Темнар расправил плечи и произнес с такой же интонацией в голосе. Теперь сходство со львами, что делят территорию, стало еще более очевидным.
— Командор Мельнис Онил. Я имел право приказать Ти Вольних передать мне ваше поручение. Как старший по званию.
Мельнис прищурился, шагнул навстречу Темнару, и на мгновение почудилось — он использует служебное положение в личных, определенно корыстных целях. Я даже почти разочаровалась в командоре. Больно кольнуло где-то в области сердца, будто меня очень задело это обстоятельство. То, что Мельнис оказался не столь уж честным, благородным, порядочным. Но думала я так лишь несколько секунд. Когда командор наконец-то смог разговаривать — до этого он скорее рычал диким зверем — я поняла, что ошиблась.
— Безусловно, вы в своем праве. Если бы мы не находились сейчас на территории потенциально проблемных для Союза рас. И бомба лишний раз это подтвердила. Где по инструкции в этот момент должны находиться командир станции и его помощник?
Темнар поджал губы и почти прошипел:
— Поблизости к рубке управления, чтобы иметь возможность защитить станцию или нанести ответный удар. Но тогда у меня встречный вопрос. Почему вы сами не выполняете упомянутое предписание?
Вместо внятного ответа Мельнис зарычал вновь, но я почему-то больше в нем не усомнилась.
Командор выдохнул так, что я бы не удивилась струе пламени из его рта и носа. Темнар набычился, выпятил упрямый лоб. Мельнис попытался сказать четко, почти по слогам, но вышло рвано и скомкано:
— Я… спешу… напомнить… вам… пункт… пять… Двадцать третьего правила!
Я воззрилась на Темнара и, судя по тому, что тот даже не покраснел — скорее побагровел, становилось ясно, что Мельнис опять попал в яблочко. А помощник провинился.
Командор сделал лишь одно, с моей точки зрения, предосудительное действие — добил Темнара, на случай, если кто-то еще не знает упомянутого пункта. И этот кто-то, скорее всего, я. Остальные невольные свидетели словесной потасовки либо кивали, либо качали головами, осуждая помощника.
— Командор имеет право отбыть с поста, выставив вместо себя второго помощника, и загрузив все данные в автоматические службы защиты корабля, если близкому ему существу грозит опасность. Вы не смогли защитить Велладу! Не успели вовремя!
Я заметила, что студенты и преподаватели осторожно покидают помещение, стараясь не привлекать к себе внимания. С лица Темнара схлынула краска. Еще недавно оно походило на перезрелый помидор, теперь же чудилось — помидор обваляли в муке. Если раньше помощник напоминал льва, то теперь все больше смахивал на быка, что собирается вот-вот броситься на тореадора. Впрочем, сам «тореадор» выглядел слишком внушительно. Мельнис подбоченился, выпятил грудь и бросил в лицо Темнару:
— Вы имеете право оспаривать особенную женщину у любого соплеменника! Но! В свободное от работы время. И уж если занялись этим делом, то обязаны были защитить Велладу.
Последняя претензия прозвучала с еще более отчетливой угрозой, чем предыдущие. Будто не сориентироваться вовремя и не оказать мне мгновенную помощь — самый страшный проступок из тех, что позволил себе Темнар.
Помощник продолжал бычиться, выпячивать лоб, но молчал, видимо, не находя ответных аргументов. Мельнис четко обозначил права и обязанности сторон и, как выяснилось, действовал он по инструкции, а вот Темнар — нарушил правила.
Не сразу сообразила я, что френы опять темнили. Что еще за «особенная женщина»? Что имел в виду Мельнис под этим термином?
Но едва я задалась вопросом, командор почти выплюнул в лицо помощника:
— Немедленно займите свой пост. Я провожу Велладу до кафе, как разрешает пункт десять двадцать третьего правила. Это так, для порядка, чтобы у вас не возникло соблазна пуститься в возражения. Ти закончит экскурсию по Академии. Марш на место! Или обещаю вам серьезные проблемы по службе! Предыдущий инцидент считаю исчерпанным. И на правах командора списываю ваше нарушение на форс-мажорные обстоятельства. Встречу с особенной женщиной.
Темнар не оценил великодушия начальника. А вот я — да. Было видно — Мельнис действует по велению сердца, от широкой души. Не стремится произвести впечатление, пустить пыль в глаза или выглядеть лучше помощника. Понимает его, даже сочувствует, насколько позволяют эмоции и обстоятельства.
— Мы ведь еще встретимся, в свободное от работы время? — сквозь зубы процедил Темнар. — Например, послезавтра, когда станция минует опасный рубеж и доложит о положении дел в парламент?
Мельнис решительно отдал честь.
— В любое удобное свободное время. В зале для боев. Я весь в вашем распоряжении.
Почему-то вспомнился Илья Муромец после встречи с дАртаньяном: «Вот хулиганье! Чуть глаз проволокой не выколол!»
Настолько в разных весовых категориях были для меня мужчины. Сама не знаю почему. Выглядел помощник вовсе не худощавым, ростом и габаритами не особенно уступал Мельнису, разве что совсем капельку… Но мне почему-то совершенно не верилось, что эту френскую скалу может сдвинуть такой холмик.
Темнар что-то проворчал на родном языке и скрылся в дверях. Мельнис крутанулся в мою сторону. Секунда — и страшное выражение стерлось с лица командора. Он посмотрел виновато и произнес извиняющимся тоном:
— Веллада, простите великодушно за то, что вам пришлось стать свидетелем нашей перепалки. Позвольте проводить вас до кафе и заказать чего-нибудь вкусного, чая на успокоительных травах. Мне жаль, что так вышло.
Он сглотнул, осторожно коснулся руки и вдруг сжал ее горячими пальцами. Настроение командора вновь изменилось быстрее полета пули. Мельнис напрягся, разрумянился, от тела его заструился знакомый жар. Широкий военный шаг — и я почти вплотную прижата к огромному мужскому телу. Командор наклонился к лицу, переступил с ноги на ногу и выдохнул:
— Веллада? Ответьте мне, пожалуйста.
Я суматошно кивнула. С минуту, казалось, наши губы вот-вот встретятся. Мельнис облизал свои, задышал настолько часто и шумно, словно заканчивал бежать марафонскую дистанцию.
Внезапно отступил, тряхнул головой, будто сбрасывал наваждение. С нежеланием выпустил мою ладонь из пальцев, и я ощутила прохладу воздуха, настолько горячим казался Мельнис.
Не говоря ни слова, командор подал мне руку. Я взяла его под локоть, опять не понимая, что происходит, но почему-то доверяя Мельнису ни с того, ни с сего. Мысль о том, что любая нормальная, рассудительная девушка сбежала бы от командора, куда глаза глядят, после первого же его закидона, мелькнула в голове снова. Но я все равно отправилась с Мельнисом.
Мне нравилось чувствовать его рядом, понимать, что с этим мужчиной можно ничего не бояться, даже не опасаться ни капли. Видеть, как он волнуется от моей близости и ощущать, что где-то в животе порхает целый бессовестный выводок бабочек. Ну вот что же такое? Какие бабочки в моем-то возрасте?
Я прошла с Мельнисом половину пути, спустилась на несколько этажей, и лишь потом сообразила, что собиралась спросить. Мда… Похоже, не только у командора проблемы с самообладанием!
— Командор Онил, могу я обратиться к вам с необычной просьбой? — выбрала я один из двух вопросов — самый важный. Я опасалась, что выяснения — кто же такая «особенная женщина» приведут к тому, что Мельнис опять закроется. А то и вовсе — извинится, пожелает хорошего дня и сбежит, перепоручив меня Ти.
Мельнис приподнял бровь и на лице его отразилось такое выражение… даже не знаю… Если бы он сказал сейчас: вы же сами понимаете, я сделаю для вас все, выполню любую просьбу, не зависимо от цены и расплаты… это не стало бы более очевидным. Я сглотнула, чувствуя, как волнение покалывает кончики пальцев, и тепло волнами струится вдоль позвоночника. Не знаю — что беспокоило меня больше — близость Мельниса, его взгляд и выражение лица, что обещали так много или суть собственной просьбы. Только закончила я ценой титанических усилий.
— Вы ведь изучали мое досье. Наверняка досконально. Читали про… сына…
Он кивнул, вдруг сжал мою руку, чуть погладил большим пальцем ладонь и мягко произнес:
— Да, я в курсе.
Слабость разлилась по телу. Страх сделал мышцы ватными. В глазах помутилось.
Что он знает? Вдруг сына давно нет в живых? Вдруг его убили, и дело засекретили по какой-то причине? Вдруг я больше никогда его не увижу? Ни-ког-да… Такое страшное, до черноты перед глазами слово… Сердце от него подскакивает к горлу, а затем бьется как безумное. Останавливается, осознав неотвратимость правды и ее жестокость, и начинает биться иначе. Все в мире меняется после этого слова в адрес близких. Даже если речь просто о разрыве отношений.
Внезапно я осознала, что многие годы пребывала в некой прострации, почти чувственной коме, но продолжала надеяться. Верить, что сын жив, что встречу его — когда-нибудь обязательно. Нога подвернулась, и я бы полетела вниз, если бы не Мельнис Онил. Он подхватил на руки и легко пробежал последний лестничный проем, будто я вообще ничего не весила. Мощная мужская грудь возле моего лица ходила ходуном, прямо под ухом неровно билось большое сердце инопланетника. Так билось, будто Мельнис уже не марафон бежал, а делал кросс по пустыне, в водолазном костюме и ластах.
Смех смехом, но он так волновался… Из-за чего? Потому что держал меня на руках или вопрос оказался настолько животрепещущим?
В кафе мы, конечно же, не отправились. И, слава богу. В висках пульсировало, я нервно прижималась к груди Мельниса, безотчетно ища его поддержки. И получала ее.
— Веллада, успокойтесь. Сейчас, сейчас.
Поначалу я даже не сообразила, куда же мы направляемся. Но спустя несколько минут и несколько коридоров, очутилась в большой, просторной каюте, за кухонным столом из синего сверхпрочного пластика.
Мельнис разместил меня и метнулся в комнату. Я слышала только возню, после которой он появился в дверях с бокалом желтоватой жидкости.
— Выпейте, — командор перегнулся через весь стол и протянул мне граненый сосуд. Ненавязчивые лучики светильников на потолке очерчивали узоры на новомодном сверхпрочном стекле. Впрочем, именно такое не выдержало удар силового поля в Академии. Кажется, четвертую волну…