла не ощутить в нем. Кроме того, не знаю почему, но иногда я чувствовала жалость к нему. Мне казалось, что его жизнь, должно быть, была очень трудна. Он сам упомянул, что когда-то был предан своим лучшим другом, оставившим его умирать. Тогда за него отомстил Борко. Если бы он только вызвал меня в свою спальню, я постаралась бы служить ему так хорошо, как только смогла бы. И хотя я и не стремился служить ему, но я не побоялась бы сделать это. В действительности, мне самой иногда было любопытно представить, на что это могло бы походить, интимно служить ему в его спальне. Все же мужчины так сильно отличаются, один от другого. Возможно, именно эта моя готовность к вызову в его покои, как это ни парадоксально, обеспечила мою безопасность в этом вопросе. Я этого не знала. Возможно, по некоторым причинам, известный только ему одному, Хендоу находил особое наслаждение в принуждении напуганных им и ненавидевших его женщин к доставлению ему удовольствия, и, если не ошибаюсь, особенно это касалось женщин, которые считали его звероподобным и тошнотворным, тех, которые не могли питать к нему ничего кроме отвращения. Вот такую женщину он взял бы с удовольствием, а затем, вывернув ее наизнанку, вынудил бы ее отдаться, как настоящей рабыне. И кстати, когда они, дрожащие, все в синяках, едва способные идти сами, возвращались, в рабский подвал, в них оставалось немного сомнений относительно их женственности или власти их господина. Однако я не думала, что на этот раз была вызвана сюда для того, для чего обычно вызывали к нему рабынь. По крайней мере, ничто мне на это не намекало. Тем более, что обычно женщины посылали к нему вечером. Но вот для чего именно я была сюда вызвана, уверенности у меня не было. Возможно, конечно, ему просто захотелось осмотреть проколы в моих ушах. В конце концов, он это и сделал. Не исключено, также, что он пожелал полюбоваться на меня голую, как на свое имущество. У него было много разных девушек, и поскольку, как могло показаться, он задумался о смене «первой девки», он захотел узнать мое мнение. Он уже сделал и это.