— Куда нас могут отправить? — поинтересовалась я.
— Скорее всего, недалеко и ненадолго, думаю на неделю или около того, пока они не закончат с толкованием знамений, — предположила Тупита. — Можно предположить, что нашу цепь будут использовать для очистки и углубления рвов со стороны Виктэль Арии к югу от Венны. Мы можем вернуться сюда позже. К тому времени все снова вернется на круги своя.
— Это далеко? — спросила я.
— Не думаю, скорее всего, не очень, — ответила она.
— Это за оборонительным периметром? — осведомилась я.
— Вероятнее всего, нет, — пожала она плечами. — Почему тебя это так интересует? Ты действительно боишься быть украденной?
— На самом деле, нет, — призналась я.
— На твоем месте, — заметила она, — Я бы мечтала о том, чтобы меня поскорее украли. Ты не предназначена для рабочей туники. Ты из тех, кто должен носить полоску шелка и целовать ноги мужчин.
— А разве Вы не хотите, чтобы вас похитили? — улыбнувшись, спросила я.
— Нет, — покачала головой женщина. — Я предпочла бы, по крайней мере, еще некоторое время, оставаться с цепью.
— Понимаю, — улыбнулась я.
Она поправила лямку бурдюка на плече. Предстоял крутой подъем из распадка.
— Если мы окажемся вне оборонительного периметра или около его границы, не возникнет ли опасности того, что цепь может оказаться под атакой? — осведомилась я.
— Ради чего? — усмехнулась Тупита. — Чтобы помешать углубить ров?
— Почему бы нет, — пожала я плечами.
— Мужчины редко воюют с рабочими цепями, — скептически проговорила она.
— Рада это слышать, — кивнула я.
— К тому же, мы ведь не возводим осадные укрепления и не восстанавливаем стены осажденного города, — добавила Тупита.
— Надеюсь, что нет, — кивнула я.
— Я готова, — сказала она. — Давай-ка будем выбираться отсюда.
С трудом, с бурдюками за спиной и цепями на руках и ногах, мы принялись карабкаться по песчаному склону. Достигнув вершины первой, я протянула руку Тупите, принявшей ее с благодарностью, и с моей помощью, выбравшейся наверх.
— Ты вся в ушибах, — заметила женщина, встав рядом со мной.
— Ерунда, — отмахнулась я.
— Не будь так уверена, завтра твое тело будет саднить и болеть куда сильнее, чем сегодня, — предупредила она.
Я только пожала плечами.
С того места, где мы находились, были видны мужчины, бак с водой, палатка старшего надсмотрщика на вершине холма и наши загоны у его подножия, а также забор вокруг лагеря. Думаю, что в тот момент мы обе были рады увидеть этот до боли знакомый пейзаж.
— Как твоя спина, — поинтересовалась Тупита.
— В порядке, — успокоила ее я.
— Песок остановил кровотечение из ран, — кивнула она.
Цепь ручных кандалов, бывшая подо мной, немного врезалась и повредила кожу на моей спине, когда я дергалась, задыхалась и вскрикивала. Почувствовав сырость от крови под спиной, я пыталась опускать руки ниже и не шевелить ими, зарыв пальцы в песок, но потом, почти полностью теряя контроль над своим телом, снова изо всех сил тянула руки вверх, в тщетных попытках дотянуться до их тел. Это снова тянуло цепь под спину, еще больше повреждая кожу. Однако в муках моего подчинения, отдаваясь мужчинам, как рабыня до самых глубин моего живота, я даже не чувствовала боли. А если и чувствовала, то смутно, на грани сознания. И вообще, в тот момент я полагала, что должна была с благодарностью принять ее, и, полностью беспомощная в их руках, продолжала в муках удовольствия пытаться дотянуться до них. Признаться, я даже не могла ясно восстановить в памяти то, что со мной происходило.
— У тебя туника сзади в крови, — пояснила она причину своего вопроса.
Я обеспокоенно посмотрела на нее.
— Не бойся, — поспешила успокоить меня Тупита. — Думаю, что Ты сможешь отстирать ее, когда доберемся до бака с водой. Кроме того, твоей же вины в этом нет.
— А шрамов не останется? — спросила я.
— Нет, тщеславная рабыня, — улыбнулась женщина.
Такие шрамы, конечно, если останутся навсегда, могут сильно снизить цену девушки при ее перепродаже.
Обернувшись, я окинула взглядом песчаное дно распадка.
— Как Вы думаете, меня часто будут направлять для удовольствия мужчин цепи? — поинтересовалась я у Тупиты.
— Нет, — покачала она головой. — Наш владелец, Ионик, уже получил свое развлечение. Подозреваю, что теперь тебя будут использовать скорее для того, чтобы подразнить их, чем чтобы ублажить. Охранник-то видел, как Ты двигалась, и понял, что Ты понравилась им. Об этом скоро узнают все в лагере. Так что, не удивляйся теперь тому, что охранники захотят пользоваться тобой куда чаще, чем прежде. Лично меня бы даже не удивило то, что, скажем, вечер или два, Ты снова проведешь в шнурке и шелке в палатке старшего надсмотрщика.
Я бросила взгляд на вершину того холма, на котором была разбита палатка. До туда было приблизительно полпасанга. Надсмотрщик был вправе потребовать к себе любую из рабынь этого лагеря. Кроме того он мог направить любую кого бы он ни пожелал, и на столько, на сколько бы ни пожелал, любому из своих подчиненных или подопечных.
— Само собой, — добавила Тупита, — нас могут бросать в бригады, время от времени, в качестве награды или поощрения.
Я понимающе кивнула. Точно так же, как мужчины могли бросить нам в награду печенья или конфетки, ровно также, в свою очередь, и нами самими или нашим использованием, можно было наградить других.
— А есть еще какая-нибудь информация о животном, которое убило эдила? — поинтересовалась я.
— Нет, по крайней мере, при мне больше ничего не сказали, — ответила она.
— А про тех двух рабынь, которые исчезли?
— Нет, — покачала головой Тупита.
— А вдруг они сбежали, — предположила я, и сама вздрогнула от мысли о том, что могло их ждать в таком случае.
Меня приводила в ужас даже просто мысль о возможных наказаниях за подобное нарушение. Учитывая культуру местного общества, его менталитет и повсеместное, мягко говоря, неодобрительное отношение к побегам, а также обязательное клеймение и прочие факторы, возможность удачного побега гореанской рабыни практически сведена к нулю.
— В рабочих туниках, в кандалах, через ограду? — скептически спросила она.
Я промолчала, признавая ее правоту.
— Кроме того, рабочие рабыни вне ограды, когда поблизости нет рабочей цепи и без сопровождения охранника? Они мгновенно вызвали бы подозрение.
Я кивнула, не видя смысла спорить в этом направлении.
— Они бы уже через ан, лежали животах перед старшим надсмотрщиком в ярме для наказанья, — усмехнулась Тупита.
Понимающе кивнув, я спросила:
— В таком случае, кто мог украсть их?
— Понятия не имею, — пожала плечами моя собеседница.
— А что если, это было то животное?
— Честно говоря, я так не думаю, — ответила она, — но кто может знать наверняка?
— Дело идет к закату, — заметила я.
— Пожалуй, этой ночью, я буду даже рада оказаться за запертой решеткой в нашем загоне, — призналась женщина.
— Я тоже, — поддержала ее я, вздрогнув от липкого чувства страха.
— Пойдем уже, — сказала Тупита.
— Тупита? — окликнула я женщину.
— Что? — отозвалась она.
— Называйте меня по имени, — предложила я.
— А как тебя зовут?
— Тука, — сказала я.
Это было то имя, которое мне дал хозяин. Это была кличка данная мне, точно так же, как дают кличку собаке или другой рабыне.
— Тука, — повторила Тупита.
— А Ты любишь Мируса, — полюбопытствовала я.
— Я готова умолять его о том, чтобы он позволил мне целовать его плеть, — призналась она.
— А он тебя любит? — спросила я.
— Я не думаю, что для него имеет хоть какое-то значение, существую я или нет, — вздохнула она.
— Он — добрый и удивительный мужчина, — сказала я.
— Ты ему понравилась, — с горечью проговорила Тупита.
— В Брундизиуме я просто привлекла его внимание, — попыталась объяснить я, — новая девушка в таверне, еще не полностью приученная к ошейнику. Наверное, ему нравилось обучать таких как я и проверять в деле. Ему, как и многим другим мужчинам доставляло удовольствие использовать меня. И, честно говоря, мне он тоже доставлял большое удовольствие, и я надеюсь, что и получал он не меньшее.
Тупита пристально, ничего не говоря, смотрела на меня.
— И я думаю, что испытывал ко мне нежные чувства, — предположила я.
— Это точно, — кивнула она.
— Но я не думаю, что в действительности была для него чем-то большим, чем любая другая рабыня, оказавшаяся у его ног. Уверена, что он никогда не думал обо мне как о возможной любимой рабыне.
Тупита по-прежнему не говорила ни слова, и ее молчание начало меня пугать.
— Я даже не гореанка, — добавила я. — Я, всего лишь шлюха, которую привезли сюда с Земли, чтобы надеть ошейник и заставить изо всех сил служить мужчинам.
— Значит, Ты действительно думаешь, что он добрый? — нарушила, наконец, молчание Тупита.
— Да, — кивнула я.
— И Ты думаешь, что он такой удивительный? — поинтересовалась она.
— Конечно, — заверила ее я.
— И Ты думаешь, что он все еще испытывает к тебе нежные чувства?
— Я уверена в этом, — ответила я и, оглянувшись назад на песчаное дно распадка, внезапно севшим от осознания чудовищности моего проступка голосом, добавила: — Да, я заманила его в ловушку в Аргентуме. Я соблазнила того, кого я знала, и знала, что он был добр ко мне, доверял мне. Именно я стала причиной его цепей и неволи, и все же, сегодня он спас мою жизнь.
Тупита опять промолчала.
— И я всегда буду благодарна ему за это. Если бы не он, меня бы сегодня убили, — дрогнувшим голосом произнесла я.
— Остерегайся его, — предупредила меня Тупита.
— Почему? — удивилась я.
— Как по твоему, почему он спас тебе жизнь? — спросила она.
— Потому, что ему небезразлично, что со мной будет, — ответила я.
— Нет, — покачала головой женщина.
— Тогда из жалости, — предположила я.