Совершенно некстати вспомнился особый возраст Мельниса. Стало не по себе, смущение накрыло, заставило щеки гореть, а взгляд искать нечто суперважное в уже закрытых файлах и папках.
Командор застыл на пороге, с трудом переводя дыхание. Я ждала, внутренне леденея. Уж слишком взволнованным выглядел Мельнис. Я боялась обвинений, возмущений, справедливых упреков. Командор имел право, ведь я влезла в его личные данные. Мне даже возражать не хотелось. Я подготовилась к лавине гнева, попыталась вообразить себя на месте Мельниса, когда тот обнаружил, что в личные файлы влезли без спроса. Захотелось кого-нибудь убить. Подумалось, что у Мельниса сейчас и так нервы на пределе… Гормоны ударяют в мозг, порождая новые, неконтролируемые эмоции…
Командор в два шага пересек комнату, приостановился, взял за плечи, осторожно подтянул к себе и вдруг произнес:
— Веллада? А вы вообще в курсе — сколько времени?
Вопрос настолько застал врасплох, что я несколько секунд просто моргала, глядя в возбужденное лицо командора. Затем покосилась на монитор. Ух, ничего себе! Одиннадцать! Я, что, столько времени тут все изучала, систематизировала, укладывала в голове?
Мельнис коснулся моего подбородка горячими пальцами, заставив встретиться с ним взглядом.
— Веллада. Нельзя себя так перетруждать. Поймите же! Мы живем в полувоенном режиме. Случись что непредвиденное — каждый должен оставаться в форме. Ни в коем случае не перенапрячься. Мало ли. Ну вы же не на Земле, где вечно работают до потери пульса!
Он возмущался так умильно и с такой заботой в голосе, что захотелось срочно чмокнуть командора в щеку. Забыть, что передо мной начальник: суровый воин, зрелый мужчина. Просто обнять, прижаться и поцеловать за такое участие и бережное отношение.
Мельнис говорил еще с минуту, затем осекся и вгляделся в мое лицо:
— Вы уже меня не слышите? — уточнил с оттенком горечи в голосе. — Ну хоть поняли основную мысль?
Я кивнула. И пока его настрой не изменился, столь же резко, как раньше, решилась задать вопрос.
— Ппростите… А вы были в своей каюте? Включали компьютер?
Лицо командора резко посветлело. Он улыбнулся одними уголками губ и посмотрел так… Так смотрит мама на малышку-шкодницу, что надевала взрослые туфли на каблуках, мамины платья, украшения, а потом впопыхах запихала все по ящикам.
— Да, все видел и компьютер тоже, — усмехнулся Мельнис совсем по-доброму. — Не удержались, понимаю. Ну и что нашли интересного? — на долю секунды в глазах его промелькнул страх.
Я всмотрелась в лицо командора, не решаясь задать вопрос. Мельнис окаменел, мышцы вздулись буграми, на лице выступил нездоровый румянец, на шее — розовые пятна. Синий взгляд гипнотизировал, как никогда прежде.
— Эм… Я видела снимок военного, в форме агента спецслужб…
Лицо Мельниса после моих слов походило на лицо пленного партизана, которого пытают фашисты. Выдергивают ногти, обливают ледяной водой на тридцатиградусном морозе, кладут на живот включенный паяльник… Командор прикусил губу, отвел взгляд и какое-то время казалось — ответа не получу вовсе. Но затем френ выдохнул и отмахнулся:
— Веллада. Дайте мне неделю. Я уже занялся проблемой, вопросом… Потом я вам все расскажу. Обещаю, — с непривычной для военного горячностью произнес командор. От него снова исходил этот жар, будто тело Мельниса нагрелось до предела. Мощные мышцы, казалось, вот-вот разорвут синюю униформу в клочья. Еще никогда френ не выглядел настолько диким, необузданным. Вспомнился его особенный возраст, и я начала понимать, насколько сложно командору справляться с эмоциями, порывами, чувствами. Мельнис привычно окаменел, только кулаки сжимались и разжимались. Приблизился уже вплотную и наклонился к лицу. Я опять думала, он поцелует. Наши губы почти коснулись друг друга, командор задышал так, будто бежал в гору уже не один час, да еще с тяжеленным рюкзаком наперевес. Я замерла, в ожидании действий Мельниса. Представлялось странным и даже непривычным целоваться с мужчиной, которого знала всего пару дней. Но мне хотелось этого. Еще никогда прежде не возникало такого сильного желания попробовать на вкус губы инопланетника: сейчас вызывающе алые, чувственные, чуть припухшие. Мельнис медлил, минуты капали, виртуальный монитор мигал за нашими спинами. Тишина окутала защитным коконом, отрезая нас от враждебного мира. Наконец, командор отстранился с заметным усилием, отступил еще и еще и произнес очень хрипло, едва дыша:
— Простите, Веллада, я замечтался. Я провожу вас в каюту. Компьютер выключится сам. Как и мой, когда… — он усмехнулся, немного грустно, но не продолжил. — Вам надо отдохнуть. Мало ли какие неприятности ожидают нас после силовой бомбы. Кожей чувствую, грядет что-то нехорошее. Если бы не это… — сверкающий, лихорадочный взгляд синих глаз. Такой, что ни оторваться, ни сглотнуть, ни прервать зрительный контакт. Такой, что хочется прижаться к этому мужчине, поцеловать, развеять все сомнения. Мельнис осекся, тряхнул головой, будто сбрасывал наваждение. — Мы должны быть готовы ко всему. Поэтому вам следует отдыхать и не перерабатывать ни в коем случае. Кабинет уже настроен на ваше ДНК, как и все секретные помещения, вотчина ректора. Никто не войдет и не выйдет, если вас нет на месте.
— А-а-а? — захотелось задать вопрос. Мельнис уловил направление моих мыслей, отвел глаза, выдохнул, будто каждый глоток воздуха давался ему с огромным трудом. Конечно! Он же оставил меня в капитанской каюте. Одну, без владельца помещения. Но как?
Командор взглянул в глаза вновь — так смотрит приговоренный к казни на своего палача. Настаивать на ответе мгновенно расхотелось. Я начала понимать, без слов и объяснений цепочку рассуждений командора. Он не хотел и не мог покинуть пост в столь смутное для Союза время. Не зависимо от личных проблем и особенного возраста. Интуиция военного, что прослужил немало лет на стратегически важных объектах и участвовал не в одной боевой операции, подсказывала Мельнису — впереди неприятности. И он готовился защищать страну до последнего. В то же время, командор не мог отказаться и от меня. Но планировал беречь до последнего. Все вместе вызывало такое уважение, на грани полного доверия, симпатию, что мне снова захотелось обнять Мельниса, утешить его и поддержать.
Но я отлично понимала, что так лишь раздразню перевозбужденного френа. А ведь нас еще ждут уроки танцев. Завтра, наедине. Ладно, хоть вальс, а не танго, где тела порой переплетаются почти как в постели и движения временами больше похожи на страстное слияние.
Чем же так насолил Дареллу Мельнис? Землянин ведь точно знал, каково придется командору. И, зуб даю, он в курсе — что сдерживало френа. То, о чем Мельнис не мог говорить. Я чувствовала это. Будто каждый взгляд, каждый жест командора рассказывал о стене между нами. Препятствии со стороны Мельниса. По законам своего народа он имел право либо предложить мне контракт на интим, и больше никогда не претендовать на руку и сердце, либо ухаживать уже всерьез. Командор воздерживался от активных ухаживаний, но четко давал понять, что планирует их. Все время намекал на какую-то весомую причину, но не называл ее.
Проклятье! Если бы не особенный возраст Мельниса, мой дар эльвеи, я попыталась бы настоять на своем. Но видела, ощущала, что командор едва держится. Какие мысли сейчас бродили в его голове, какие эмоции будоражили? Я и предположить не могла. Только понимала, что еще немного — и самоконтроль, выдержка, натренированная годами службы, изменят Мельнису. Мундир безупречной военной выправки вот-вот треснет, как и форма капитана станции от натяжения могучими мышцами френа. Под плотным слоем цивилизованности, воспитанности, культурности, раса Мельниса скрывала дикое нутро. Бешеные эмоции, которые с трудом контролировались разумом, гормональные бури, что превращали мужчин почти в самцов. Наука помогала им, изобретала препараты, что облегчали состояние. Но военным, вроде командора приходилось справляться самим. Как и в далекие времена…
Я знала, что Мельнис скрывает нечто важное, но отступила. Вопрос прилип к языку, слова перекатывались на нем, но не хотели срываться.
Командор выпустил из груди воздух — казалось, кашалот выдыхает остатки воды из своего носа-дырки. Такой мощный, натужный звук издал Мельнис. Постоял немного, попытался улыбнуться, сгладить неловкое молчание, что нависло над нами гильотиной сомнений и недоговорок. Френ подал мне руку, и в этом жесте было все. Просьба о доверии, обещание никогда не переступать черту, как бы тяжело не пришлось и что-то еще. Такое, что сердце подпрыгнуло к горлу и замерло, словно заговоренное.
— Позвольте мне проводить вас, Веллада. Обещаю еще раз. Через неделю, максимум полторы, я все вам расскажу, разрулю ситуацию. Так или иначе. В любом случае, — по лицу Мельниса прошла тень. — Как бы то ни было, прошу вас, не принимать ухаживаний Темнара. К обещанному сроку я в любом случае буду претендовать на вас… как на потенциальную спутницу жизни. В любом случае, — он поджал губы так, что те посинели и посмотрел так, что сомнений не осталось.
Командор принял какое-то решение. Я собиралась сказать, что еще сама не уверена, кто симпатичен и стоит ли начинать отношения. Хотела поведать, что уже очень давно не соглашалась встречаться с мужчиной и крепко подумаю — стоит ли. Это вам не любовная связь, как со многими прежде. Это обязательство. Для меня так точно. Но Мельнис смотрел так, что слова опять застряли в горле. Я чувствовала, что не время и не место вываливать на командора сомнения и объяснения. Лучше подождать, дать ему успокоиться.
Не знаю — правильно ли поступала, честно ли. Но сил на выяснения не хватило, смелости тоже. Я не понимала — на что способен Мельнис в его нынешнем шатком состоянии. Глаза командора все еще сверкали, как две синие лампочки, губы оставались алыми, припухшими, тело — напряженным. Френ посмотрел на свою открытую ладонь, напоминая — чего просил от меня. Я подала руку, и снова почудилось — для Мельниса этот жест значит намного больше, чем для меня самой.