Танцовщица из Атлантиды — страница 5 из 30

Но двигалась она словно девушка — нет, это была походка балерины, походка Даниловой, Фонтена или леопарда.

Рейд улыбнулся. Она облегченно и стыдливо улыбнулась в ответ.

— Х-х-хм! — произнес Олег. Рейд оставил Эриссу и пожал обе руки русскому, потом предложил то же самое гунну, который малость подумал и согласился.

— Дружба! — провозгласил он, потому что любой звук человеческого голоса был кстати в этой пустыне. — Мы все попали в эту невероятную переделку и все хотим домой. Значит, будем держаться вместе. Верно?

Трое остальных колебались. Он взмахнул рукой, предлагая двигаться за собой. Эрисса сделала это первой. Олег пробормотал что-то вроде проклятья и последовал за Эриссой. Бедняга утопал в собственном поту. Ульдин тоже двинулся следом, но поодаль. Рейд подумал, что гунн, как профессиональный воин, предпочитает не лезть героически вперед всех, а иметь удобную позицию для наблюдения и стрельбы. Олег же вооружен лишь для рукопашной.

Под ногами скрипели песок и галька. В пальто было душно. Рейд снял его и, опасаясь солнечного удара, повязал вокруг головы на манер бедуинского бурнуса. За медным цилиндром расстилалось открытое пространство до самой точки схода неба с землей. Цилиндр был по-прежнему окутан перламутровым блеском.

«Это всего лишь машина, — с усилием подумал Рейд. — А я — единственный среди всех сын века машин. Значит, и справиться с ней смогу только я».

Каковы шансы на успех.

Битси. Пам. Марк. Том. Отец. Мать. Сестры и братья. Фил Мейер и наше сотрудничество. Сиэтл, залив, острова, поросшие лесом, за ними — горы. Ванкувер; добрая старая Виктория; мост Золотые ворота; взлетающие ввысь стены в роттердамском порту, собор в Солсбери, великолепные островерхие деревянные крыши в Рейкьявике и тростниковая крыша на гравюре Хокусая; наконец, дома, которые ты сам собирался воздвигнуть. Почему человек придает так мало значения тому, что его окружает, и вспоминает об этом лишь перед лицом смерти?

Пам, Памела, поймешь ли ты, что я все-таки любил тебя?

Или это позерство?

Впрочем, уже неважно. Я почти у машины.

У машины времени?

Чепуха. Вздор. Физический, математический и логический нонсенс. Я даже доказал это в реферате по философии.

И я, некогда двадцатилетний самоуверенный юнец, оказался внезапно в этой пустыне возле машины, которой не может быть. Со мной русский из средних веков и гунн, живший еще до Аттилы, и женщина, ни о стране, ни о эпохе которой я не слыхал и не читал. И все это вместо того, чтобы отдыхать в обществе Памелы.

Неожиданно радужное сияние заколебалось, завихрилось и сфокусировалось в определенном месте сверкающего корпуса. Эта область словно бы выпятилась и открылась, будто круглая дверь. За дверью обнаружилось перламутровое пространство, пронизанное искрами света, а оттуда вышел человек.

Не было времени рассмотреть его как следует. Был он маленький, крепко сбитый, с кожей цвета слоновой кости и тонкими чертами лица под черной бархатной шапкой волос. Одежда белая, обувь прозрачная. В каждой руке он держал по полушарию диаметром фута два из сверкающего металла. На полушариях располагались некие кнопки, пластинки и рычажки.

Шел он неуверенно, как больной, одежда была покрыта следами рвоты.

Рейд остановился.

— Сэр… — сказал он и вытянул руки в знак того, что идет с миром.

Человек покачнулся и упал. Изо рта и носа у него текла кровь. Пыль быстро впитывала ее. А вход в машину закрылся.

4

— Господи! Неужели пилот умер?! — Рейд опустился на колени и ощупал неподвижное тело. Грудная клетка поднимается и опускается с нездоровой быстротой и мелко дрожит. А кожа горячее песка пустыни.

Эрисса присоединилась к Рейду. Лицо ее сделалось сосредоточенным. Бормоча какие-то заклинания, она уверенно осмотрела смуглого незнакомца: подняла веки, чтобы увидеть зрачки, прослушала пульс, продолжая ритмично напевать, поискала раны и переломы. Мужчины напряженно ждали. Наконец она встала, оглянулась и указала на ущелье.

— Верно, нужно отнести его в тень, — понял Рейд. — Да и нам не мешало бы… — тут он сообразил, что спутники не знают английского. Но они все поняли. Олег вручил Эриссе свой топор, легко поднял пилота и понес его. Эрисса же извлекла золотой амулет, висевший на шее, и коснулась им оружия, прежде чем понести его за русским с явным почтением.

Рейд попробовал как следует рассмотреть цилиндр. Там, где начиналось перламутровое сияние, ему пришлось остановиться — он словно бы наткнулся на радужную стену, которая вначале подалась, а потом с каждым дюймом стала увеличивать сопротивление. Защитное силовое поле, подумал он. Ничего удивительного в таких обстоятельствах. Лучше держаться подальше — а вдруг радиация? Хотя нет, ведь пилот… но как же войти внутрь?

Без пилота нам не справиться.

Рейд подобрал полушария. Их внутренняя поверхность была более мудреной, чем внешняя. Единственная знакомая деталь — ленты вроде завязок у шлемофона. Возможно, это переговорное устройство, которое нужно надевать на голову?

Рейд повел всю группу к ущелью. По пути он подобрал оброненную трубку. Даже в день Страшного суда необходимо заботиться о таких мелочах.

Крутые склоны ущелья защищали от ветра и давали немного тени. На самом затененном месте Олег уложил пилота — именно таковым Рейд полагал незнакомца. Рейд и Эрисса срезали несколько прутьев, чтобы сделать из пальто навес. Олег с громким вздохом облегчения скинул сапоги и латы. Ульдин распряг лошадь, стреножил ее и пустил пастись, накрыв предварительно попоной. Он принес свой мешок и флягу и предложил угощаться. Сушеного мясо поначалу никому не хотелось, зато молоко, кислое и перебродившее, подействовало на них, как эликсир жизни.

А потом они сидели каждый на своем скудном кусочке тени и ждали. Эрисса то и дело подходила к пилоту. Олег и Ульдин поочередно взбирались на склон, осматривали горизонт и возвращались, безнадежно качая головами. Рейд сидел и размышлял — потом он и сам не мог вспомнить, о чем. Помнился только устремленный на него взгляд Эриссы.

У него больше не было надежды на скорое пробуждение.

Солнце клонилось к западу. Тени в ущелье удлинились. Все четверо подняли потные, пыльные лица к небу, откуда начала спускаться вечерняя прохлада.

Пилот пошевелился и подал голос. Все побежали к нему.

Он пытался сесть, Эрисса укладывала его, но пилот сопротивлялся. «Ментатор» — хрипло выдохнул он и произнес еще множество слов на языке, отдаленно напоминавшем испанский. Его рвало, из носа снова потекла кровь. Эрисса вытирала ее носовым платком Рейда. Потом она жестом попросила Олега подержать раненого и помогла ему сделать несколько глотков жидкости, которую Ульдин называл «кумысом».

— Минутку, — Рейд прошел к своему месту и принес оттуда полушария. Пилот кивнул и потянулся к ним. Когда Рейд стал помогать пилоту, Эрисса отошла, давая понять, что здесь американцу и карты в кури.

«Будь я проклят, если понимаю что-нибудь во всем этом! Парень чуть живой, весь горит в лихорадке. Малейшее напряжение убьет его. Но, если он не сможет вернуться в свою машину, нам всем конец».

Пилот с трудом надел одно из полушарий на голову. Лицо его, грязное и окровавленное, с запавшими глазами, стало еще более нереальным в сверкании металла. Он откинулся на грудь Олега и знаком велел Рейду надеть другое полушарие. Американец повиновался. У пилота едва хватило сил поднять руку и нажать кнопку, выступавшую надо лбом. Рука его упала, но пальцы тянулись к Рейду.

Архитектор собрал все свое мужество. Будь готов ко всему, говорил он себе. И нажал кнопку.

Загудело. Шумит, должно быть, у него в голове, потому что остальные никак не отреагировали. И шум этот был не обыкновенными звуковыми колебаниями — он словно бы шел по нервам. У Рейда закружилась голова, он сел. Хотя, возможно, сказалось напряжение этих ужасных часов.

Пилоту явно стало хуже: он дернулся, застонал, закрыл глаза и обвис, как мешок. Казалось, прибор высасывает из него остатки жизни. Эрисса склонилась к нему, но ничего не предпринимала.

Примерно через пять минут по часам Рейда гудение стихло. Утопленные кнопки вернулись в первоначальное положение. Головокружение прошло. По-видимому, шлемы сделали свое дело. Пилот был почти без сознания. Когда Рейд снял свой шлем, Эрисса освободила голову пилота и уложила его. Она оставалась рядом с ним, прислушивалась к неровному дыханию и следила за биением жилки на шее.

Наконец пилот открыл глаза и прошептал что-то. Эрисса прислушалась, нахмурилась, и махнула рукой Рейду. Тот, сам не зная зачем, присоединился к ней. Тусклый взгляд пилота остановился на нем.

— Кто… вы? — вырвалось из пересохшего рта. — Где, когда… вы?

Английский!

— Быстрее, — молил пилот. — У меня мало… времени. И у вас… тоже. Вы знаете… ментатор? Этот прибор?

— Нет, — ответил Рейд. — Учитель языка?

— Верно. Он сканирует речевые центры. В мозгу. Мозг — банк данных. Сканер… снимает лингвистическую информацию… вводит ее в принимающий мозг. Безвредно… только… сильное напряжение… воспринимать… когда данные внушаются…

— Тогда мне следовало выучить ваш язык.

— Нет. Слишком сложно. Вы не смогли бы… много новых понятий. Скажите этому дикарю в шрамах слово… ну, «паровая машина»… хоть день, хоть неделю… ничего не выйдет, пока он не поймет идею… Как эта машина устроена… А вот о лошадях… вы могли бы говорить? — пилот помолчал, переводя дыхание. — У меня нет на это времени…

Олег осенял себя крестным знамением и творил русские молитвы. Ульдин отодвинулся и особыми движениями отгонял нечистую силу. Эрисса героически держалась возле Рейда и только подносила к губам свой золотой амулет. Амулет изображал секиру с двумя лезвиями.

— Вы из будущего? — спросил Рейд.

Тень улыбки скользнула по лицу пилота.

— Мы все из будущего. Меня зовут Сахир. Я из… не помню, откуда идет ваше летоисчисление. Я вылетел из… да, Гавайи в анакро… это можно назвать пространственно-временным… повозкой, экипажем… Движется по поверхности земли, одновременно перемещаясь во времени. Мы направлялись… в доисторическую Африку. Проточеловек. Мы… мы были… да, антропологами, это точнее всего. Можно попить?